Г Л А В А XIX

Юбилейный день, круглая дата всегда почему-то воспринимается человеком с особым чувством: пройден какой-то рубеж, что-то осталось позади — и радостно, и грустно!

Насте было только грустно в годовщину заключения договора с журналом. Рукопись ей вернули, но позолотили пилюлю: выплатили двадцать пять процентов, причитающихся по договору.

Деньги было решено истратить весной на ремонт машины и дать Клаве взаймы. А повесть, по совету Василия, Настя отнесла в издательство «Молодая гвардия», не испытывая при этом никаких эмоций. Вручила секретарю и ушла, даже не справившись, когда можно будет позвонить.

Кирилл Иванович пообещал Насте взять книгу под свою опеку.

— Важно, чтобы она попала умному редактору, а не дубарю, — сказал он.

— А разве бывают такие? — с подковыркой спросила Настя.

Разговор происходил по телефону.

— Ты это брось! — прикрикнул на нее Кирилл Иванович. — Вся наша держава на умных людях держится...

Серенький декабрьский день к полудню выдал солнце, да такое, что закапала с крыш капель. Настя, получив десять дней на экзамены, сидела дома, сводила концы с концами по истории средних веков, с ужасом убеждаясь в своей слабости, сколько готовилась, а в голове сумбур!

И то сказать: два года читались лекции и ни одного хотя бы зачета — сразу экзамены!

Профессор, судя по другим группам, был беспощаден, записных отличников отсылал, не приняв экзамена, на остальных в изобилии сыпались двойки, в лучшем случае — тройки. Просто хорошего ответа ему было мало — подавай записи его лекций, да чтобы аккуратно: день в день! Одних дат требовалось вызубрить на память далеко за сотню.

Студенты изворачивались как могли: дважды подсунули экзаменатору одни и те же тетради — сошло благополучно! На третий раз засек, раскричался, побежал жаловаться в учебную часть.

— Вот и суди по внешности, — уныло рассуждали пострадавшие. — На вид благодушный толстый дед с бородкой клинышком, розовыми щечками... Ошиблась мать-природа или замаскировалась!

Настя ехала в институт в раздраженном состоянии духа — ну что в самом деле, не на учителей истории готовятся! Когда понадобятся исторические данные, найдут, где справиться, на то книги есть!

«Будет заваливать, выскажу свои соображения профессору в лицо и потребую удовлетворительную отметку. Взрослые люди, а ведем себя цыплятами!..» — думала Настя, стараясь настроить себя потверже.

На втором этаже в небольшой комнате у лестницы, с окном во двор, где, наверное, когда-то помещалась гувернантка господ Яковлевых, профессор принимал экзамены. На лицах ожидающих своей очереди студентов напряженная взволнованность. Экзаменатор по-прежнему верен себе. Только что выскочила, как из парилки, литсотрудница журнала «Пионер» с непривычной тройкой среди вечных пятерок! Ее успокаивали:

— Плюнь, Наташа, главное, сдала!

Когда Настя вошла, перламутровые глаза профессора по-отечески уставились на нее.

— О чем же спросить вас? Ну, сообразно вашей наружности, — он несколько помедлил, — расскажите-ка про французского короля, окрещенного подданными Красивым. Охарактеризуйте его эпоху, методы правления. Второй вопрос касается Англии... Записали?

— Записала. Позвольте, профессор, сразу отвечать.

Он удивился, но не возразил. Настя «плавала», и основательно, все даты перепутались в голове, и только наводящие вопросы экзаменатора спасли ее.

«Ой, мама, неужели все же засыплет?..»

— Я должен огорчить вас... отвечали на троечку, — подвел итоги профессор, придвигая к себе ведомость. — Впрочем, хотите заработать четверку, тогда еще два вопроса.

— Нет, нет, спасибо за трояк! — Настя поспешила протянуть свою зачетную книжку, еще не веря, что свалила гору с плеч. — Ставьте, профессор!

За дверью Анастасию поздравляли, удивлялись, почему так быстро отделалась...

А Настя думала: «Потому... потому что у меня печальный юбилейный день сегодня. Хоть в чем-то мне должно было повезти сегодня?»

Из учебной части Настя дозвонилась Василию.

— А я, честно говоря, и не сомневался, — отвечал тот. — Да тебе разве скажешь?..

— Напрасно не сомневался, — возразила ему Настя и положила трубку с дурным осадком на душе.

Почему-то ей, видите ли, нельзя сказать! С подтекстом фразочка! Она вздохнула, думая о том, что что-то разладилось в их жизни, ну да не стоит обращать внимания!

Настя задержалась у одного из окон коридора с широченным подоконником, устремив взгляд в прилегающий к дому сад, где возвышался над снегом памятник Герцену: усталый, немолодой человек «с того берега», государственный преступник по документам официальной России — великий сын ее! Горько, наверное, было ему, уходя из жизни, сознавать, что дети его остаются без Родины, которой он столько лет служил верой и правдивым словом!

