ПОМОЛВКА

Редко бывает так, что человек, занятый партийной работой, забывает о делах и всем сердцем отдается веселью. Но именно так получилось со мной и моими товарищами на помолвке Вылко, инструктора организационного отдела.

Вылко долго не женился. Волосы его поредели, он постарел. Напрасно он искал компанию моложе себя. Однажды даже попал в неловкое положение. Отец парня, у которого мы были в гостях, вошел в комнату. Поздоровался со всеми, а дойдя до Вылко, задержал его руку в своей и спросил у своего сына:

— Это не директор завода?

Комната грохнула от дружного смеха. И Вылко засмеялся, но к его смеху была примешана и горечь. Смеялся и весь комитет. История эта быстро распространилась, и Вылко даже начали называть «директором». Подхватили шуточки и наши ребята из комитета. А кроме всего на одном из инструктажей секретарь парткома между прочим предупредил:

— Некоторые товарищи из аппарата забывают о своих годах и думают всю жизнь холостяками прожить. Вот так, без особых забот…

Мы, конечно, поняли, что он о Вылко говорит. Вылко выглядел как ошпаренный. После инструктажа поспешил закрыть блокнот и выйти из кабинета, боялся, как бы его не остановил кто-нибудь из наших и не повторились прежние остроты. Только вечером, выходя из комитета, я встретил его. В глазах у него отражалась озабоченность.

— Где бы мы ни находились, как только дашь сигнал к свадьбе, мы готовы, — заговорил я и похлопал его по плечу. — Давно мы не гуляли на свадьбе. А перед свадьбой должна быть помолвка. Так принято в нашем крае.

Он рассеянно посмотрел на меня:

— Нужно кончать с холостяцкой жизнью, но знаешь, как трудно старому холостяку решиться?! Будто течением воды меня сносит то в одну, то в другую сторону. — Он вздохнул и отошел. Потом догнал меня: — Но помолвке без инструкторов не бывать. И под землей все равно найду вас.

Вскоре мы разъехались по округу. Засуха иссушила землю, и она растрескалась. Воды в водохранилищах было так мало, что для поливки ее уже не хватало. Работы было много. Дни и ночи слились в одно целое. Однажды меня разыскали на дальнем участке поля и передали, чтобы вечером я явился в соседнюю общину на важную встречу. И больше ничего. Я решил, что опять нас собирает кто-то из секретарей партийного комитета, и поэтому прежде всего достал записную книжку с задачами и контрольными цифрами. В уме начала выстраиваться четкая информация, наметились выводы и предложения. Но времени для размышлений не оставалось, наползали сумерки, а расстояние, которое мне предстояло преодолеть до соседней общины, было немалым. Хорошо, что председатель ТКЗХ разрешил мне воспользоваться его газиком.

— Слышал, у вас веселье готовится, — шутливо заметил шофер.

Я посмотрел на него с удивлением.

— Вылко, инструктор вашего отдела, этим вечером помолвку устраивает. Акушерка она… Отец его двух ягнят зарезал.

Так вот, оказывается, куда меня вызвали! Ведь Вылко именно из этого села! Я понял, что попал в заблуждение. Перестал думать о цифрах и представил себе Вылко, высокого, крепкого. В нашем крае о таких людях говорят, что они росли в трудные годы, а он, подшучивая над собой, объяснял, что вырос от мамалыги. Может быть, его рост и был больше, чем нужно, вот почему он никогда не поднимал высоко голову, а вжимал ее в плечи.

Нас встретила улица с выстроившимися по обеим сторонам домами. Вылко стоял перед новыми железными воротами и встречал гостей. Рядом с ним стояла его невеста.

— Конец! — засмеялся он, увидев меня.

— Не конец, а начало, братец мой.

Его невеста, женщина тоже не первой молодости, но симпатичная, подавала руку каждому и принимала поздравления.

Началось веселье, буйное, балканское. Замелькали бутылки с домашней сливовицей. Родные и соседи Вылко расставляли столы во дворе, словно устланном зеленым ковром. Соседки носили закуску, накрывали столы.

Самая молодая из них, крупная, стройная, в новом платье, усаживала нас. Иван, один из близких друзей Вылко, не отрывал от нее взгляда и только пел во все горло:

— Эх, Балкан ты наш родной…

Все шумели, как обыкновенно бывает на свадьбе, веселились.

Только муж красавицы, сидя в конце стола, безучастно смотрел на наши проказы. Долговязый и худой, с редкими усиками, он не говорил ни слова, но его бесцветные глаза не отрывались от жены. Шутники потешались над ним:

— Береги свою жену, друг, а то Иван похитит ее, как волк ягненка. Кому на свадьбе поется, а кто за топор берется.

— Береги, береги ее!

А он как будто их не слышал. Сидел в своем углу. Мне подумалось даже, что он всю жизнь вот так был в стороне от других. И от своей жены тоже. Я попытался представить себе, каким он бывает дома. Наверное, молчит целый день, возится с чем-нибудь и молчит. А что он может сказать этой женщине, которая согревает дом? И ведь они тоже когда-то обручились. И такое же было веселье, такие же крики. А потом, когда они вдвоем пошли одной дорогой, кто из них остался в тени другого? И неужели этой женщине так весело на чужой помолвке? Иногда человек смеется и проказничает, чтобы скрыть муку. Вылко, этим вечером ты больше всего должен смотреть на эту женщину и ее мужа. Если будешь похож на него…

Взвизгнул кларнет, загремел барабан, по двору разлился танец рученица. Красавица распрямилась, плечи ее запрыгали в ритм с ногами. К ней подскочил Иван, и началось состязание. В пляску ринулись и другие. Иван сбросил пиджак, а она, заигрывая, поддразнила его:

— И брюки сбросишь!

— Держись, Иван! — кричали мы.

Ее муж раза два поднимал голову, а она отбрасывала его взглядом, размахивала над головой платком и кричала:

— Мы так долго ждали этого веселья!

Она ждала этой помолвки, чтобы окунуться в пору своей молодости, чтобы, когда придет этот миг, сразу онеметь, забыть все, как в пьяном угаре, и сгореть.

А ее муж? Он пил рюмку за рюмкой и, подняв голову, встречал отталкивающий взгляд жены. Потом он вдруг исчез куда-то, а когда музыканты устали и Иван отирал пот большим мохнатым полотенцем, он вдруг появился перед ним с бутылкой ракии.

— Выпьем по-мужски, — предложил он Ивану.

— А мы только мужские дела и делаем, друг, — ответил Иван, и ракия заклокотала у него в горле. Выпив немного, он отдал бутылку, но муж не взял ее.

— Одним волом поля не вспахать, — ответил он.

— Всю ее выпью! — пообещал Иван.

— Посмотрим! — поддержала его красавица, обмахиваясь полотенцем, чтобы охладить разгоряченное лицо.

Иван встал, приподнял бутылку и, выпив ее, показал всем, что она пуста, и забросил ее в реку. Музыканты как будто только этого и ждали. Снова началась музыка. Понеслись песни. Сначала Иван дирижировал, потом строевым шагом начал ходить между столов и вскоре затерялся в сутолоке.

Незаметно наступил вечер. Заработали моторы у газиков — это шофера напоминали нам, что пришло время отъезда. Мы искали Ивана — его нигде не было. Обошли комнаты, двор, но нигде не нашли его. Один из стариков, который наблюдал за весельем с самого начала, вынул изо рта давно погасшую трубку, вытер свой пожелтевший ус ладонью и трубкой показал на поляну у реки.

Там метался и стонал, как раненый тигр, наш Иван. Мы посадили его в газик и выехали, провожаемые улыбкой красавицы.

Вылко и его будущая жена долго махали нам вслед.

Только через неделю мы узнали, что муж красавицы, рассерженный насмешками Ивана, бросил ему в ракию пепел от сигареты. Вот так и закончилась эта история.