Глава 9

Выползла я из кабинета, когда на улице уже начало смеркаться. Выйдя наружу, увидела, что то, что мне из окна казалось небольшим дождиком, на самом деле было настоящим ливнем.

Прыгая через огромные лужи и целые реки, с которыми, как всегда, не справлялись ливневки, я, изрядно вымокнув, добралась до машины. Но только для того, чтобы понять после десятка неудачных попыток, что сдвинуть ее с места мне не светит. Головная боль, скопившиеся за день злость и досада сжали горло и подступили жгучей влагой к глазам. Да что же, к такой-то матери, за день у меня сегодня!

Вернувшись в офис, похожая уже на мокрую курицу, я, помявшись с минуту, все же озвучила свою проблему парням из охраны. Как ни странно, но они были почти рады заняться хоть чем-то, кроме бесконечного слежения за мониторами, в которых ничего и не думало происходить. Попросив у меня ключи, двое из них практически помчались в темноту парковки с фонариками наперевес.

– Вы присаживайтесь, согрейтесь! – сделал широкий приглашающий жест третий, чуть постарше остальных, не прекращая при этом откровенно пялиться на мою грудь. – Кофе хотите?

– Нет, спасибо! – Я уселась в кресло в холле, самое удаленное от его рабочего места, и с чрезмерным вниманием уставилась на висящий на стене большой плоский экран.

Похоже, в офисе уже вообще никого не осталось, и мысль о том, что я нахожусь в этом здоровенном здании наедине с тремя охранниками, казалась почему-то пугающей. Очень странно, потому как разве не обязанность охраны внушать окружающим чувство безопасности? Не знаю уж почему, но я защищенности точно не чувствовала. Наоборот, короткие взгляды, которые кидал в мою сторону оставшийся секьюрити, жутко напрягали меня, до такой степени, что на теле волоски вставали дыбом, и так и хотелось передернуться.

По телевизору шел какой-то новостной выпуск, и я рассеянно пропускала сквозь себя видеоряд, пока что-то не царапнуло странным образом, заставляя сосредоточиться на картинке и звуке.

–…Следователи пока не дают комментариев и никак не классифицируют случившееся в коттедже Аляны Винеску, хорошо известной в определенных кругах. Женщина позиционировала себя как потомственную ворожею и гадалку, а также бралась за целительство и заявляла о способностях ясновидящей. – Корреспондентка стояла у высокого глухого кирпичного забора, на котором в качестве дополнительных, совершенно излишних и даже нелепых украшений виднелись вмурованные, видимо, еще при строительстве причудливые кованые знаки. Из-за забора поднимался столб дыма, а мимо сновали люди в полицейской и пожарной форме. Я, нахмурившись, уставилась на экран и терла висок, выуживая из памяти, где я видела такой дурацкий забор. Ну! Ну же! Ах, вот оно! Сколько помню, каждую неделю мы с мамой ездили к какой-то ее знакомой. Не знаю, правда, зачем, и саму знакомую не помню, потому что забор был обычно последним, что я видела. По дороге меня вечно начинало клонить в сон, и просыпалась я всегда, уже когда ехали назад. Воспоминание было размытым и почему-то дискомфортным. После этих поездок я была разбита, и у меня болело все внутри. Такая противная распирающая боль, как будто твоим легким, сердцу и прочим органам тесно, и они норовят разорвать сдерживающую их оболочку из плоти. В общем, приятного в том, что я вспомнила, было мало. Усугублялось все еще и тем, что после последней поездки мама стала вести себя со мной холодно и даже агрессивно. Едва мы вошли в квартиру, я поняла, что она очень зла. Когда я попыталась поговорить, она впервые в жизни заорала на меня, сжигая на месте уничтожающим взглядом.

– Ненавижу тебя! – кричала она, и я, не понимая, что происходит, просто пятилась от нее. – Ты разочарование! Бездушное чудовище! Сколько бы я ни билась – ничего с этим не поделать! Я столько сил потратила, всю себя вложила, но, видно, это твоя вина, что ничего не вышло! Не смей ко мне никогда больше подходить! Не смей заговаривать со мной!

