∙ ГЛАВА 22 ∙

Чуть меньше недели спустя в субботу я выходила из квартиры; ледяная земля, на которой лежал снег последние дни, размягчилась от дождя и затем замерзла заново из-за упавшей температуры.

Я была в восторге оттого, что весь день провожу с Джо, Элли, Белль и Бреем и вместе с сумкой вкусностей как для детей, так и для мам.

— Ханна Николс?

Я подняла взгляд на услышанный вопрос, останавливаясь перед крыльцом, и увидела симпатичную брюнетку, которая стояла рядом на тротуаре.

Глазами я «омыла» ее с ног до головы, удивляясь, почему она выглядела так знакомо.

— Да?

Молодая женщина сделала несколько шагов вперед, выглядя обеспокоенно, и тогда я вспомнила, где видела ее: на фотографии Марко с сыном на Немецком рынке. Симпатичная брюнетка стояла подле него. Лиа. Мама его сына.

Сердце вдруг тронулось с места и поскакало галопом.

— Я — Лиа Маккинли. Мама Дилана.

Осторожно осматривая ее, я ответила:

— Я знаю, кто ты.

Лиа уставилась на меня.

— Ты выглядишь так, как он и описывал.

Я нахмурилась в ответ.

— Что ты здесь делаешь?

Ее выражение лица напряглось.

— Я здесь, потому что беспокоюсь за Марко. Он сейчас в полном беспорядке.

Я не могла игнорировать боль и вину, которые вызвали во мне осознание. С тех пор, как мы общались по телефону последний раз, Марко дал мне время. Но был честен и не сказал, что много. Когда прошло пять дней, и я не связалась с ним, он позвонил мне. Уже сказав ему, что мне нужна была разрядка, я не ответила.

И не ответила последующие три раза.

Не могла, потому что наши отношения нагоняли на меня страх, и я просто не знала, что сказать ему.

— Послушай, он не вдавался в подробности, но объяснил, что несколько лет назад с тобой случилось что-то плохое, когда Марко уехал, и теперь винит себя за это. — Лиа скрестила руки на груди, выглядя раздраженной. — Я знала Марко в школе. Не очень хорошо, но знала, что он был тихим и, казалось, немного ненавидел мир. Я наблюдала, как Марко меняется, став отцом. Он вроде, не знаю, стал увереннее. И счастливее. Нигде и ни с кем я не видела его счастливее, чем с тобой. — Лиа сощурилась от зимнего солнца. — Он все рассказал мне о тебе. Прежде, когда я была беременна Диланом, мы стали с Марко хорошими друзьями, отчего и рассказывал о тебе. Я даже немного ревновала к тому, как он смотрел на тебя, будто ты была намного лучше всех девушек на планете. Я говорила ему бесчисленное количество раз, что он должен попытаться связаться с тобой снова, но он не сделал этого. Это реально меня выбесило — что Марко думал о себе недостаточно хорошо. Теперь меня выбесило еще больше то, что твое непрощение и тяга времени заставляют его чувствовать вину за случившееся с тобой, чтобы там ни было. Марко опять стал неуверенным. Я знаю его. Знаю, что он никогда не смог бы обидеть кого-то намеренно, поэтому понимаю, что бы тогда не случилось с тобой, это не его вина. И было бы мило с твоей стороны дать ему об этом знать.

Чувствуя себя загнанной в угол с раскаянием и злобой из-за того, что тот, кого я не знаю, вынудил почувствовать меня вину, я одарила ее взглядом, который говорил Лиа, что я не запугана ею.

— Не уверена, что это твоего ума дело.

Ее выражение лица стало строже.

— Марко не только отец моего сына, он — мой друг и хороший парень, и мне не нравится, когда кто-то причиняет ему боль.

— Он знает, что ты сейчас здесь?

— Нет, — озлоблено фыркнула Лиа. — И, вероятно, по-настоящему разозлится, когда скажу ему, что ходила к тебе. Но, если это даст тебе пинка под зад, дабы сдвинуться с места, я переживу это.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Может, и нет. Но мы обе знаем, что Марко — хороший человек. Он не заслуживает чувствовать то, что чувствует. — Она пожимает плечами, смотря на меня изучающе последний раз. — Подумай над этим.

* * *

Времяпрепровождение с Бреем, Белль и их мамами было разбавлено едким решением Лиа попытаться форсировать нашу с Марко ситуацию.

Я провела большую часть дня, беспокоясь о нем, пока не пришла к решению, что мне нужно было перестать быть такой трусихой и позвонить ему.

С его стороны не было никаких раздумий и сомнений; Марко взял трубку сразу на втором гудке.

— Ты знаешь, как держать парня в подвешенном состоянии, — отвечает он спокойно.

— Я лишь звоню сказать тебе, чтобы ты не винил себя. Я не виню тебя в том, что произошло со мной.

— Проще сказать, чем сделать, Ханна. Есть причина в том, что ты бросила меня, когда узнала про Дилана. Ты сказала себе, что какая-то часть в тебе винит меня за то, что оставил тебя разбираться со всем этим дерьмом в одиночку.

— Честно, — произнесла я шепотом, — так и было. Я знала, что это было неправильно, и переборола себя. Я понимаю, что произошедшее со мной — не твоя вина. Все, что произошло со мной, — ничья вина. Мы были оба виноваты в том, что были безответственны и не вспомнили про защиту, это все.

— Нет. Это была моя вина. Я был уже более опытный. Но ты… и в тот момент с тобой мои мысли потерялись, из-за чего не мог думать здраво.

