12

ЖАРА И ДУХОТА здесь приходят, едва занимается утренняя заря.

Сегодня у меня была встреча с сандинистским руководством города Манагуа. Сопровождала меня Каталина — невысокая, худенькая, с роскошными волосами. Ее смех заражал и меня. Вглядываясь незаметно в ее плавные, изысканные движения, в ее небольшие искрящиеся глаза, я не мог поверить, что это не дама из аристократического рода, которая полдня заботится о своем туалете и внешности, а другую половину находится в забытьи романтической мечты. Упрекаю себя за эти мысли. Знаю ведь, что эта стройная, как пальма, сочная, как апельсин, нежная и белая, как наш подснежник, женщина — одна из героев революции в Никарагуа, солдат передовой боевой линии. Она не раз смотрела смерти в глаза и хорошо знает цену свободе. На руках Каталины умерла самая близкая ее подруга, раненная сомосовцами.

Для Каталины свобода — нечто великое, прекрасное.

Это сама жизнь. И потому каждое утро Каталина встречает своим переливчатым заразительным смехом, прижимая к себе слабенькие, теплые, как солнечный луч, ручонки маленького Альварито.

Мы спешим на встречу с руководителями, а под нами, над нами, вокруг нас — тропическая жара. И очень влажно. Шире открываю рот, чтобы глотнуть больше воздуха, но чувствую, что задыхаюсь. Влага давит как свинец.

Городское руководство фронта Сандино разместилось в красивом здании на самом оживленном перекрестке улиц квартала Сан-Хуан. Нас встретили два вооруженных автоматами паренька и попросили сдать оружие. Каталина вынула из дамской сумочки пистолет и передала его им. Они положили его на стол.

— А ваше оружие? — спросил один парень меня.

Прежде чем Каталина успела объяснить им, кто я такой, я вытащил из внутреннего кармана свою ручку и положил ее рядом с пистолетом на стол. На вопросительный взгляд охраны ответил:

— Это оружие журналиста.

Паренек открыл ручку, посмотрел, усмехнулся и вернул мне. Понял шутку.

— И это оружие стреляет…

А теперь я отвлекусь немного, чтобы раскрыть перед тобой истинный облик диктатора — наглого и алчного, злого и дикого, надменного и примитивного, безжалостного и жестокого. А чтобы ты более четко представила эту жестокую семейку, вернемся немного в историю. Когда Ригоберто Лопес застрелил Сомосу, его сыновья Луис и Анастасио получили в наследство более 500 миллионов долларов и, разумеется, власть. Тогда при непосредственной поддержке США, прежде всего Пентагона и ЦРУ, место убитого Сомосы занял его старший сын Луис. Он властвовал шесть лет. И если народ, боясь расправы, молчал, то мировая печать не скрывала трагедию этой страны. США были вынуждены посоветовать диктаторам сделать демократичный жест. Была принята новая конституция, которая запрещала членам семьи Сомосы избираться подряд на несколько сроков. Неохотно, но братья вынуждены были согласиться на это. Президентом стал Рене Шик, подставное лицо.

Диктатор умер, но диктатура осталась. Жизнь в государстве текла в русле «введенного порядка». Президентский срок Шика истекал. За месяц до его окончания Шик решил бежать за границу. Свой замысел он надеялся осуществить с помощью оппозиции, перед которой хотел публично разоблачить планы семьи Сомосы. Подготовка к побегу была в разгаре. В одну из гостиниц Манагуа Шик отправил свой чемодан с 200 тысячами долларов и двумя билетами на самолет. Но внезапно у него начался сердечный приступ. Врачу запретили оказывать Шику помощь. Не пустила к нему ни его жену, ни даже священника. Только домашний врач семьи Сомосы мог входить к нему. Он и отравил Шика.

Анастасио Сомоса выдвинул свою кандидатуру на пост президента. А чтобы с ним не повторилось то же, что и с его отцом, он создал преданную себе гвардию «батальон Сомосы» из 1200 человек, вооруженных по последнему слову техники. С помощью этой гвардии за короткий период исчезло большинство членов оппозиции. Резиденция Сомосы находилась на Ломе — это была крепость в центре города, которую народ назвал «бункером».

Страх преследовал Анастасио Сомосу днем и ночью, несмотря на то, что были приняты меры безопасности. Каждое окно его резиденции было превращено в наблюдательный пункт. В «бункере» располагались рота танков, оснащенный современным оружием батальон пехоты, отряд специально подобранных солдат; там же находились телефонный и радиоцентр армии, главные продовольственные склады, органы разведки, управление государственной безопасности, арсеналы и государственная казна. В «бункере» размещалась тюрьма для политических и военных «преступников», которая для безопасности была построена над складами с боеприпасами…

