Между тем Катя продолжала бродить в лабиринтах своего прошлого. Затылок нестерпимо болел, напоминая о перенесенной операции.
Ее отвязали от кушетки спустя десять дней. За это время она выплакала все, что могла, и смирилась с неизбежным. Девушка поняла, что не в силах изменить то, что произошло, и смирилась. На смену истерике пришла апатия. Катя ела, пила, ходила по комнате, смотрела в грязное маленькое окошко и ждала. Чего именно, она не знала, но была уверена, что впереди еще много сюрпризов. Ей не было страшно. Она просто смотрела фильм о мучениях тощей изуродованной девицы, чей уровень невезения стремится к бесконечности.
Прошло пять дней, и начался новый этап. Всех заключенных собрали в общем зале, напоминавшем столовую. Катя заметила, что из пяти женщин, с которыми она прибыла из ИК 31, остались только три. Мысль о том, что их отпустили, даже не пришла ей в голову. Сердце болезненно сжалось, а потом снова наступила апатия.
Заключенных усадили за расставленные рядами столы. Затем в зал вошел Генеральный и начал говорить речь.
- Все вы здесь не случайно. Мы провели ряд исследований и отобрали самых подходящих, - загадочно начал он.
Заключенные начали переглядываться.
- Впервые в жизни у вас есть возможность принести пользу обществу. Эксперимент, в котором вы участвуете, подарит человечеству новую жизнь. Пусть вас не пугает перенесенная операция, поверьте, мы сделали вас лучше, подарив новые способности. Теперь осталось только научиться ими пользоваться. Для этого вы пройдете курс обучения. Тех, кто преуспеет, ждет досрочное освобождение, - со злорадной улыбкой проговорил мужчина.
Катюша ухмыльнулась. Нужно быть полным идиотом, чтобы надеяться на свободу. Кто отпустит человека, вложив в его голову несколько тысяч евро.
Владимир Григорьевич обследовал девушку, и у него возникло много вопросов. Катя продолжала бредить. Сон ее был настолько тонок, что девушка без конца вздрагивала и дергала руками. Чтобы не дать пациентке упасть с кровати, медсестра привязала больную простыней.
- Уже поздно, идите домой, я позвоню, как только она очнется, - сказал Светлане Викторовне Владимир. Алеша очень не хотел уезжать. Он беспокоился о Кате, но бабушка была непреклонна.
Закончив диагностику, Катю разместили в индивидуальной палате. Там она и провела ночь.
После общего собрания жизнь Кати резко изменилась. Пропали навязчивые медсестры с уколами, охрана с оружием и даже Генеральный. Комнаты заключенных не запирались. Им дали полную свободу перемещений и даже выпускали на улицу. Не было никого, кроме камер. Кате казалось, что она экспонат музея или животное в зоопарке. Было очевидно, что, перештопав им мозги, живодеры, во главе с Генеральным, наблюдали, как будут себя вести подопытные Homo sapiens.
Еще на первом собрании Генеральный запретил подопытным называть друг друга по именам. Живодеры слишком пеклись о секретности, поэтому всем дали прозвища. Выдумывать ничего не пришлось, у каждого заключенного была кличка в прошлой жизни, ее и взяли. Так Катя снова стала Латтэ.
Постепенно заключенные привыкли к размеренной, спокойной и относительно свободной жизни. Люди расслабились. Это дало результаты.
Первым новые способности открыл в себе Свиристель. Будучи бывшим спортсменом, он легко перенес операцию и быстро восстановился. Роль сыграли и повышенные интеллектуальные способности молодого человека. Однажды утром у него вышел конфликт с одним из мужчин. Их привезли из одной колонии. Говорили, что они начали конфликтовать еще там. Соперник Свиристеля - мужчина средних лет по прозвищу Хромой. Промотав полжизни в тюрьмах, Хромой считал себя главным и пытался навести свои порядки. Свиристель единственный, кого Хромой никак не мог подмять. Катя и еще пять женщин в мужские потасовки не лезли и вообще старались привлекать как можно меньше внимания. Шутка ли, делить кров с десятью уголовниками, которые, как один, здоровее и сильнее раз в десять. Боясь подвергнуться нападению не слишком культурных сожителей, Катя отсиживалась, заперевшись в своей комнате или на крыше корпуса, проход к которой нашла случайно. Из всех участниц эксперимента Катя была самой молодой и привлекательной. Не нужно быть самой умной, чтобы понимать, когда мужчины перестанут делить власть, будут делить женщин. И Кате несдобровать.
