6

С ОТКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ я едва дождался рассвета. Спать совсем не хотелось. В комнате передо мной сидел Сандино. Оказывается, нет необходимости десятки лет жить вместе с человеком, чтобы он стал тебе близким. Знаю многих, которые прожили всю семейную жизнь вроде бы в согласии, но так и остались друг для друга чужими. Важно почувствовать человека, понять его сердце, чтобы он навсегда остался в тебе. Недавно я где-то прочитал, что дерзновенная мысль и человеческий дух неподвластны времени, они сильнее его. Они вечны. И дух, и человеческая мысль властвуют в неизмеримых просторах времени. Тленное не имеет над ними власти. Тленное не имеет власти над Сандино. Он жив не только в сердцах никарагуанцев, но и в моем сердце, в сердце болгарина.

Мысли о нем не покидали меня. Сегодня выходной день. Не раздумывая, решил пойти к моему другу Доминго. Он много раз приглашал меня в гости, но я все не мог найти времени. Что меня побудило сегодня пойти к нему — захотелось просто встретиться с ним или вновь вернуться с его помощью в близкую историю, в которой, как огромное солнце, светит образ Сандино? Пожалуй, и то, и другое.

Недалеко от квартала, в котором я жил, находился памятник. Обычно я, занятый своими мыслями, проходил мимо, но на этот раз остановился, так как увидел детей, которые вырывали сильно разросшуюся траву, чтобы лучше было видно имена, выбитые на плите. Я замедлил шаги. Этих имен я не знал.

В «Репортаже с петлей на шее» великий сын чешского народа Юлиус Фучик завещал нам:

«Об одном прошу тех, кто переживет это время: не забудьте! Не забудьте ни добрых, ни злых. Терпеливо собирайте свидетельства о тех, кто пал за себя и за вас. Придет день, когда настоящее станет прошедшим, когда будут говорить о великом времени и безымянных героях, творивших историю. Я хотел бы, чтобы все знали, что не было безымянных героев, а были люди, которые имели свое имя, свой облик, свои чаяния и надежды, и поэтому муки самого незаметного из них были не меньшие, чем муки того, чье имя войдет в историю. Пусть же эти люди будут всегда близки вам, как друзья, как родные, как вы сами!»

Эту простую истину нельзя забывать. Это огонь, который не должен угаснуть. Я не задержался около детей, а, напротив, ускорил шаги, потому что все острее ощущал необходимость повидать человека, с которым мог бы наговориться от души.

Доминго, сидя в кресле-качалке, читал газету. Увидев меня, он придержал обеими руками протезы, чтобы не подвели его, и встал.

— Настоящий друг выбирается по сердцу, а не по глазам и улыбкам, — сказал он.

Мы по-братски обнялись.

Он и его жена засуетились, не зная, куда меня усадить и чем угостить. Приняли как желанного и долгожданного гостя. Я бросил взгляд на газету, которую читал Доминго. Заметил, что в ней он обвел черным карандашом несколько строчек. Захотелось их прочитать, но Доминго меня опередил, объяснив:

— В наш отряд пришел шестнадцатилетний юноша. Был он молчаливым, со злым взглядом и хмурым лицом. Многие товарищи пытались его разговорить, но он упорно отмалчивался, оставался наедине со своими мыслями. Через неделю завязалась перестрелка с сомосовскими бандитами. Схватка была жестокой. Юноша, которого прозвали Молчуном, ни на минуту не прекращал стрельбу. И почти каждый его выстрел достигал цели. К вечеру мы отбили шакалов. Улеглись, поджав усталые руки и ноги. Юноши среди нас не было. Нашли его рядом с одним из погибших наших товарищей. Молчун плакал. Они не были знакомы. Ни разу даже словом не обмолвились, но Молчун его полюбил. Позже мы узнали, что сомосовцы изнасиловали его сестру, утопили в реке брата, а мать его от горя сошла с ума. Может ли такой человек смеяться да болтать о пустяках?! Но сердце его оставалось преисполненным любви к людям, поэтому для каждого из нас он стал настоящим другом.

Слушая Доминго, я думал о том, что у всех людей есть свои бури и солнечные дни. И они принадлежат только ему. Они делают человека веселым или мрачным, разговорчивым или молчаливым. Но сердце всегда одно. Оно бывает или добрым, или злым.

— Молчун и меня вынес из огненного кольца, спас мне жизнь. А сейчас бандиты его убили. Знаешь, какой это был парень!

Слезы сами собой потекли по лицу Доминго. Жена его тоже не выдержала и зарыдала, закрыв лицо руками.

Мне очень хотелось сказать им такие слова, которые могли успокоить их. Но я не нашел таких слов. Однако и молчать я не имел права. Сказал что-то о героической истории Никарагуа, которая еще пишется, потому что революция продолжается, что без жертв не может быть борьбы, что никарагуанский народ никогда не забудет имен своих героев…

— Неужели мир знает правду о Никарагуа? — спросил Доминго.

Я достал из кармана свои записи и прочитал ему:

— «Столица Манагуа расположена на берегу озера, в котором водятся уникальные пресноводные акулы, у подножия вулкана Момотомбо, который постоянно извергается и каждый раз разрушает ее. В течение 45 лет этой страной управляла единственная династия каудильо из семьи Сомосы, причем каждый из диктаторов не уступал Трухильо, Батисте или Дювалье».