От институтских ворот на глазах Насти отделилась чья-то высокая фигура в волчьей дохе, и сердце ее стало падать... Она еще не могла поверить, но ясно видела: он, Кирилл Иванович! Да и многие студенты, заметив его, начали собираться у окон кучками, чтобы посмотреть на своего любимого писателя и даже кумира для некоторых, особенно после того как его сняли с его поста.

— Откуда вы взялись? Вот не ожидала, — проговорила Настя, протягивая сразу обе руки Кириллу Ивановичу.

— Прилетел из Риги. По своим и твоим делам. Два часа тебя по телефонам разыскиваю. Тетка Акулина явилась из магазина, объяснила, где ты. Собирайся! Без разговоров — в издательство. Умный редактор прочитал твою книгу, желает встретиться. Я представлю тебя. Помнишь, сегодня какой день?

Настя кивнула.

— Твой покорный слуга заставил судьбу повторить его вновь... Выйдешь массовым тиражом...

За рулем сидел все тот же Вася. Настя не успела выразить удивление, как Кирилл Иванович захохотал.

— С государственной службы, понимаешь, переманил к частнику! Не может же близорукий литератор обходиться без собственного выезда! Чего доброго, опять не туда заедет...

— Вы веселый какой!

— Причин нет унывать. Сидел на простокваше, работал, не разгибаясь, на сон три часа урывал. Дал почитать друзьям, хвалят! Сам вижу — за дело хвалят. А ты как тут, — он снова хохотнул, — без меня обходилась? Соскучилась небось по мне? Глаза выдают... Да, Ленька говорил тебе, что мы с ним в переписке состоим? Не-ет? Ну, над этим следует подумать... Имей в виду, к Новому году приготовлен тебе подарок — словарь Даля в четырех томах. Вещь литератору необходимая. Вышлю. Сегодня в полночь я улетаю. Боюсь из рабочего настроения выпасть. Тебе можно иногда звякнуть? Герой не озвереет?

— Смутно у меня на душе стало, нехорошо...

— Ерунда, пройдет. У человека, особенно творческого, неиссякаемый запас сил. А знаешь почему? Я объясню тебе: у нас есть куда спрятаться от беды, дурного настроения, чем заслониться. Нырнул в работу и... готово! Главное, суметь нырнуть.

— Мырнуть, Кирилл Иванович...

— Мырнуть — то в реку. Не путай! Тормози, Васятка, приехали.

Будущий редактор понравился Насте с первого взгляда.

— Мы с Кириллом Ивановичем единомышленники. Ваша повесть пришлась мне по душе за то, что вы не приукрашиваете действительности. Отрицательную героиню ни в коем случае не нужно перевоспитывать. Оставьте ее как есть. Только перестраховщик, не видящий дальше своего носа, может посоветовать такое! Литература — сила, она вечна, ее нельзя укладывать в прокрустово ложе газетных передовиц.

От редактора они с Кириллом Ивановичем вышли вместе и завернули к главному.

— Идем, познакомлю, чтобы не обижали без меня!

— Когда-нибудь, запомни, — сказал Кирилл Иванович главному редактору, прощаясь с ним, — литературные критики спасибо мне скажут за Анастасию Воронцову!

На улице у подъезда Настя наотрез отказалась от предложения довезти ее до дома, и Кирилл Иванович не настаивал. Веселости его как не бывало: лицо пасмурное, но все так же неотразимо привлекательное для нее. Время словно не имело власти над ним. Настя отвела взгляд. Ей теперь надолго хватит сегодняшних событий для воспоминаний и раздумий...

— Извини за назойливость, — заговорил Кирилл Иванович, — но я считал своим долгом толкнуть твою книгу, потому и побеспокоил тебя! Давай-ка рученьку и постарайся быть хоть ты счастливой!

— Почему «хоть я», Кирилл Иванович? — с беспокойством перебила его Настя, вдруг понимая, как нелегко и непросто, очевидно, живется ему сейчас, лишенному привычного положения и всего, что связано с ним.

— Ну, оговорился, а ты, репей колючий, цепляешься! Слушай лучше мое напутствие... Обязательно устрой свою жизнь разумно: большую часть времени посвящай новой книге. Торопись работать. Истинный писатель должен непрерывно трудиться. Помни, я слежу за тобой!

— Спасибо, Кирилл Иванович!

— Из спасибо шубу не сошьешь! — многозначительно возразил он, и в цыганских глазах его блеснул огонек. — Ладно, Настюха, до лучших времен! — И, подсаживаясь к шоферу, приказал: — Раскочегаривай коня, двигаем дальше!