Мигель резко подался вперед и поцеловал.

— Давай я тебя помою. Можно?

— Зачем?

— Потому что я хочу, и потому что хочу везде тебя полапать, — Мигель насмешливо на него глянул.

Олдридж фыркнул.

— Если это доставит тебе удовольствие. Такое ощущение, что ты самый надоедливый из всех моих студентов.

Мигель взял мыло, вспенил его и медленными ласкающими движениями намылил грудь Олдриджа.

— Я твой любимый студент. Признай.

— Уж точно, единственный с кем я принимал душ.

— Рад это слышать, — Мигель глянул на него, в глазах плясали смешинки. — Я намерен, оставить это неизменным, — он снова поцеловал Олдриджа. — И делить тебя ни с кем не стану, без разницы насколько низкая у них успеваемость. Ты — мой. Мой Профессор. Остальные пусть ищут собственных, — грациозно опустившись на колени, он намылил ступни Олдриджа, поднялся выше по ногам к паху, уделив ему больше внимания.

Олдридж опустил взгляд на склоненную спину Мигеля, его темные влажные волосы: фантазия ожила. Сердце в груди профессора затрепетало.

— Я люблю тебя, — сказал Олдридж и тут же захотел зажать рот ладонью и вернуть слова обратно. Слишком рано. Мигель слишком молод. Олдридж слишком стар. Даже если все это игнорировать, их отношения были совершенно неуместны. — Прости, — неубедительно добавил он.

Мигель поднял голову и посмотрел на него: темные ресницы слиплись от воды, а глаза расширились от удивления.

В груди Олдриджа ухнуло. Следовало держать рот на замке. Он попытался дать задний ход.

— Прости, — снова повторил он. — Я не хотел...

Мигель с небрежной грацией, которой Олдридж никогда не обладал, поднялся на ноги. Каждый мускул парня был красиво очерчен. Никто настолько идеальный не может хотеть его, Олдриджа. Точно не на всю жизнь. Точно не слишком долго. Все голоса из прошлого шумом раздались в его голове, сталкиваясь и друг друга опережая, стараясь напомнить о себе первыми. Олдридж, ощутив слабость, прислонился к прохладной плитке и позволил всем голосам омыть себя, как горячим струям душа.

Тим, вылетевший из спальни Олдриджа, потому что тот не мог расслабиться. Оба потеряли эрекции при попытке заняться сексом:

«Со мной такое не пройдет. Ты просто дырка, куда я могу засунуть свой член, но и с этим ты нормально справиться не можешь? Это не любовь, Ол, и уж точно, мать твою, не долбанная сказка. С чего ради, я должен провести свою жизнь рядом с настоящим фригидным мудаком? Я еще слишком молод, чтобы застрять с тобой на вечность».

А потом Уэсли и его шепот в мужском туалете:

«Я хочу с тобой трахаться, Олдридж, а не встречаться. Боже упаси! С чего это вообще тебе в голову пришло? С такими, как ты, серьезные отношения не заводят. Такие, как ты, просто напрашиваются на то, чтобы их сломали, и я с удовольствием это сделаю. Я разорву тебя на части и заставлю выть мое имя». Ладонь облапала его задницу и больно стиснула. «Ты же этого хочешь. Меня хочешь». Ладонь попыталась нырнуть под пояс брюк, но Олдридж отпрянул. «На место вернулся. Какого хрена ты так смотришь? Маленький фригидный сучонок. Сам еще прискачешь обратно, и я заставлю тебя об этом умолять».

Ушедшие годы, как и мужчины, которых хотел Олдридж, но которые не хотели его, промелькнули перед его глазами. Недоверчивый смех Брэндона, прозвучавший громче музыки в баре. Презрение Чэда, ползущее по коже Олдриджа, на том ужасном свидании. В старших классах Майк, ухмылявшийся ему в лицо и лапавший его задницу, пока никто не видел. И Тео: он так сильно толкнул Олдриджа в шкафчики, что тот заработал сотрясение мозга и очнулся на полу школьного коридора со спущенными до самых лодыжек штанами и бельем, выставленный на всеобщее обозрение.

Но до всех этих мужчин была тетя Гейл, отталкивавшая его снова и снова, пока Олдридж не прекратил попытки заслужить ее любовь:

«Олдридж, я никогда не хотела детей. И никогда не думала, что предстоит растить тебя. Твоим родителям стоило выбрать другого опекуна. Не могу дождаться, когда ты станешь совершеннолетним, и я обрету свободу. Наконец, смогу вернуться к нормальной жизни».

Олдридж закрыл глаза и попытался вдохнуть. Как только он снова обретет способность двигаться, немедленно покинет душ. Нужно одеться. Нужно...

