— Теперь нам нужно действовать быстро…

***

Уголовное дело в отношении Вильгельма Тюрнагеля из-за нанесения им телесных повреждений перед передачей в суд присяжных поступило в суд низшей инстанции. Было 8.45 утра. Начало слушания назначено на 9.00. В вестибюле, перед залом заседаний суда потихоньку собирались участники процесса. В основном все уже были на месте. В одной стороне стояла «команда» прокурора: пострадавший по имени Георг Коцурка, двое его дружков, которые тогда вместе с ним собирались посмотреть кино, кассирша, а также неожиданно, госпожа Ванда Крупинская, бывшая хозяйка комнаты, которую снимал Вильгельм.

В другой стороне вестибюля стоял адвокат доктор Бернин со своим клиентом Тюрнагелем и тихо с ним разговаривал. Около них стоял Петер Шторм, шеф Вильгельма и курил сигарету одну за другой, что говорило о его нервном напряжении. Марианна ещё не пришла.

В сторонке от всех присутствующих стоял Штуммель. Он не имел непосредственного отношения к заседанию, поскольку не был ни пострадавшим, ни свидетелем обвинения, ни свидетелем защиты. Но, несмотря на это, имел к этому отношение, и, как оказалось, весьма значительное.

— Итак, — прошептал доктор Бернин, — примите во внимание, что я вам говорил, господин Тюрнагель. Не обвиняйте самого себя. Как обвиняемому, вам не надо этого делать.

— Хорошо, — несколько обречённо произнёс Вильгельм. Казалось, его решительность тает. Создавалось впечатление, что всё происходящее он воспринимает как непонятный спектакль.

Штуммель придвинулся к «группе» прокурора.

На лестнице показалась Марианна. Она была в темном костюме, побледневшая, исхудавшая, но, несмотря на это, выглядела чудесно. Вильгельм увидел её сразу. В противоположность ей, на его лице сразу проступил румянец. Доктор Бернин познакомил её и Шторма. После этого подошла очередь поздороваться с Вильгельмом. Она с улыбкой протянула ему руку и сказала:

— Добрый день, Вильгельм.

— Что ты здесь делаешь, — вырвалось у него.

— Я буду давать показания.

— Ты не станешь этого делать!

— Стану.

Вильгельм понял, кого он должен благодарить за это, и повернулся к адвокату. Со взглядом, которого испугался бы любой, он сказал:

— Господин адвокат, я вам ясно сказал, что я этого не желаю.

Едва доктор Бернин смог произнести слово в своё оправдание, Марианна спокойно сказала:

— Вильгельм, относительно того, что ты сказал, и кому именно, вообще не играет никакой роли. Это моё желание выступить здесь, понимаешь?

Вильгельм покраснел ещё сильнее. Марианна ещё больше побледнела. Но эта бледность не была признаком слабости.

— Исключительно моё желание, — твёрдо добавила она.

— Но это моё разбирательство!

Смехотворные притязания на «собственность» судебного разбирательства должно бы вызвать смех, однако этого не произошло, так как ситуация оставалась очень серьёзной. Доктор Бернин думал о заседании, которое вот-вот должно начаться и сказал Петеру Шторму:

— Весёленькое дело.

В связи с этим Шторм подумал, что в этом деле они многого не добьются.

— Чёрт вас возьми, Тюрнагель! — выругался он, — кончайте валять дурака, иначе мы все уходим, и вы останетесь один выкручиваться из этого дела.

— Это было бы для меня лучше всего!

Когда открылась дверь, и судебный пристав пригласил всех зайти, Вильгельм вошёл в зал заседаний именно с такой позицией.

Судебное заседание началось с так называемого разъяснения, во время которого сообщили, что как свидетели обвинения, так и свидетели защиты под угрозой штрафа должны говорить только правду и ничего больше. Затем все опять вышли из зала и стали ждать, когда их каждого по отдельности будут вызывать. В зале остался лишь обвиняемый. Зачитали обвинительное заключение, после чего начался допрос обвиняемого.

— Господин Тюрнагель, — сказал судья, — вы слышали, в чём вас обвиняют. Вы хорошо всё поняли?

— Да.

— Вам нужен переводчик?

— Нет.

— Может быть, — со снисходительным выражением лица произнёс судья, — ваше знание немецкого языка недостаточное. Скажите это сейчас, иначе указание на это обстоятельство при подаче апелляции будет отклонено.

Доктор Бернин опередил Вильгельма с ответом.

— Господин председатель, — обратился он к судье, — знание немецкого языка у моего клиента абсолютно достаточное. Суд сможет в этом убедиться.

— Но из полицейского протокола допроса следует, что это не так.

— Это было несколько месяцев назад.

— Вы хотите сказать, что за это время ваш клиент его достаточно хорошо выучил?

— Да.

Казалось, что председатель был не совсем в этом убеждён, однако произнёс:

— Ну, хорошо. Тогда мы можем начинать.

В некоторой степени это отступление было для Вильгельма унизительным. Оно задело его чувство собственного достоинства и настроило против всего происходящего здесь.

— Итак, господин Тюрнагель, — продолжил председатель, — вы слышали, в чём вас обвиняет прокурор…

— Да.

— Как вы относитесь к этому? Хотите что-нибудь сказать? Вероятно, вы хотели бы всё опровергнуть?