Глядя на себя в зеркало, девушка проклинала сытую и комфортную жизнь, делающую ее упитанней и румяней день ото дня. Девушка даже пыталась меньше есть, но заключенных кормили настолько вкусно и полезно, что изголодавшейся по домашней кухне Кате трудно было удержаться.
Вот и сегодня, в очередной раз дав слабину, девушка пошла в столовую.
Генеральный установил несколько правил, в которые входили зоны неприкосновенности. Территории, где между заключенными не должно быть конфликтов. Стоило кому-то устроить разборку или нападение в столовой или спортивном зале, его грозили снять с проекта.
Что означало: «Снять с проекта» не объяснялось, но заключенные поняли, что ничего хорошего нарушение правил не сулило. К тому же, многие все еще надеялись на досрочное освобождение и старались быть образцовыми лабораторными мышками.
Наслаждаясь любимым жульеном, Катя сидела в дальнем углу столовой. Девушка не поднимала глаз от стола, однако, слышала, что Свиристель ругается с Хромым. Тихая ненависть быстро переросла в громкие выкрики. Еще чуть-чуть, и правила будут нарушены. Свиристель выплеснул Хромому в лицо горячий суп. Тот вскочил со стула и схватил со стола вилку.
Катя внутренне сжалась и посмотрела в сторону мужчин. Хромой сделал заступ и подался вперед. Его тело было готово к броску. Но тут произошло нечто невообразимое. Матерый уголовник упал на пол и начал рыдать, словно ребенок. Он ползал на коленях перед Свиристелем и просил прощения. Остальные заключенные от удивления повскакали с мест и, окружив пару, наблюдали.
- Что ты с ним сделал? – спросил Свиристеля кто-то из мужчин.
В этот момент в столовую вбежал взволнованный Генеральный. Он с обожанием посмотрел на Свиристеля и приказал увести одаренного бунтаря. Идя следом за охранниками, Генеральный подпрыгивал от счастья. Катя никогда раньше не видела его таким.
С тех пор Свиристель стал любимцем руководства и главным в группе подопытных. Молодого человека назначили наставником над заключенными. Каждый день подопытные собирались в зале, и Свиристель учил транслировать эмоции. На уроках всегда присутствовал Генеральный. По каким-то неписаным законам пробовать трансляции на нем было нельзя, а вот на соседях можно. Чем больше заключенных овладевали навыками трансляции, тем меньше становилось людей для тренировок. Став Трансом, человек легко отделял чужие эмоции от личных, и переставал быть подконтрольным.
К великому несчастью, Латтэ оставалась последней в группе, чьи способности никак не хотели пробуждаться. И неудивительно. Ведь из всех подопытных она была самой истощенной при поступлении и хуже всех перенесла операцию.
Возможно, именно поэтому представительница неудачного вложения денег не нравилась Генеральному. Мужчина почти ненавидел девушку, отчего сделал боксерской грушей для остальных членов группы. Теперь каждое занятие все рассаживались вокруг девушки и тренировались. Латтэ с ужасом ждала каждого урока. Ведь всего за час ей предстояло пережить сотню чужих эмоций, которые, несмотря на свое многообразие, были одинаково мучительны. На ней оттачивали истерики, панические атаки, чувство отчаяния, безысходности, утраты и невыносимой душевной боли. Она кричала, рыдала, падала со стула и билась в судорогах. Выходя из зала, Латтэ думала, что не переживет нового урока, но выбора у девушки не было.
Остальным новые способности понравились. Дар трансляции стал новым мерилом превосходства. Теперь не имело значения сильный ты или слабый, высок или низок, женщина или мужчина. Имел вес только твой дар. Сила, с которой ты мог воздействовать на подконтрольного. И понятно, что при таком положении дел, Катя была на самой нижней ступени. Ее не уважали. С ней не общались. Более того, заключенные стали атаковать ее трансляциями где угодно. Им доставляло удовольствие мучить единственную неудачницу в группе. Да и потренировать свои способности на единственном неспособном дать отпор человеке, было удобно.
Латтэ перестала ходить в столовую. Она выходила лишь ночью и доедала то, что было в холодильнике, а иногда и в мусорке.