Тень поднялась со дна реки. Без воды тень оказалась плотной. Лысая голова, блестящие глаза и беззубая улыбка. Кавано был во сне.

Резкий треск пронзил небеса, и моя правая рука вспыхнула болью.

Река, Черная Жемчужина и все резко застыло, а потом ускорилось, словно произошел сбой в проигрывателе фильма. Мир закружился пьяным калейдоскопом, и я снова оказалась на коленях в реке, Аисака пахла скисшим арбузом, пропитывала мои штаны, хвост Черной Жемчужины с силой обвивал мое запястье.

Тоджо держал меня за другую, пылающую от боли, руку обеими ладонями и беспощадно.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

— Не нужно было ломать ее руку, — прозвучал за мной голос Кена.

«Осторожно», — шептала Кои-борец, но я не слушала. Я была слишком занята, предплечье пронзал огонь осколками, кожу покалывало от шока и отрицания, легкие были как скомканные салфетки.

Тоджо отпустил мою руку.

— Боль — надежный способ отвлечь баку, пожирающего сон, — я прижала руку к груди, ослепленная слезами, тяжело дыша от огня, поднимающегося к плечу, задевающего мое сердце от малейших движений.

Я обжигалась, чуть не потеряла палец от острого ножа папы, меня жалили пчелы, я ощущала агонию ледяного голода Дзунуквы, меня резал кинжалом Мангасар Хайк. Но вся эта боль меркла по сравнению с этой. Эта боль пронзала, была невероятным шоком. Терзала меня.

Мужчина зло говорил со старинными словами, на перевод которых у меня не было сил, люди шумели водой в реке. А потом кто-то схватил меня за талию, задел мою руку, и крупица сознания во мне поняла, что меня оттаскивают из воды от Черной Жемчужины.

Тоджо пыхтел мне на ухо, пока тащил меня на скользкий берег, где стоял Кен, руки были связаны за его спиной, его удерживала принцесса-стюардесса. Мрачного вида Пон-сума в клетчатой пижаме был отвернут от Кваскви, который не двигался под сетью.

«Он не может улететь. Плохо дело. И рука ужасно болит».

— Ты справишься с Черной Жемчужиной? — сказал Тоджо кому-то в реке поверх моей головы.

— Дайте хоть осмотреть ее руку, — сказал Кен.

— Это было бы дипломатично, — добавил Кваскви.

— Вы нарушили клятвы. Вас поймали. Дипломатия не работает, — Тоджо сплюнул. — И нам нужно разобраться с Вестником.

— Она нужна нам в сознании, — сказал мужчина в реке. Кавано. Я прищурилась от слепящего солнца, отражающегося от воды. Как во сне, Кавано стоял по пояс обнаженный в воде, лысая голова блестела, ниже шеи была зеленоватая мешковатая кожа. Как его звал Кен? Старым засушенным каппой. Но теперь он сухим не был. Река была его владениями, и его магия каппы вмешалась в реку даже во сне Жемчужины.

— Где Юкико-сан? — Тоджо схватил мой мокрый воротник и тряхнул, чтобы я встала. Меня тошнило от движения частей руки, которые должны были быть целыми, я сжала губы. Сволочь. Он встряхнул меня еще раз.

— Не знаю, — выдохнула я. — Я не знаю!

Пон-сума указал пальцем на землю перед Кваскви.

— Оставайся тут, — сказал он. Кваскви под сетью подмигнул, дуя губы, и сцепил ладони за спиной. Пон-сума открыл аптечку, которую держал под рукой, подошел и поклонился скованно Тоджо. — Позвольте.

Тоджо посмотрел свысока на него, показывая, что не доверял Пон-суме, но отпустил мой воротник. Что тут делал Пон-сума? И где Бен и остальные?

И где Юкико?

Пон-сума вытащил огромный шприц, который использовал давным-давно на папе.

«Япония ведь страна милого и минимализма. Почему шприцы тут как для лошадей?».

Он вонзил шприц в запечатанный флакон и наполнил его. Лекарство хотя бы не мерцало зеленым в этот раз. Я вздрогнула от его осторожного прикосновения, когда он закатал мой рукав. Тоджо недовольно фыркнул. Игла уколола меня, и теплое облегчение полилось по моим венам, расслабляя мышцы, напряженные от ужаса, железная клетка на легких таяла. Я криво улыбнулась Пон-суме.

Кен сел на пятки, словно закончил бой. Он перегибал. Я была в порядке. Все было в порядке! Мне нравился шприц Пон-сумы.

— А теперь, — сказал старик в реке, — где Юкико-сама? Черная Жемчужина не будет тихой долго.

Я рассмеялась.

— Не подходи ближе, — предупредила я его. Ой, похоже, на английском. Кавано знал английский? Кавано был в опасной близости к тому, чтобы раскрыть, был ли он голым ниже пояса.

Штаны Тоджо зашуршали, он хотел снова схватить меня за воротник. Кто-то зарычал, тихий звук говорил о гневе, грозящем вырваться за край, о желании пролить кровь. Это был приятный юноша, с которым пытался завести отношения Кваскви. Я быстро заморгала, утреннее солнце блестело золотым на рыжей краске его волос. Если в вашем стиле были парни с мышцами пловцов, то он был довольно милым. Но сейчас он не был милым. Было опасно рычать на Тоджо.

— Хороший мальчик, — сказала я. — Хороший.

Один из черных костюмов Совета появился внезапно.