— Нет.

Не только председатель, но и все присутствующие в зале с удивлением посмотрели на Вильгельма.

— Вы ничего не хотите опровергнуть?

— Нет, — повторил Вильгельм.

— Что же вы хотите?

— Сказать правду.

— Очень хорошо! — констатировал председатель и, улыбнувшись, посмотрел на заседателя слева, потом справа. — Это что-то новое. Процедура значительно сократится. Должны ли мы это понять так, что всё написанное в обвинительном заключении верно?

— Да.

Защитник подскочил.

— Господин председатель…

— Сядьте! — сказал ему судья, — дойдёт и до вас очередь. Сейчас я разговариваю с обвиняемым. Потом слово будет предоставлено и вам.

— Я только хотел…

— Потом, господин адвокат!

Доктор Бернин с разочарованием на лице занял своё место.

— Господин Тюрнагель, — продолжил судья, — вы признаётесь в преступлении с нанесением телесных повреждений, которое вам ставится в вину?

— Да.

— Вы действовали не в целях самообороны?

— Нет.

— Тогда вы должны нам сказать, почему вы его ударили.

— Потому что оскорбили даму, которая была со мной.

— В чём заключалось это оскорбление?

— Её обозвали подсилкой для иностранцев.

— И всё?

Вильгельм вспыхнул.

— Этого достаточно!

— Я полагаю, — судья постарался сгладить допущенную ошибку, — что к этому, например, может подходить также и плевок. Или что-то подобное — это тоже оскорбление?

— Нет.

— Только оскорбительное слово вызывает у вас действие в состоянии аффекта?

— Да.

— Вы не можете себе представить другой реакции?

— Какой, например? — резко спросил Вильгельм, что для обвиняемого недопустимо.

— Частное обвинение по поводу оскорбления.

— Для этого я должен узнать у этого лица его имя.

— Правильно.

— Вы полагаете, что я его об этом должен спросить?

Судья заметил, что допустил ошибку и, чтобы выпутаться из этой ситуации, сказал:

— Во всяком случае, вы могли бы попытаться сделать это.

В зале заседания раздался негромкий смех.

— Тогда произошло бы тоже самое, — сухо ответил Вильгельм. — Только он ударил бы меня, если бы я его не опередил.

— Но тогда здесь, на скамье подсудимых, сидели бы не вы, а он.

Вильгельм пожал плечами.

— Господа, — обратился после этого судья к заседателям, прокурору и защитнику, — думаю, что после того, как обвиняемый признал свою вину, мы можем обойтись без допроса свидетелей…

Все молчаливо закивали головами и даже защитник, который в душе уже предоставил своего клиента самому себе.

Председатель просмотрел документы, полистал их, нашёл то, что искал и сказал:

— Тогда я хотел бы заслушать ещё свидетельницу Марианну Бергер — как оскорблённую, и, конечно же, пострадавшего. Сначала Бергер, это займёт немного времени.

До этого заседание шло довольно быстро, но, когда приступили к допросу Марианны, процесс принял другой оборот.

— Марианна Бергер, — начал председатель, после того, как секретарь проверил её личные данные, — должен вас проинформировать, что обвиняемый полностью признал свою вину. Суд хотел бы узнать от вас ответ на единственный вопрос: чувствовали ли вы себя из-за высказывания в ваш адрес, оскорблённой?

— Конечно, — ответила Марианна.

— Очень?

— Чрезвычайно.

— Вы не повлияли на обвиняемого так, чтобы он применил силу?

— Повлияла.

В зале стало тихо.

Вильгельм воскликнул со скамьи обвиняемых:

— Марианна!

Марианна повернулась к нему.

— Повлияли? — спросил удивлённо судья.

— Да, — кивнула Марианна, — иначе вообще ничего бы не произошло. К сожалению, в тот момент я этого не осознавала. Во всяком случае, господин Тюрнагель наверняка не стал бы применять силу.

— Но он её применил.

— Потому, что я ожидала этого от него. Я хотела, чтобы он заступился за меня.

Вильгельм опять обратил на себя внимание.

— Марианна, что за глупости ты говоришь? Зачем? В этом нет ни слова правды.

Она его не слушала.

— Если бы он, — сказала она судье, — отреагировал не так, как я этого ожидала, он бы для меня перестал существовать.

— Вы тогда что-нибудь ему сказали или крикнули?

— Нет, этого не было, — ответила она без малейшего замешательства. — Но в этом не было необходимости. В такой момент достаточно одного взгляда, а он у меня был недвусмысленный.

— Она лжёт! — гневно воскликнул Вильгельм.

Марианна посмотрела на него.

— Я не лгу! Я говорю правду.

— Ещё как лжёшь! Ты понимаешь, что из-за твоих слов, вина будет предъявлена тебе? Правда в том, что ты к этому делу не имеешь никакого отношения, чёрт возьми! Только я один! Ты, наоборот, отругала меня за это и засыпала упреками — или это не так?

— Нет, — ответила Марианна твёрдо.

После этого Вильгельм обхватил голову и простонал:

— Я сойду с ума!

— Сидите тихо и успокойтесь, — строго произнес судья и пригрозил ему штрафом за нарушение порядка, если он этого не сделает.

Допрос Марианны продолжился. Правда, теперь своё подозрение высказал прокурор: