Изменить стиль страницы

15

НАЧАТЫЙ Каталиной рассказ о жизни и деятельности Карлоса Фонсеки мы не дослушали до конца. В Матагальпе другие события захватили наше внимание. А когда мы возвращались ночью, Каталина, сморенная усталостью, сразу заснула. Я же мысленно вновь вернулся к услышанному и прочитанному о Фонсеке. Хотя и частично, передо мной раскрылась жизнь человека, подобная бурной высокогорной реке. А голос Карлоса Фонсеки напоминал шум водопада, заглушить который ничто не может. Несколько дней назад во время встречи с членом Национального руководства СФНО Виктором Тирадо речь снова зашла о Фонсеке. Мне было известно, что их связывала долгая и крепкая дружба, что в 1964 году они вместе были арестованы на нелегальной квартире в квартале Сан-Луис, вместе были осуждены сомосовским судом.

— С Карлосом и в тюрьме было интересно, — рассказывал Виктор Тирадо. — Это необыкновенный сын Никарагуа и один из достойнейших продолжателей патриотического дела Сандино. Карлос открыл для меня Сандино. Его идеи завладели мной, и это значительно ускорило мое обучение. Еще во время нашей партизанской жизни, а потом уже после победы революции я часто спрашивал себя; какое качество Карлоса кажется мне самым значительным? И если я думал о верности, то тут же всплывала самоотверженность; думал о смелости, то понимал, что забываю о преданности. Пожалуй, вернее всего будет сказать, что он жил и работал по зову своего сердца, а его сердце всецело было отдано народу. Карлос был частицей народа, ведущего суровую борьбу за более справедливый мир. Я всегда восхищался его аналитическим умом. Он не терпел громких и бесцельных слов. Любил точность. Всегда безошибочно оценивал политическую обстановку в стране, хорошо знал кадры, заботился об их становлении и росте.

Зная волчий нрав Сомосы, патриоты были обеспокоены тем, что он может посягнуть на жизнь Карлоса Фонсеки. Сообщение об аресте Карлоса тревожно прокатилось по всей стране. Повсюду организовывались митинги протеста в защиту своего вождя. Тогда в мрачной камере Карлос написал историческое письмо «Я обвиняю диктатора». В каждой строке этого письма раскрывается жестокая антинародная политика сомосизма, осуждаются систематические убийства патриотов и честных людей, вскрываются корни социального и политического зла — империализма.

— Когда мы вышли из тюрьмы, — вспоминает Тирадо, — на первой нашей нелегальной встрече Карлос, после того как изложил свои взгляды о партизанском движении, предложил нам принять сандинистскую клятву. И сейчас вижу его стоящим смирно, с поднятой головой, и мягким голосом произносящим дорогие для каждого из нас слова: «Перед образом Аугусто Сесара Сандино и Эрнесто Че Гевары, перед памятью погибших героев Никарагуа, Латинской Америки, всего человечества и перед историей кладу руку на красно-черное знамя, которое символизирует «свободу родине или смерть», и клянусь с оружием в руках защищать национальную честь и бороться за освобождение угнетенных и эксплуатируемых в Никарагуа и во всем мире. Если я сдержу эту клятву, наградой мне будет освобождение Никарагуа и всех народов, а если изменю этой клятве, то наказанием мне будет позорная смерть».

Виктор Тирадо тихо, слово в слово повторил клятву. Затем подошел к портрету Карлоса Фонсеки и, обращаясь к нему, как к живому, сказал:

— Это смысл всей нашей жизни, брат, так было вчера, так есть сегодня, так будет и завтра. Мы этому никогда не изменим.

Срочный вызов Тирадо к Национальному руководству СФНО не дал нам закончить начатый разговор. Мы расстались, пообещав друг другу встретиться снова.

Когда выходили, Виктор Тирадо остановил меня и сказал:

— Знаешь, всегда, когда иду на заседание Национального руководства, думаю, что встречу там Карлоса. Так и сейчас. — И быстро ушел.

Домой я отправился пешком, чтобы было больше времени осмыслить все сказанное в этом незаконченном разговоре. Особое впечатление на меня произвело то, что Карлос Фонсека считал, что настоящий революционер должен быть скромным и бескорыстным. Он и людям, с которыми работал, постоянно втолковывал, что истинный боец СФНО никогда не должен соблазняться славой и богатством. Непреходящие слава и богатство заключаются в бескорыстном служении народу. И самое важное, чтобы слова никогда не расходились с делами, потому что крестьяне учатся и воспринимают истину на примере, а не на словах. Поповские проповеди следовать благим пожеланиям, а не делам сидят у них в печенках. С первых дней создания СФНО главной силой сандинистов является их моральное превосходство над противником. Основы его были заложены Сандино, а в новых условиях революционной борьбы обогащались Карлосом Фонсекой.

Сегодняшний день был как бы продолжением проведенных до сих пор бесед с разными людьми о жизни и деятельности Карлоса Фонсеки Амадора. Четыре года прошло со дня его гибели. Для Никарагуа эти четыре года озарены его идеями и стали целой эпохой. По инициативе Национального руководства СФНО организована фотовыставка, которая посвящена жизни Фонсеки.