— Тоджо-сама, — сказал он. Его волосы были в виде шипов, как у Кена в Портлэнде. Я вздохнула. В Портлэнде было куда проще. Теперь все было сложным. Даже Кен! Я должна была переживать за Кена, но не помнила, почему. Я была слишком занята, глядя на плечи Кена. Это было куда приятнее, чем Пон-сума.

— У тебя мокрые колени, — сказала я черному костюму на английском. Мысли путались, и я не могла вызвать в себе японский. Тоджо напыщенно кивнул. Черный костюм шумно сглотнул. Ох, кто-то был в беде.

— Мы нашил Юкико-сама.

Кавано напрягся, гнев сделал его тело похожим на склизкого лысого человека.

— Как банановый слизень, — сказала я. Никто не смеялся.

Кен посмотрел на меня с тревогой.

— Милые мальчики не должны переживать, — сказала я ему. Тоджо повернулся и пошел за Костюмом по берегу реки к примятым камышам.

— Если Юкико пострадала, тебе не будет прощения.

— Это не его вина, — объясняла я Кавано. Мои губы казались тяжелыми, и хоть я пыталась использовать серьезный и официальный японский, голос звучал высоко, как у Суперкрошки. — Она хотела умереть.

Кавано поднял руку, направив ее на меня.

«У него ладони как у лягушки. Почему я не заметила раньше?».

— Врешь, — он бросился. Я зажмурилась.

«Что-то не хочется смотреть на бананового слизня ниже пояса!».

Через миг, который все гневно кричали и истерики, я поняла, что меня никто не схватил и не ударил. Я осторожно открыла глаз. Передо мной стояла принцесса-стюардесса.

— Сэр, — сказала она. И тревожнее добавила. — Сэр! Черная Жемчужина!

— Змеюшка, — объяснила я, и Кавано повернулся к реке. Голова Черной Жемчужины поднялась из воды, металась, словно от жестокого сна. Кавано рявкнул приказы другим черным костюмам рядом с ней. У кого-то были проблемы с управлением гневом. Он скользнул под воду без ряби. Жуть. Я поежилась. Вода вокруг Жемчужины забурлила, словно в реке появились пираньи.

— Как долго она будет такой? — услышала я вопрос Кена.

— Должно пройти через час. И ей будет еще больнее. Ей нужна Мидори, — ответил Пон-сума. Глупые. Черная Жемчужина не испытывала боль, она просто не хотела уходить с банановым слизнем.

— Ладно, Хераи-сан, пора проехаться в лимузине Совета, — поймала меня за локоть принцесса-стюардесса.

— Это не мое имя, — сухо сказала я.

— Да, — сказала принцесса-стюардесса. — Я знаю твое имя. Не соблазняй использовать его.

— Если ты даже…

— Тихо, — она перебила Кена. — Можешь пойти по своей воле и защитить свою девушку, или Тоджо принесет тебя позже.

Грузовик Кена оказался у берега реки, его переместили черные костюмы. У них были одинаковые прически с шипами. Им дали скидку на мусс для волос?

— Эй! — крикнул Кваскви. — Тут опасный иностранец. Мне не нужно поехать на лимузине? — он оскалился в сторону Пон-сумы. — С личным стражем, конечно.

Кваскви был забавным. И он не был таким хмурым, как Кен. Пон-суме стоило попробовать кусочек. О, мне нравилось видеть их как пару.

Принцесса-стюардесса нахмурилась.

— Кавано-сама не хочет вовлекать тебя во внутренние дела Совета, — Пон-сума снял сеть с Кваскви.

— Ясное дело, — сказал Кваскви. — Так я могу идти?

Принцесса-стюардесса кивнула. Кваскви пропал в следующий миг, на его месте была синяя сойка, которая вылетела из-под сетей раньше, чем они упали на землю. Я радостно захлопала.

— Вот! — сойка полетела к небу, описала круг со злым воплем и бросилась вниз, опустилась на плечо Пон-сумы, пошевелив крыльями так, словно кланялась.

Пон-сума посмотрел на сойку, закатил глаза и вернулся к готовности.

Крики черных костюмов на краю реки привлекли общее внимание. Бурлящая вода отталкивала Черную Жемчужину к отряду костюмов с сетями и палками, стоящему по колено в воде.

Хватка принцессы-стюардессы на моей руке раздражала, но она не отпускала.

— Я хочу посмотреть, — сказала я, потянув ее, и повторила на японском. — Миттэ миттаи десу, — она потянула меня к парковке. Она остановилась у большого лимузина. Отсюда прибыли все черные костюмы? Я представила, как они выходили из него как клоуны из Фольксвагена Жука в цирке. Смех привлек ко мне недовольные и встревоженные взгляды.

Черный костюм с ровными темными волосами с проседью вышел из-за руля, подбежал к пассажирской стороне и открыл дверцу. Я похлопала его по голове, пока принцесса-стюардесса усаживала меня в темном салоне.

— Тебе нужно больше мусса.

Он удивленно моргнул. Никто не ценил мои советы сегодня. Или, может, он меня не так понял. Я же говорила на английском. Я снова захихикала.

Принцесса-стюардесса грациозно села рядом со мной на кожаном сидении, укрытом белой подстилкой. Кен, дуясь и хмурясь, неловко втиснулся в лимузин — было сложно двигаться плавно со связанными за спиной руками. Он пытался сесть возле Пон-сумы на сидениях напротив, но я потянулась здоровой рукой и усадила его рядом с собой.

Я склонила голову и смотрела в большие темные глаза цвета кофе, на густые ресницы и острые скулы. Даже Марлин звала его красавцем, но я кое-что забывала. То, что он сделал, из-за чего я должна была злиться…