4
ВСТРЕТИЛ нас, разумеется, неизменный тропический дождь. Никарагуанцы говорят: «Льет как из ведра». Льет час, другой, вымоет зелень, а затем за пару часов солнце вновь ее высушит. И так почти каждый день, особенно в зимний сезон. Но такая погода может показаться необычной только иностранцам.
В аэропорту, который до революции был собственностью Сомосы (что тут только не было его собственностью!), нас встретили молодые ребята с оружием в руках и с подкупающей улыбкой. Когда мы сказали, что прилетели из Болгарии, они спросили:
— С родины Георгия Димитрова?
После нашего ответа дула их винтовок опустились. Самые неприятные минуты в каждом заграничном путешествии ощущаешь, когда пересекаешь таможенный барьер. Пока оформляли документы, хозяева предложили нам кофе. Ты знаешь, я не люблю кофе, но можно ли было отказать этим глазам, этой неподдельной и пленительной любезности?! В их умении держаться было столько естественности и откровенности, что я сразу же забыл, что нахожусь за тысячи километров от своей родины, за океаном, на другом материке.
Я невольно залюбовался этими ребятами, белыми, смуглыми, черными, которые еще вчера были слугами, угнетенными, униженными, а сегодня стали хозяевами — внимательными, заботливыми.
Наверное, именно о таком молодом поколении никарагуанцев мечтал еще в 1918 году революционер-демократ Мануэль Гонсалес Плада, который за несколько месяцев до своей гибели написал на красном полотнище:
«Как можно правильно жить и думать, если продолжаем еще дышать атмосферой средневековья, если наше воспитание топчется вокруг бесплодных католических догм, если не можем ликвидировать смертельный вирус, доставшийся нам в наследство от испанцев, куриную слепоту, с помощью которой Соединенные Штаты хотят скрыть прелесть нашей земли от наших собственных глаз? Мы не хотим революцию, которая только свергает президентов или царей. Мы хотим мировую революцию, которая уничтожает и устраняет национальные барьеры, призывает людей труда владеть и пользоваться всеми благами земли».
Никарагуа — земля-мученица, земля-совесть, не раз сотрясаемая извержениями вулканов, год назад испытала силу самого мощного вулкана — народной революции. Это был не бунт, как писали западные газеты, это было выражение воли и силы народов Центральной Америки, которые показали, что способны бороться и побеждать. Потомки индейцев, негров и испанцев, они унаследовали самую главную черту этих трех рас — смелость. Смелость светится в их глазах, в их каждом движении и походке. Смелость повенчала с революцией этих горячих молодых людей, которые жаром своих сердец поддерживают ее огонь, сознательно защищают ее завоевания. Революция!
Для одних она — десятилетия застенков. Для других — вооруженная партизанская борьба, нелегальная жизнь. Но для всех никарагуанцев сегодня она — воздух, солнце, хлеб. А конкретно — спокойный день, спокойная ночь, свободный труд.
Революция вернула людям этой страны песни, озера, вулканы, острова и солнце. Вернула им право мечтать и творить, так необходимое для самоутверждения…
Дождь хлестал так, как будто били тысячи плетей. Ехать не было возможности, и мы остались в уютном зале аэропорта, пили ароматный кофе и слушали рассказ встретившего нас Пабло о жизни Аугусто Сесара Сандино. Это был не просто рассказ. Это была неповторимая сказка, словно пальцы скульптора, мягкие и теплые, на наших глазах ваяли фигуру титана. И мы видели этого титана, озаренного солнечными лучами, ощущали его необыкновенно большое сердце и невероятную силу.
Не могу не рассказать тебе, хотя бы немного, об этом человеке. Для никарагуанцев он — самое большое национальное богатство, и было бы наивно думать, что на нескольких страницах одного письма я смогу поведать тебе о нем все. Это невозможно, потому что жизнь Сандино — это неповторимая легенда. Вот только некоторые штрихи из нее. Родился он в Никиноомо 18 мая 1895 года в бедной крестьянской семье. Рано познал нищету, увидел слезы матерей. Делил безрадостное детство со своими сверстниками. Вместе с ними полуголодный работал в поле. В отличие от других ребят сам научился писать и читать. «Посланником бога» называли его дети и каждое слово слушали как божье повеленье.
Аугусто Сесар Сандино был худеньким, невысокого роста мальчиком, но обладал сильным духом и огромной жаждой познать мир. Рано уехал из Никарагуа и исколесил все страны Центральной Америки. Был он и в США. В Мексике работал монтером в нефтяной компании. Там же познакомился с революционной деятельностью Эмилиано Сапаты — руководителя мексиканской революции. Но где бы он ни был, трагическая судьба родной страны не давала ему покоя. С родиной в сердце и для нее он жил. В 1926 году после тринадцати лет скитаний на чужбине Сандино вернулся в Никарагуа. Ступив на родную землю, склонился над нею, взял горсть земли, поцеловал ее и поклялся бороться до тех пор, пока не будет освобождена от чужих и собственных варваров ее последняя пылинка. В то время американцы, полностью сломив революционное движение Бенхамина Селедона, попеременно поддерживали борьбу между двумя партиями — либеральной и консервативной. Они помогали зарождению местной буржуазии и увеличивали болото нищеты, которое все больше и больше засасывало народные массы. Любая революционная деятельность и мысль уничтожались в самом зародыше. В стране царствовали бесправие и страх.