Я смотрела на нее в шоке, не узнавая самого близкого и родного человека на свете в этой разъяренной фурии. Мне было страшно, больно и при этом безумно жаль маму, потому что она в этот момент выглядела не столько взбешенной, сколько изможденной и отчаянно разочарованной. Глубокие темные тени залегли под глазами, лицо осунулось, кожа потеряла свое здоровое сияние, а руки дрожали. Она, оттолкнув меня, ушла в свою комнату и заперла дверь. Я, испуганная и растерянная, позвонила отцу, и он велел вызвать доктора. Когда пришел врач, мама не открыла дверь и кричала, чтобы мы все убирались. Больше живой я ее не видела.

– Думаете, мы, простые охранники, вам, таким фифам, не ровня? – Я охнула и едва не подскочила от голоса почти над самым ухом. Как я могла так задуматься и пропустить, что третий охранник подошел ко мне почти вплотную?

Попыталась развернуться, но тут сильная потная рука обхватила шею, вжимая меня обратно в мягкое кресло. Мужчина наклонился надо мной, перегибаясь через спинку, и гадко ухмыльнулся.

– Какого черта! – возмутилась я и рванулась, но рука на горле сжалась сильнее. Следов не будет, но дискомфорт уже ощутим.

Сердце сорвалось в безумную скачку, а каждая мышца тела напряглась в протесте.

– Что, думаешь, ты слишком хороша для того, чтобы даже глянуть в мою сторону, заносчивая сучка? – прошипел он, пахнув несвежим дыханием.

Я выдохнула, стараясь привести свои мысли в порядок, и посмотрела в его наглые желтовато-зеленые глаза. В конце концов, мы в офисе, здесь камера, за дверями двое его коллег. Ничего ублюдок мне не сделает.

– Руки убери, урод! Завтра же ты не только на улицу вылетишь, но и под суд пойдешь за домогательства! – старалась говорить так уверенно, как только могла.

– Да что ты! – глумливо фыркнул он и вдруг сильно сжал второй рукой мою левую грудь сквозь ткань блузки. – А в чем будет состоять суть твоих претензий? Камеры сюда не направлены, тут слепая зона, звука на них нет вовсе. Поэтому я могу не только лапать тебя, сколько вздумается, но и перегнуть и оттрахать. И можешь бежать в полицию и жаловаться, но у тебя не будет никаких доказательств. Замаешься бегать и унижаться. В полиции тоже, знаешь ли, мужики работают, и они знают, что таких заносчивых сук надо трахать во все щели, чтобы помнили, что мужики в этой жизни главные, и знали ваше бабское место.

Ублюдок сжал сосок так сильно, что я не смогла сдержать болезненного вскрика, и на глаза навернулись слезы. Но первый шок уже прошел, и поэтому я вцепилась в его руку своими, стараясь вогнать ногти поглубже.

– Пошел на хер, скотина! Ты жалкий придурок и неудачник, а не мужик! Нормальному мужику никого не надо унижать и принуждать. И уж точно пугать не нужно, чтобы внимание привлечь. А на такого огрызка, как ты, я бы и под страхом смерти сама бы не повелась!

Он, вместо того чтобы отпустить, еще сильнее сжал мою плоть. Настолько, что вскрика я уже не смогла сдержать.

– Дура, думаешь, мне вообще согласие требуется? Все вы шлюхи, только корчащие из себя недотрог. А засади пожестче и поглубже, уже извиваетесь и стонете, готовые на все!

– Убери свои лапы от меня и кончай смотреть порно круглые сутки, дебил! От него у тебя вместо мозгов каша! – Я махнула рукой, пытаясь ударить его в лицо или хоть располосовать его ногтями, одновременно рванулась, уже не щадя себя.

Отпустил он меня так же неожиданно, как и схватил, и я просто рухнула вперед на колени, и в следующую секунду с улицы вошли остальные охранники.

– Еще поболтаем, будь уверена, – тихо процедил мерзавец через плечо, спокойно направляясь к своему месту за мониторами.

Парни замерли, с удивлением взирая, как я поднимаюсь на дрожащие ноги.

– Анна Викторовна, похоже, у вас стартер навернулся, и сегодня машина точно не заведется. – Я едва понимала слова из-за грохота крови в ушах. – Давайте мы такси вызовем, там дождь закончился, но лужи по колено!

– Не… – горло не слушалось, и мне пришлось несколько раз сглотнуть, при этом я столкнулась с насмешливым взглядом домогавшегося мерзавца. – Не надо. Я пройдусь до проспекта и поймаю его сразу там!

Я буквально задыхалась и просто пронеслась мимо этих двух парней, даже и не вспомнив о ключах от машины.