Изменить стиль страницы

Лицо Сезара снова выглядело каменной маской.

Видимо, игра утомила его. Поединок продолжался, но роли переменились. Фальконэ, наконец, перешёл в атаку: лёгкий поворот корпуса, шаг правой вперёд и такой же молниеносный выпад. Со злой усмешкой на лице брат Торна играл шпагой, выделывая финт за финтом, как кошка, играет с обречённой ею мышкой.

Двое людей медленно двигались по кругу.

Лицо Сезара больше не выглядело спокойным – оно было жестоким и алчным. Он хотел убить и не скрывал этого. И Гаитэ видела по его лицу, читала по нему – верная смерть!

Теперь Торн не улюлюкал и не аплодировал.

– Пожалуйста, не нужно! – сорвалось с губ Гаитэ одновременно с тем, как Сезар издевательски изящным движением вогнал шпагу в очередную шею; перед тем как второе тело рухнуло на землю в аккурат рядом с первым.

– Сеньора? – обернулся Сезар к ней, дрожавшей от ужаса перед двумя увиденными смертями. – Вы что-то сказали?

Она чувствовала себя в этот момент беспомощной, словно обнажённой.

Ненависть, негодования, понимание, что всё изначально было подстроено, что её использовали как наживку для того, чтобы расправиться с двумя самыми верными людьми её матери – всё это пришло позже.

В тот самый момент Гаитэ ни о чём не могла думать, кроме одного – как быстро гаснет пламя жизни. О том, что кто-то может быть настолько чудовищен, что гасит его, не колеблясь и не зная раскаяния, словно настоящий зверь.

– Это… это мерзко, – попятилась она.

– Мерзко – что, сударыня? – вежливо поинтересовался Сезар.

– Оставь её в покое! – велел Торн.

– Я отвечу, – собственный голос казался Гаитэ чужим, когда, шагнув вперёд, она остановила ненавидящий взгляд на Сезаре. – Мерзко то, что вы задумали сделать это, используя мою наивность и доверчивость. Из-за моей глупости пострадали те, кто был наиболее предан…

– Вам? – переспросил Сезар, качая головой. – Не обольщайтесь. Любой из этих господ, не задумываясь, перерезал бы глотку и вам и мне, будь это в интересах их обожаемой Тигрицы!

– Только резать мне глотку моей матери не интересно от слова «совсем», – бесцветным голосом возразила Гаитэ. – Пользуясь случаем, вы избавились от противника, подло и беспринципно. Да ещё заставили меня смотреть на это. Вы отвратительны!

На этот раз воцарившаяся тишина была звенящей.

– Я понимаю твоё огорченье, – произнёс Торн, подходя ближе, так, что Гаитэ почувствовала тепло, исходящее от его тела и почувствовала поддержку. – Откровенно говоря, братец, я тоже не думал, что ты зайдёшь так далеко, что оставишь за собой два трупа. Хотя мог бы и догадаться. Ты никогда не умеешь остановиться вовремя. Но насчёт «подло», – милая, это перебор. Поединок был честный. Ты же сама видела, брат рисковал жизнью дважды там, где каждый из них рискнул лишь раз. Правда, менее успешно, – хмыкнул он.

– Ненавижу! Ненавижу вас обоих! – в отчаянии закричала Гаитэ, сжимая кулаки в бессильной ярости и горьком отчаянье.

Смерть не была ей в новинку. Она встречалась с владелицей острой железной косы, срезающей жизни под корень и раньше, но то были жертвы старости, болезни или несчастного случая, но никогда – убийства.

– Маркелло, – кивнул Торн, – позаботься о телах. Сделай всё возможное, чтобы их доставили родным и похоронили с почестями.

Он слуге кошелёк, звякнули монеты.

– Да, мой господин, – покорно отозвался слуга, поймав кошель на лету.

Гаитэ отвернулась, не в силах смотреть на слишком простые, примитивные действия. С людьми обращались как с дровами, перетаскивая с одного места на другое с бесчувственной, небрежной деловитостью.

– Мне жаль, что так получилось.

Услышав грустный голос Сезара над своим ухом, она покачала головой:

– Ложь. Вам не жаль.

– Послушайте! Когда утром я пригласил вас на поединок, я просто шутил. Привести вас сюда со стороны Торна было…

– Что? – гневно сверкнула она глазами, порывисто к нему оборачиваясь. – Было ошибкой?

– Ошибкой? – Сезар криво усмехнулся. – О, нет! Не ошибкой – тонким расчётом! Торну только на руку, чтобы вы меня ненавидели.

– При чём здесь Торн? Вы сами сделали всё для того, чтобы заслужить мою ненависть: соблазнили мою мать, убили брата, разорили подвластные земли, прикончили последних людей, сохраняющих мне верность!

– Вы пристрастны и несправедливы ко мне. Насчёт вашей матери – согласитесь, трудно принудить к чему-то женщину, превосходящую вас годами, умом и опытом?

– Довольно! – попыталась гневно оборвать его Гаитэ.

Но Сезар продолжил скороговоркой:

– То, что было между мной и вашей матерью, нельзя назвать иначе, чем приятной интрижкой. Я понимаю, это отталкивает вас от меня, но прошлого изменить никому не под силу – даже мне.

– Даже вам? Почему – даже вам? Вы чем-то отличаетесь от прочих смертных?

– Отличаюсь.

– Разве что в худшую сторону!