Я видел, с каким волнением люди входили в выставочный зал и выходили из него. Обратил внимание на пожилого человека, который тихо, как сказку, рассказывал своему внуку о Фонсеке. Оказалось, что этот человек с морщинистым лицом и глубоко запавшими глазами был одним из друзей и соратников Карлоса Фонсеки.

— Эта фотография, — говорил старик мальчику, — была сделана в Коста-Рике во время нашего расставания, когда я должен был уехать в Ривас, чтобы связаться с нашими подпольщиками и проверить их нелегальную деятельность. Этот день я не могу забыть. Проснувшись, увидел, что на стуле вместо моих старых брюк лежат новые брюки Карлоса, на полу вместо моих изношенных ботинок стоят его новые. И оставленная им рубашка тоже была новой. Сначала я подумал, что произошло какое-то недоразумение, и начал шарить в поисках своих вещей. И тогда заметил записку, оставленную мне на столе. Карлос писал: «Хорошо, что мы с тобой одного роста и можем поменяться вещами. В этом же нет ничего плохого, не так ли? Две сроднившиеся души имеют право носить одну и ту же одежду. Сейчас тебе необходимо изменить внешний вид. Будь здоров! Жду твоего возвращения!»

— А сам остался в рваной одежде, дедушка? — спросил ребенок.

— В поношенной, сынок. Карлос всегда больше заботился о других, чем о себе.

— А потом? — поднял курносый носик малыш.

Задумавшись, старик не обратил внимания на вопрос внука и перешел к следующим фотографиям.

В тот же день Фонсека был арестован и обвинен в нападении на банк. Ничего другого, кроме этого нелепого обвинения, сомосовцы выдумать не могли. И он был осужден.

В конце декабря 1969 года сандинисты организовали нападение на тюрьму. Им удалось освободить своего генерального секретаря, но всего только на несколько часов. Его снова схватили и теперь уже поместили в тюрьму с усиленной охраной.

Национальное руководство приняло решение освободить Карлоса Фонсеку из тюрьмы как можно быстрее. 22 октября 1970 года сандинисты угнали пассажирский самолет и выдвинули одно-единственное условие — освободить из заключения Карлоса Фонсеку Амадора и отправить его на Кубу.

После трудных переговоров сандинистам удалось это сделать. Генеральный секретарь СФНО был освобожден. Основная задача, которой занялся Фонсека на свободе, заключалась в том, чтобы проанализировать революционную борьбу в Никарагуа и укрепить позиции СФНО в народных массах.

— С Кубы я получила письмо, — сказала мне Мария Айде, вдова Карлоса, с которой я познакомился на фотовыставке. — Узнав почерк Карлоса, поняла, что он жив, и от радости расплакалась. Успокоившись, стала читать. Как всегда, о себе он ничего не сообщил, кроме того, что снова засел за «Капитал». Мне же он писал, что главная ноль в подготовке народа к революционной борьбе должна быть направлена на то, чтобы как можно быстрее помочь ему преодолеть антикоммунистические и антисоциалистические предрассудки, насаждаемые сомосовскими журналами, газетами и радио. В письме он восхищался речью Фиделя Кастро, произнесенной в честь 100-летия со дня рождения В. И. Ленина…

Снимки на фотовыставке рассказывали об исключительной жизни человека-легенды, который в свои неполные сорок лет сделал столько, сколько не сделали целые поколения, вместе взятые. Об этом очень убедительно сказал Омар Кабесас, открывший выставку:

— Наш брат Карлос был смелым, невидимым и неуловимым бойцом. — В голосе ученика и соратника Фонсеки слышалось волнение. — Он всегда умел находить самый короткий путь к сердцу человека. Он был всюду, где его присутствие было необходимо. Я не преувеличу, если скажу, что, когда на нас сваливалась беда, нашей единственной утехой был Карлос. Он был символом силы, с которой мы побеждали всякое зло. Он был нашим оптимизмом, нашим критерием честности, преданности, самоотверженности.

Десятки слушателей взглядами подтверждали каждое сказанное слово, а Омар Кабесас продолжал:

— Карлос не был обыкновенным революционером. Он был революционером высокого интеллекта, который осмыслил сандинизм в новых условиях борьбы и умело применял его в жизни. Он был нашим идеологом, который создал СФНО и направлял его борьбу по компасу, имя которому «марксизм-ленинизм». Карлос был нашим непревзойденным учителем, который терпеливо, как опытный педагог, учил нас постигать азы революции. Карлос был сердцем Сандинистского фронта национального освобождения…

Выставку, которая была первым шагом к созданию музея революции, открыла Мария Айде. Во время осмотра выставочного зала я незаметно сравнивал ее с фотографиями, на которых они были запечатлены вместе. Как сильно она изменилась, постарела… Я наблюдал и за ее детьми — сыном и дочерью. Они не только приняли из рук отца его знания, но и облик его переняли. Такая большая схожесть в лицах, в профиле, в движениях — полное повторение.