У моего брата есть пара друзей, с которыми он дружит с самого детского сада. Мама, а потом и я, делали все, чтобы у Фина была развита социальная жизнь, и его недуг не мешал ему в этом.

 ― В стрелялки порубитесь. Может, я даже сделаю вид, что не заметил пропажу моего пива.

Я двигаю бровями, а брат краснеет. Да, я знаю, что его друзья время от времени таскают мое пиво из холодильника. Но замечаний им не делаю, потому что мальчишки никому не вредят, да и Фину веселей, когда они здесь.

 ― Может в другой раз.

Он дергает плечом, возвращая взгляд к экрану, хотя фильм стоит на паузе.

 ― Почему?

Надеюсь, ребята не поссорились, потому что – по-честному – у  Фина не особо большой круг друзей.

 ― Сид и Кев идут на вечеринку к Дойлу Шатски, ― невыразительно бубнит он, все еще пялясь в экран.

Черт! Мне хочется испустить длинный стон разочарования, но я сдерживаюсь.

Этого следовало ожидать. Мальчишкам по шестнадцать – самое время бегать по вечеринкам и девочкам.

Я не могу их за это винить, но мне обидно за Фина.

 ― А ты хочешь пойти?

Я скребу в затылке, прикидывая, что это не так и проблематично. Он мог бы пойти на эту вечеринку. Не обязательно танцевать, но он может быть там.

Фин смотрит на меня как на ненормального.

 ― Как ты себе это представляешь?

 ― Так же, как ты ходишь в школу.

Он наклоняет голову, и челка закрывает его глаза.

 ― Это другое.

 ― Не особо. Ты мог бы потусоваться со своими друзьями и посмотреть, как напиваются и позорятся другие.

Мне хочется его развеселить. Ну же, приятель, улыбнись!

Он не улыбается.

 ― Не хочу весь вечер просидеть на заднице. Это я и дома могу сделать.

Я подаюсь вперед и провожу ладонями по лицу.

Это сложно. Иногда больше, иногда меньше. Сейчас уже получше: я многому научился и большую часть времени мне даже не приходится прикладывать особых усилий. Но в некоторые дни…

В такие вот моменты мне приходится напоминать себе, что Фину еще сложней.

 ― Тогда какая разница, где сидеть? ― Я очень стараюсь, но в голосе все равно проскальзывает нетерпение. ― Какая разница, твой это дом или Дойла Шатски?

 ― Да, Шейн, тебе так просто об этом говорить! ― язвит он. ― Ты сам в школе был звездой, и девки тебя разорвать хотели, только бы получить кусочек Шейна Келлера! А кому нужен Келлер-калека?! Никому!
 

Он яростно ударяет кулаками по дивану и тяжело дышит сквозь стиснутые зубы. Если бы мог, то он бы убежал отсюда. Но он не может и вынужден сидеть здесь.

Я хочу сказать ему, что мне нехрена не просто. Да, в школе у меня и правда все было чётко. И даже первые два курса в колледже, а потом все полетело в задницу.

Внезапно скончалась мама и мой десятилетний брат «с особенностями» стал моей ответственностью. Мне было только двадцать, и я не хотел быть тем, кто возьмет все в свои руки и исправит ситуацию. Но мне пришлось, потому что я был единственным, кто у него остался. Я не мог допустить, чтобы он попал неизвестно к кому.

Стали бы приемные родители ухаживать за ним должным образом? Было бы ему хорошо в новой семье? Что, если бы они или другие дети обижали его?

Он был моей семьей – всем, что от нее осталось.

Я бросил колледж, распрощался с мечтой когда-нибудь попасть в высшую футбольную лигу, оформил опеку и нашел работу.

Я повзрослел за одно мгновение. Сделал то, что должен был. Но это не было просто.

Совсем нет.

 ― Ты не прав, ― тихо говорю я, глядя в его несчастные глаза. ― Ты нужен мне.

***

 ― Ничего не забыл? ― уточняю я, когда на следующее утро привожу его в школу.

Прошлый наш вечер закончился на гнетущей ноте: Фин сказал, что устал и не хочет досматривать фильм. Попросил отнести его в комнату.

Чем взрослей он становится, тем чаще случаются приступы раздражения и хандры.

Мне хочется показать ему, что, даже не имея возможности свободно передвигаться и твердо стоять на ногах, он может добиться успеха; найти любимое дело. Вариантов много – просто следует заглянуть чуть дальше своего недуга.

Но знать бы, как это сделать.

Может быть, следует обратиться к специалисту, который найдет подход к нему?

 ― Не-а, все в рюкзаке.

Несколько недель он готовил научный проект по астрономии, и я даже помогал ему в этом. Следовал его инструкции, потому что в познании Вселенной он лучше меня.

 ― Тогда до вечера.

 ― Ага.

Он посылает мне робкую улыбку перед тем, как развернуться и пойти к школе, неуверенно и с усилием перебирая своими ослабленными болезнью ногами.

Когда я думаю о вселенской несправедливости, то это не мой вынужденный уход из футбола при реальной возможности добиться успеха, признания и богатства.

Нет, когда я думаю о том, что в мире чертов дисбаланс и дерьмовых вещей случается больше, чем хороших – это мысли о моем младшем брате и болезни, которая сковала его тело.

 Я разворачиваюсь, чтобы вернуться в машину и вдруг замираю: второй день подряд я вижу Мел. Сегодня она одета в голубое платье по фигуре, белые туфли, а ее темные волосы стянуты в высокий хвост. Не единый волосок не выбился из ее прически.

Она так похожа на отшлифованную, действующую строго по правилам и морали особу, но я знаю, что Мелисса Уоллес нихрена не такая.

Во всяком случае – не была такой.

Пока я на нее пялюсь, Мел поднимается по ступенькам и скрывается в здании школы, не замечая меня.

Она оставила свою машину на парковке для персонала. Я подхожу ближе и вижу табличку с ее фамилией.

Мел работает в школе? С каких пор?

Возможно, она уже давно в Пейсоне, но я не знал об этом. Конечно, я не ждал, что она позвонит мне тут же, оказавшись в городе.

Много лет назад мы решили, что все, что нас связывает, должно быть прекращено. Забавно, что мы и парой-то никогда по-настоящему не были. Но в какой-то момент жизни эта девушка стала самым близким человеком для меня.

Ненадолго я даже поверил, что так будет продолжаться вечно. Потому что она могла стать той, кого бы я хотел видеть каждый день на протяжении всей своей жизни.

Но у нее было свое мнение на этот счет. Мне пришлось его принять.

Теперь я понимаю, что это было правильно. Потому что наши отношения с самого начала были обречены на провал.

Рано или поздно мы бы все равно пошли разными дорогами.

А когда-то я был влюблен в нее.

Сейчас мне двадцать шесть, у меня было много девушек, но Уоллес по-прежнему  единственная, кого я любил.