— Эй, papi. Открой глаза. Посмотри на меня, — Мигель смотрел обеспокоенно. — Боже. Но не таким же взглядом. Блин. Клянусь, я просто удивился, вот и все. Не отдаляйся от меня. Посмотри на меня, Олдридж. Посмотри в мои глаза. Я очень надеялся, что однажды мы дойдем до слов «я люблю тебя». Но даже не предполагал, что это случится сегодня. Это ведь замечательно.

— Правда? — Олдридж старался не пускать в голос надежду.

— Правда, — подтвердил Мигель. — Потому что я тоже тебя люблю.

Олдридж, не сдержавшись, нахмурился.

— Ты так сказал, чтобы мне стало лучше.

Мигель фыркнул.

— От минета тебе станет лучше. «Я люблю тебя» — немного посерьезнее. С таким я не шучу.

— Несмотря на то, что я мужчина.

— Да, papi. Как оказалось, мне очень нравится идущий бонусом член. Согласись было бы очень неудобно, если бы оказалось иначе. Но это так, я люблю член. Особенно твой, так что замечательно, что он у тебя есть. Окей?

Олдридж чувствовал, как надежда коварным путем пыталась пробраться в его грудь.

— Ты не забыл, что я слишком стар?

— Перестань. Это не так. Ты — el loco, и к счастью для тебя, мне это тоже нравится. Все. Каждое твое необычное предпочтение — я это все люблю. Вот прям все. Но не фистинг, наверное. Если, конечно, я не буду пьян. В сопли.

Олдридж во все глаза уставился на Мигеля.

— Ты хочешь заняться фистингом?

Мигель моргнул.

— Нет? Не совсем. Хотя? — он покачал головой. — Я лишь хотел сказать, что хочу стать тем, в ком ты будешь нуждаться, а ты, по-видимому, считаешь себя этого недостойным. Потому что ты тоже мне нужен, pendejo⁴⁷.

Олдридж смутно припоминал, что «pendejo» — это вроде как оскорбление какое-то, что-то с тупостью связанное. И, наверное, Олдридж это заслужил, чтобы это слово ни значило. Но в остальном Мигель ошибался.

— Я тебе не нужен. Нет, — Олдридж, словно песка наглотался, хотя в душевой было очень влажно от пара.

Мигель ударил его в грудь. Не больно, но внимание его привлекло.

— Нужен, раз я так сказал, и докажу это. Во вторник я схожу в клинику и сдам анализы. Твои последние анализы в порядке, и мы знаем, что ты здоров. А потом, когда придут и мои отличные результаты, презервативы нам больше не понадобятся. Ты сможешь кончать в меня. Ты будешь кончать в меня. Я так сильно этого хочу, papi. Мне это нужно. Мне нужен ты, мать твою, — для пущей убедительности он ткнул Олдриджа в грудь.

Олдридж закрыл глаза. Он не мог больше смотреть на искреннее лицо Мигеля.

— Твою ж мать, — пробормотал профессор, не понимая к кому или к чему конкретно обращается. Наверное, к Вселенной в целом. Мигель предлагал ему нечто столь драгоценное, что это страшило Олдриджа. Он отчаянно желал любви Мигеля, и в тоже время невероятно боялся, что каким-то образом в итоге того подведет. Олдридж сам по себе был с дефектом. И что будет, когда Мигель это поймет и тоже его бросит? Олдридж не знал и очень боялся это выяснить.

— Ты мне доверяешь? — спросил Мигель. — Хотя бы попытаться можешь? Ты ведь меня любишь? Лучше бы, конечно, это было правдой, потому что ты так сказал, и свои слова я тебе забрать не позволю, — он дождался от Олдриджа кивка. — Ага. Отлично. Это же офигеть какое чудо, да? Ты и я, полюбили друг друга одновременно. Это настоящий приз. Ты должен мне доверять, чтобы не испортились отношения. Поверить в то, что я буду тебя защищать. Всегда.

Мигель нежно поцеловал Олдриджа. Поцелуй был и обещанием и вопросом, превратившимся в сладкое давление и влажный жар.

Понимая, что уже попался, Олдридж сдался.

— Я постараюсь тебе верить.

— И в это тоже, — Мигель жестом указал на них. — В это поверь.

Олдридж кивнул.

— Хорошо.

— Bueno, — Мигель, взяв Олдриджа за плечи, развернул обоих. Удивительно, что они не потеряли равновесие и не упали. — Теперь моя очередь. Ты моешь меня.

— Какая честь, — сухо произнес Олдридж, заставив Мигеля фыркнуть. Но это честь. Настоящая. Что Олдридж изо всех сил старался заслужить.