Сандино вернулся на родину вечером и долго стоял, всматриваясь в кровавый закат, вслушиваясь в шепот ветра. Может быть, в зареве заката ему виделись уставшие, измученные глаза его товарищей, а в голосе ветра слышалась их боль. Вернувшись на родину, он возглавил вооруженную борьбу за справедливость и национальную независимость. Чтобы добыть оружие, Сандино и его товарищи пешком преодолели тысячекилометровый путь от гор Лас-Сеговиаса до морского порта Пуэрто-Кабесас.
Либеральная партия, которая в то время находилась в оппозиции, вместо того, чтобы поддержать Сандино и его товарищей, угрожала им арестами, мешала вооружаться. С помощью местных жителей патриоты достали 40 винтовок, ушли в горы и начали вооруженную борьбу.
В начале февраля в центре страны ими было проведено несколько боевых операций. Сражаясь с вооруженными до зубов правительственными войсками, они вышли победителями. Народ решил, что воскрес дух Селедона, и начал тянуться к повстанцам, чтобы включиться в армию справедливости. Силы росли. Несмотря на то что североамериканские оккупационные войска контролировали многие стратегические пункты страны и обеспечивали правительственные войска оружием, им не удалось остановить народную армию, в которой уже насчитывалось более 800 человек. Плохо вооруженные, практически с голыми руками и открытой грудью они приступом взяли гору Хинотега и с песнями продолжили путь к Матагальпе.
Миролюбивые никарагуанцы показали завоевателям, что могут бороться за свою свободу. Военный атташе США Блуэр поспешил известить свое правительство о том, что 1600 повстанцев под руководством либеральной партии сошлись лицом к лицу с армией правительства консерваторов, насчитывавшей 3400 человек, и вынудили ее отступить. Свое сообщение он закончил так:
«Последние выстрелы в этой внутренней войне были произведены кавалерией Сандино».
Пристальное внимание США к событиям в Никарагуа объяснялось тем, что эта страна занимает особо важное стратегическое положение в Центральной Америке. Никарагуа является узлом морских сообщений. Она очень близко расположена к Панамскому каналу, к которому можно проложить путь по реке Сан-Хуан.
В 1927 году в порту Коринто высадилось 30 тысяч пехотинцев, 865 моряков и 215 офицеров. Вооруженные самой современной техникой, с нравами сторожевых псов, они принесли с собой современный варваризм. В оккупированном Леоне они разорили школы и соборы, превратив их в казармы. Посол США в Никарагуа Лоренс Дэнис цинично заявил в узком кругу: «Здесь думают, что мы пришли защищать интересы одной партии от другой. Горько ошибаются. Мы отстаиваем только наша собственные интересы».
Специальный посланник президента США Стимсон, прибывший в Никарагуа, встретился с либералом Хосе Мариа Монкадой, бывшим руководителем повстанцев, предавшим интересы народа. Эта встреча в сотый раз подтвердила, что «пять руководителей от консерваторов плюс пять от либералов в сумме дают десять бандитов». Стимсон предложил Монкаде обратиться к повстанцам с предложением заплатить по 10 долларов каждому, кто сдаст оружие. Какое кощунство по отношению к революционным идеалам и благородным порывам народа!
Но повстанцы, возглавляемые верным сыном своей родины Сандино, не сложили оружия. Никарагуанцы никогда не забудут его слова: «4 мая — это день нашего национального праздника. В этот день народ Никарагуа доказал всему миру, что его национальную честь нельзя затоптать, что у него есть достойные сыны, которые своей кровью смоют пятно позора других!» 4 мая Сандино отобрал из нескольких сотен крестьян самых верных соратников, которые поклялись бороться до победного конца. Внимательно осмотрев каждого, Сандино сказал: «Я не сложу оружия, даже если все вы решите это сделать. Скорее погибну с меньшинством, которое предпочтет смерть бойца жизни раба».
Свое слово он не нарушил до конца дней. Тысячи километров отделяют нашу страну от Никарагуа, но сколько общего у Сандино и болгарских революционеров, боровшихся за национальное освобождение!
Своей страстностью и непримиримостью он подобен нашим патриотам, которым приходилось оставлять жен, детей, родителей и годами скитаться, чтобы не дать угаснуть революционному пламени. В городе Сан-Рафаэль Сандино связал свою судьбу с верной помощницей партизан Бланкой Араус. Но он не мог остаться в кругу семьи и сразу же после свадебного обряда ушел в горы, сказав Бланке: «Долг перед родиной превыше всего. Я ухожу по его зову. И помни, если даже вселенная обрушится, все равно мы выполним свой священный долг».