— Оставь эту информацию. Позволь учителю познакомить тебя с угнетенным, нищим, но свободолюбивым и мужественным народом.

Его рассказ вернул меня к началу века, когда главной целью США было строительство канала на реке Сан-Хуан и Никарагуа рассматривалась ими только в качестве стратегических позиций. Но время текло, а с ним появились и новые интересы. В 1912 году к империалистической авантюре прибавились еще и интересы банков, стремление использовать природные богатства — кофе, бананы, сахар. И тогда США вынудили правительство страны подписать договор о строительстве канала, вошедший в историю как договор Брайана — Чаморро. На обоих берегах океана началось интенсивное строительство военных баз. Американское вмешательство прервало процесс формирования нации, как это было в других странах Центральной Америки. Воля США определяла здесь и политическую власть. Никарагуа жила под колониальным гнетом. Президентские выборы проводились с помощью штыков. Мог быть избран только тот кандидат, который имел поддержку генерала, командовавшего американскими десантными войсками. После этого такому президенту ничего не оставалось, как покориться, набивать карманы деньгами за счет народа, раздавать родственникам и приближенным посты и источники доходов. Доминго рассказал мне о президенте Чаморро, который специально для одного своего родственника создал невероятный по своей глупости пост — инспектор по звукоглушительным коммуникациям. Рассказал мне и о войне между либералами и консерваторами.

В 1926 году в районе Селаи на берегу Атлантического океана либералы создали свои войска и начали войну против правительства консерваторов, то есть против угнетателя Чаморро, который нарушал конституционные права, лишая их партию мест в правительстве. Либеральная революция, поддержанная мексиканским правительством, быстро распространилась по всей стране, вынуждая армию консерваторов отступать и угрожая свергнуть американских любимцев. США, обеспокоенные тем, что гражданская война может спутать их планы стабилизации, и опасаясь, что революция, поддержанная мексиканским правительством, может распространиться и на другие страны, приняли решение ввести в Никарагуа войска.

Оккупационные власти вынудили армию либералов пойти на позорный мир. Они гарантировали им проведение выборов в 1928 году. Предварительно американцы предложили Чаморро выйти из правительства, а на его место поставили Адольфо Диаса, того самого, который возглавлял правительство в 1912 году, во время первой интервенции. Но один человек, верный интересам своего народа, не принял этих темных сделок. Им был Аугусто Сесар Сандино, названный Анри Барбюсом генералом свободного народа. Сандино с оружием выступил против генерала Монкады и подписания пакта с американцами в Эспино. В горах северной части страны он организовал мощное партизанское движение. Американцы пытались с помощью авиации разгромить повстанцев, но это им не удалось.

Наемные журналисты, стараясь умалить значение движения, сравнивали борьбу повстанцев с «укусами комаров и ничем более». Однако в кругу своих друзей генерал Фело заявлял: «Мне необходимо не менее 50 тысяч человек, чтобы расправиться с Сандино».

Таким образом, в самый трудный момент для родины в Никарагуа появляется имя — Сандино, вера — Сандино, знамя — Сандино. Только сейчас я глубоко осознал смысл лозунга, который всюду сиял в освобожденной стране: «Сандино вчера, Сандино сегодня, Сандино навсегда!» Это не просто выражение любви к человеку, это дань беспредельной привязанности к родной земле.

С убийством Сандино над Никарагуа нависла долгая черная ночь. Человеком, который «погасил» свет, был Анастасио Сомоса, весельчак Тачо, командующий национальной гвардией.

О нем Доминго говорил с отвращением, словно это имя отдавало горечью, но вспоминал любопытные факты, которые невозможно забыть.

Сомоса обучался коммерческому делу в США. Там он научился хорошо говорить по-английски, а также усвоил необходимые манеры поведения, чем понравился жене американского посла. Ей удалось убедить стареющего супруга сделать Тачо, торговца автомобилями, командующим национальной гвардией. На его плечах появились генеральские погоны. Через подставных лиц генерал управлял страной до 1936 года. А затем без особых затруднений о согласия США организовал себе выборы в президенты как представитель либеральной партии. И потом правил страной целых двадцать лет. Об этом периоде журналист Жан Лартеги писал:

«Старый Сомоса любил землю и, используя все средства, присвоил себе одну треть обрабатываемых угодий Никарагуа. Его старые друзья, богатые собственники, которые заплатили за организацию убийства Сандино, и те «жалели» о гибели партизан. Сандино ведь говорил о распределении земли, а генерал Сомоса их обкрадывал. Тачо любил шахты. Он захватил и их, но сделал это более изощренным способом — приобрел акции через вторых лиц, после чего уступил право эксплуатации шахт крупным американским и канадским монополиям. Сам же он получал солидные отчисления, которые вносились на его счет в нью-йоркский банк «Чейз». Большие прибыли Сомосе приносили леса. Здесь он тоже не мог устоять и стал их полновластным хозяином. Интерес к авиации сделал его собственником главных авиационных линий. У него был собственный порт — Пуэрто-Сомоса. Налоги он не платил».