– Однажды я стану императором Саркассора. Не номинальным, как мой отец, а обладающим реальной властью. Я положу конец бесконечным междоусобицам в стране, объединив провинции и превратив наш край в великое государство, процветающее, благоденствующее. Я стану великим правителем, прославившемся в веках.

– У вас грандиозные планы, Ваша Светлость, – зло сощурилась Гаитэ. – Но разве в этой очереди мой будущий муж, ваш старший брат, не стоит первым? Вы, видимо, уже придумали, как решить этот вопрос?

По лицу Сезара промелькнула судорога ярости и оно тут же застыло уже знакомой Гаитэ, неподвижной маской, надёжно скрывающей все душевные порывы.

– Что ж? Вы правы, – пожал он плечами. – Мой брат стоит у меня на пути во всех направлениях, обойти его будет трудно. Вы сделали правильный выбор, мадонна! Что остаётся мне? Лишь шпага! В то время как Торна ждёт императорский венок.

– Зато шпагой вы владеете мастерски, что с пафосом и продемонстрировали, только что беспощадно расправившись с моими друзьями.

– Это был честный бой! Вы не имеете никакого права смотреть на меня, как на убийцу!

– Я буду смотреть на вас так, как вы того заслужили. Формально – да, дуэль была честной, но на деле же вы прекрасно знали, что противник слабее? Могли бы проявить великодушие!

Сезар посмотрел на Гаитэ так, словно усомнился в её умственных способностях:

– Проявить великодушие? – сдавленные от ярости голосом выплюнул он. – Зачем? Чтобы оба негодяя продолжили плести против меня и моей семьи интриги? Ну нет! Если противник не капитулирует, его уничтожают. Это касается как львов, так и змей, сударыня. Советую вам это запомнить!

– Это угроза? – отшатнулась Гаитэ.

– Скорее предупреждение. Впрочем, – дёрнул Сезар плечом, – расценивайте, как вам угодно. Ваше желание быть предубеждённой, из чего бы оно не исходило, очевидно! Я мог бы казнить этих двоих тупиц. Или подослать к ним наёмников. Но я позволил им умереть с честью, держа шпагу в руке, как и подобает воину. У них был шанс одержать победу или умереть. Они проиграли – горе павшим. Но я отказываюсь считать себя неправым, потому что я прав! Я понимаю ваши чувства, но не позволяете эмоциям взять верх над разумом.

Их взгляды снова встретились.

Гнев Гаитэ куда-то испарился, осталась лишь тоска и неуверенность – во всём.

Кому же верить, если даже собственное «я» вызывает сомнение.

Кто прав? Кто виноват? И вообще, если ли в этой жизни правые и виноватые? Или только те, кто дорог нам, за кем мы готовы и в огонь, и в воду, чтобы там не случилось и те, кто нет – последним мы не прощаем ничего.

– О, братец! Гляжу, ты пытаешься подружиться с моей будущей жёнушкой, пока я и мой верный слуга прибираем за тобой?

Вместо ответа Сезар резко оттянул жёсткий воротник, словно ему внезапно стало нечем дышать.

– Я пытался объяснить моей будущей родственнице, что не так плох, как всем вокруг хотелось бы.

Торн засмеялся, тяжело закидывая руку на плечо Сезару:

– О, мой вечное несчастный, вечно непонятый младший брат, – с издевкой протянул он. – И когда тебе надоест ныть? Перестань искать чужого одобрения и жить сразу станет легче.

С этими словами он отпил несколько глотков из фляжки, что держал в руке. Судя по неровным движениям, в ней была вовсе не вода. И прикладывался он к ней уже не впервые.

Спрашивается, зачем утром Гаитэ потратила на него столько лишних слов?

– Будешь? – протянул он фляжку Сезару.

Тот отрицательно мотнул головой.

– А ты, дорогая? – развязно вопросил Торн.

Вместо ответа Гаитэ отвернулась и направилась к калитке в воротах.

– Э! Нет, дорогая! Я бы не советовал тебе отрываться от компании, – пьяным голосом проревел Торн ей в спину. – Жютен и днём-то небезопасен, а ночью его улочки смертоносней трясины.

– Ну так иди за ней, дурень, – хмыкнул Сезар. – Иначе потеряем так же внезапно, как нашли.

– Этого никак нельзя допустить. Отец будет недоволен. Да и я, кажется, тоже, – засмеялся Торн.

Братья Фальконэ вели себя так, словно два человека только что не превратились в два трупа! Словно ничего, ровным счётом ничего не произошло!

В характеристиках Жютена они оказались правы. Не успела Гаитэ дойти до конца улицу, как дорогу заступили три человека, с виду, прилично одетых, но источающих угрозу.

– Смотрите, кто попался? Похоже на благородную даму? Но ведь благородные дамы по ночам одни не гуляют? – издевательски пропел тот из тройки, что стоял в центре.

Молодые люди вызывающе заложив руки на широкие пояса.

– Что ты сказал, смерд?! – рыкнул Торн, и напрасно Сезар пытался удержать его за плечо. Он стряхнул её, как досаждающую муху.

– Ничего, сеньор. Должно быть, мы обознались, – заискивающим, лебезящим тоном пропел второй, с тонкими усиками над слишком пухлой нижней губой, молодой человек. – Мы приняли даму за другую. Просим прощения.

– Извинить? – тёмной башней надвигался на ночных бандюг Торн. – Ну, нет! Никто не смеет косого взгляда поднять на моих шлюх, а ты только что встал на пути моей невесты! Ради твоего же блага я преподам тебе урок вежливости.