В дверях кабинета меня ждала Дора Мария Телес. О ней, героине революции, написано много. Писали а наши газеты. Наверное, ты читала. Но сейчас я сам смотрел на женщину, руководителя столицы страны. Под глазами ее были заметны темные круги. От бессонных ночей, наверное. Движения быстрые, резкие. Она все делала по велению сердца. Потому и боль, и радость проходили через ее сердце. В ней было что-то мальчишеское, торопливое. Дора представила нас Надине Лакайо, Дармириле Корослая и Агусто Лосо — всему политическому руководству Манагуа. Самым старшим среди них был Агусто — ему исполнилось 25 лет. Этих людей можно назвать ветеранами борьбы, потому что с их именами связана крупная операция революционных сил — захват парламента; они осуществляли руководство восстанием в Леоне и столице, участвовали в партизанских схватках. Сейчас на их плечи была возложена ответственная задача утверждать новые порядки, строить новый город, восстанавливать экономику, заботиться о хлебе, воде, отдыхе и быте жителей столицы. А это совсем не легко, потому что Манагуа занимает территорию 778 квадратных километров, а Сомоса, как зверь в предсмертной агонии, в июне 1979 года распорядился бомбить не только кварталы патриотов, но и фабрики, школы, больницы. Говорят, что разрушения, причиненные войсками Сомосы, гораздо крупнее разрушений, которые произошли в результате землетрясения в 1972 году.

С Дорой мы быстро сблизились. Разговор зашел о положении женщины и о революции.

— Каким образом участие в борьбе с сомосизмом отразилось на роли женщины в общественных процессах? — спросил я Дору.

Она сжала губы, нахмурила лоб, а потом сказала:

— Личное участие женщины в борьбе с диктатором придало ей большую уверенность в своих силах. Я могу судить по себе и моим боевым подругам. И знаете ли, участие в борьбе помогает поверить в свои силы, а такая вера лежит в основе любого большого дела. Там, где решается вопрос жизни или смерти, женщина обретает уверенность и силы благодаря своей способности выполнять разнообразные и срочные задачи даже в неимоверно трудных условиях. Не знаю, полностью ли я права, но сегодня никарагуанка живет с чувством завоеванного права, потому что эту революцию она ощутила сердцем. И это служит для нее опорой, придает ей уверенность…

— Некоторые говорят, что участие женщины в борьбе своеобразно отражается на ее семье. Что вы об этом думаете?

— Да! Отражается! Но как? Ведь отражение имеет две стороны — отрицательную и положительную. Если семья живет заботами только своей крепости, оторванно от общества, естественно, участие в борьбе отразится на ней отрицательно. Но если семья чувствует пульс времени, живет общими заботами дня, отражение будет положительным. Политическая сознательность женщины самым лучшим образом может быть передана ее детям. Ведь дети — ее частица. Только женщина может дать им революционное воспитание, которое характеризует новое отношение к жизни, к проблемам борьбы. К сожалению, есть еще семьи, в которых мужчины так не думают, живут старыми моральными понятиями. По их мнению, женщина должна только готовить, стирать и гладить. Но может ли такая женщина чувствовать себя полноценной? Участвуя в революции, никарагуанка узнала много таких вещей, которые раньше были ей чужды и непонятны. Сейчас она имеет больше возможностей для личного участия в общественно-политической жизни. Я считаю, что политическое сознание обогащает женщину. Мать, у которой развито политическое сознание, обогащает и своих детей, потому что быть матерью не означает только родить детей, вырастить их. Прежде всего их надо воспитать. Невозможно воспитывать детей для нового общества, если мать не имеет революционного сознания. В данном случае я определенно считаю, что участие женщины в борьбе отражается на семье положительно.

Потом Дору вызвали куда-то по срочному делу, и Надине Лакайо продолжила разговор с нами. Ее игривые черные глаза смеялись, на щеках появлялись ямочки. Короткая стрижка и смуглое лицо делали женщину похожей на озорного ребенка, особенно когда она начинала говорить. Пока Надине знакомила нас с политической обстановкой в городе, я рассматривал ее рабочее место. Старый, тяжелый письменный стол, тяжелые стулья и старые кожаные кресла. На письменном столе лежало несколько книг В. И. Ленина, пистолет. Успел прочитать заглавия «Что делать?» и «Две тактики…». Мое любопытство не укрылось от ее взгляда.

— Вечером какой-нибудь нерешенный вопрос прогоняет сон и превращает ночь в рабочий день. Обыкновенно и вопросы бывают простыми, а ответ найти трудно. И тогда я ищу его у Ленина. Он мой постоянный советчик.

Агусто Лосо продолжил мысль Надине:

— Наша теоретическая подготовка явно недостаточна. Во время партизанской борьбы марксистско-ленинское учение согревало и воодушевляло нас. И мы воевали смелее. Но сейчас, когда Сомоса изгнан и сомосизм уничтожен, мы понимаем, что знаем очень мало. Говорят, что для детей, начинающих ходить, первый шаг является решающим. Но первый шаг революции нельзя сравнивать с первым шагом ребенка. Для нее особое значение имеет второй шаг — удержание власти, укрепление экономики, активное привлечение широких народных масс к управлению страной. Мы, сандинистские кадры, должны хорошо знать марксизм-ленинизм, изучить его глубоко и всесторонне.