— Также произошло и с Лиа? — едко спросила я.

— Ханна, такого, как с тобой, с ней не было. Мы оба были пьяны в стельку. Чудо, что мы вообще смогли раздеться и заняться сексом, если…

— Ладно, я не хочу больше ничего знать, — перебила я.

Некоторое время Марко молчал, а затем:

— Дело в Лиа, так ведь?

— Нет, — ответила я и затем вздохнула. — Не знаю.

— Ханна, я забочусь о Лиа. Она — мой друг и мать моего ребенка. Но люблю я тебя.

— Разве должно быть все так сложно, Марко? Должно ли это причинять такую боль?

— Я не знаю. Не знаю, каковы правила. Только понимаю, что все это важно чувствовать по отношению к определенному человеку. Я все сделаю ради сына, Ханна. Сделаю все, чтобы защитить его. Убедиться, что он чувствует, что любим. Что он заставляет мою вселенную вращаться. То же самое я чувствую и с тобой. Мне хочется защищать тебя, хочу дать тебе понять, что для меня нет никого, кроме тебя. Что ты заставляешь вращаться мою вселенную.

Сердце в буквальном смысле заболело в груди.

— Ханна?

— Если бы это зависело моих чувств, когда мы — это просто мы, пока мир спокоен, и все кажется таким далеким, — сказала я ему тихо, — то мы были бы вместе. Я бы оставила все позади, и мы бы двинулись дальше. Но жизнь не так устроена, и остальная ее часть никуда не испарится. Наши ошибки уже совершены, и мы не можем от них скрываться. Не хочу пудрить тебе мозги, и это не намерение причинить тебе боль, — мой голос ломается, — но не думаю, что уже хочу этого.

— Ты не любишь меня? — его голос стал грубее; обычно он так звучал, когда у Марко на душе было что-то тяжелое.

Я ненавидела то, что причиняла ему боль.

— Марко, я люблю тебя с тех пор, как мне было четырнадцать. И эти восемь лет были болезненным. Я просто не уверена, что это именно та любовь.

— Я не знаю, была она правильной или нет, — хрипя, прошептал Марко.

— Вероятно, нет. Но, возможно, мне нужен шанс на легкую любовь.

— Или, возможно, тебе просто нужно дать нам шанс с этим всем дерьмом полностью, — поспорил Марко. — Ханна, когда мы были детьми, я был на себя не похож. И не дал нам шанс. Но эти два месяца, которые были у нас с тобой перед Рождеством, были самыми охеренными в моей жизни, и они будут таковыми еще, если мы будем честны друг с другом во всем. Теперь, когда все всплыло наружу, мы можем начать заново. Все может быть здорово. Может быть легко.

Я хотела верить этому, но была слишком напугана. Я даже не собиралась лгать себе насчет этого, потому что была в ужасе.

Марко мог причинить мне боль, как никто другой, потому что я любила его всего и полностью. Я позволила его ошибкам — нашим ошибкам, сломить себя. Однако, не могла позволить нам разрушить себя.

Вытирая слезы с лица дрожащими руками, я приготовилась окончательно принять решение.

— Ханна?

— Марко… — Голос превратился в шепот, поэтому мне пришлось прочистить горло, чтобы вернуть его. — Я еще никому не давала шанса. Если ты хочешь всю абсолютную правду, то после тебя у меня никого не было. Я соврала, когда ты спросил меня про последний секс. Я была лишь с одним мужчиной, и этот мужчина — ты.

— Ханна…

— Время дать себе шанс влюбить в кого-то другого.

— Ты же не в самом деле имеешь это в виду.

— В самом. Мы не подходим друг другу. Тебе нужно жить дальше.

— Нет, — прорычал он в телефон, к удивлению, с не таким неудивительным ответом. — Ты — моя, я — твой. Не смей убегать от этого.

— Я не убегаю. — Больше лжи. — Мне нужно начать с чистого листа.

— Ханна, я люблю тебя.

— Пожалуйста, не надо… не усложняй еще больше.

— Нет. Не корми меня дерьмовыми клише. Мне нужно увидеться с тобой. Мы не можем сделать это по телефону. А можем поговорить и все решить.

Ужаснувшись от данной мысли, потому что знала, что встреча с ним лишь ослабит мое решение, я сразу же отказала ему:

— Я не хочу тебя видеть. Я иду вперед, Марко, и мне нужно, чтобы ты сделал то же самое для меня. Сделай это для меня.

Я услышала, что его дыхание стало поверхностным.

— Не могу. Возможно, что это самое эгоистичное, что я когда-либо говорил или делал, но я не могу отказаться от тебя. Не буду. Если бы думал, что ты действительно этого хочешь, что тебе это нужно, я бы перестал. Но нет. Ты просто напугана. Знаю, что боишься. И я сделаю что угодно, чтобы развеять этот страх.

— Перестань быть упрямым идиотом! — огрызнулась я, чувствуя отчаяние.

— Кто бы говорил, — отвечает он голосом, полным решимости. — Мы увидим, кто из нас упрямее, Ханна, потому что, детка, я никогда не оставлю нас. Если понадобится неделя, месяц, год, неважно, мы — это будущее. Я потрачу оставшуюся жизнь, просыпаясь утром с тобой и проводя каждый день, зная, что, когда небо станет темным, я проведу ночь в тебе.

Его чувственные, красивые слова просто убили меня.

— Какой же ты ублюдок, — выдохнула я.

Марко легко и хрипло посмеялся.

— Вижу, что уже побеждаю.