Г Л А В А V

Голубчик Вася вернулся домой через год с месяцем после окончания войны, когда Настя с сыном уже жили в родном флигеле, чуть ли не ежедневно получая письма из Берлина.

Встречать Василия собрались все домочадцы: Настя, Ксения Николаевна, Мария с Митей и мужем.

Василий соскочил с подножки мягкого вагона еще на ходу поезда, оживленный, молодой, в отлично сшитой форме майора.

Ленька, как увидел отца, так и впился вспыхнувшими глазами в его Звезду Героя.

Обняв одной рукой подбежавшего сына, другой — Настю, Василий то целовал их, то отстранял от себя, жадно рассматривая с головы до ног.

— Как вытянулся, уже школьник, — говорил он сыну. — Я бы не узнал тебя! А ты не изменилась, Настюшенька. Да ты совсем у меня девчонка, такою я и помнил тебя всю войну. Как я исстрадался по тебе! Мамаша, здравствуйте. Манечка, и ты тут! И ваш Дмитрий, племяш мой! Брат славянин — жив? — Это относилось к Михаилу.

Они обнялись, хлопая друг друга по спине, радостно похохатывая.

— Ну, Вася, кому-кому, а тебе фронт на пользу пошел: лицо, хоть на медаль чекань, осанка полководца! Герой по всем статьям.

Ленька, вновь завладев рукой отца, не отпускал ее. Теперь, когда они стояли рядом, особенно бросалось в глаза их внешнее сходство.

Ксения Николаевна, глядя на радостно-взволнованного внука, не удержалась, всплакнула. Василий, как ей показалось, искал кого-то глазами, хотя из писем знал, что сестра с мужем живут теперь в Тамбове, где похоронена его матушка. Знать-то знал, а сердцу, видно, не верилось.

Дома все было готово к встрече: намыто, прибрано, праздничный стол накрыт.

Настя постаралась приурочить свой отпуск к приезду мужа. Такие встречи теперь не редкость в семьях, которым выпал счастливый случай дождаться живым того, кого провожали когда-то на фронт.

За столом Настя спросила мужа, какие у него планы на дальнейшую жизнь.

— Очень простые, — не задумываясь, отозвался Василий. — Снимаю форму и подаюсь на завод! Соскучился по своим тискам — мочи нет.

— А наша Маня институт умудрилась закончить, я писала тебе. Недавно диплом ей вручали.

— Хвалю и поздравляю тебя, Мария, и тебя, муж!

— Благодарю. Есть за что поздравить. Женился, представь, на простой девушке, чернорабочей поначалу была, а теперь я муж инженера! — отвечал Михаил со свойственным ему веселым добродушием.

— Послушай, артист, а не рановато ли ты седеть начал? — приглядевшись к густой шевелюре счастливого мужа, спросил Василий. — На черно-бурого лиса скоро походить будешь.

Михаил нашелся и тут.

— Мех ценнейший, за валюту его у нас покупают. К тому же стареющих мужчин теперь без парика можно играть!

— И играешь? — не отставал свояк.

— Играю, если выпадает роль. Вот поступишь на завод, заверни во Дворец культуры посмотреть мои постановки. Классику ставлю. В кружке есть талантливые ребята, профессионалам не уступят.

— Обязательно заверну, — заверил Михаила Василий и, улыбаясь, заметил: — Вот, значит, как получается... мы все теперь на «Шарике» прописаны.

Настя сидела по левую руку мужа, не принимая участия в общем разговоре с той самой минуты, когда услыхала про его намерение вновь вернуться в цех. Раньше Настя никогда не думала, кем Василий станет работать после войны, было не до этого. Зато сейчас, любуясь мужем в щегольской форме майора со Звездой, ей трудно было вообразить его в спецовке слесаря, склоненного над тисками.

Назавтра поехали всей семьей навестить Красную площадь, выстояли очередь в Мавзолей. Потом родители засели дома, не посчитались с горячей мольбой Леньки побывать на стадионе, посмотреть прославленного вратаря Хомича.

— Папа, да он ни единого мяча в свои ворота не пропустил, спроси кого хочешь! — немножко привирая, расхваливал своего кумира Ленька. — У нас ребята в школе, знаешь, божатся им — это самая верная клятва!

— Сходим сынок, дай срок. Сначала мама почитает мне свои рассказы, что без меня написала. Составь, если хочешь, компанию...

Ленька присаживался, слушал — он любил, когда мать читала ему свои произведения, и даже был горд этим, но присутствовать при вторичном чтении, зная наперед, что случится с тем или иным героем, ему было скучно.

Чтение с перерывами продолжалось два дня. С тех самых пор, когда Настя по возвращении из Большого театра впервые читала Василию свои стихи, и он, неожиданно для нее, оказался человеком начитанным и разбирающимся в литературе, она стала серьезно прислушиваться к его замечаниям.

По обоюдной договоренности муж имел право, для пользы дела, в любом месте прервать чтение, если вдруг что-то упустил или прослушал.

— Не части! — иногда просил он.

Ксения Николаевна в такие часы хозяйничала на кухне с особой предосторожностью, благоговейно прислушиваясь к голосам за прикрытой дверью. Со школьных Настенькиных лет она знала, какое важное значение в жизни дочери имеет литература, и не переставала верить, что пробьет долгожданный час, когда ее сочинения можно будет прочитать в книгах.

Василий отобрал из семи Настиных рассказов три, которые, по его мнению, были достойны печати. Тематика в них молодежная, в самый раз для журнала «Смена».

— Неси, Настюшок, с руками оторвут — это я тебе говорю! — разошелся Василий, меряя шагами небольшую комнату. — Ксения Николаевна, — крикнул он теще, — зайдите-ка на минутку, полюбоваться на свою дочь... Вот достигла! — зять указал Ксении Николаевне на одобренные им рассказы. — Представляете, рабочий день ненормированный, теснота в бараке, а она писать не переставала. Так несешь в журнал или не несешь? — обратился он к Насте. — А то сам в редакцию отправлюсь.

Настя помалкивала, улыбаясь своей несколько застенчивой, очень украшавшей лицо улыбкой.

— Ну, раз советуешь, понесу! — наконец сказала она.

— Подожди, это еще не все! — проговорил Василий, останавливаясь перед женой. — Есть еще один категорический совет: тебе обязательно нужно поступать учиться в Литературный институт! Жаль одно — он вечерний. Тяжеловато будет. Но придумаем что-нибудь... Послушай-ка, из цеха с тремя сменами тебе, разумеется, придется переводиться, — вслух размышлял Василий, — почему бы не в многотиражку, например?

Совет Василия поступить учиться в Литературный институт был принят в доме единодушно.

Особенно ликовал Михаил, радуясь совпадению мнений.

— Я еще, как вернулся с фронта, толковал о том Настасье, ибо пишущему человеку без большой культуры, точно без воздуха. Ну и не менее важно побыть среди творческих собратьев. По себе сужу...

Ужин в тот вечер прошел особенно оживленно, и не только потому, что в честь предстоящего события водрузили на стол бутылку красного вина, но объявилась еще одна причина. Мария выложила ордер на комнату, удивив тем самым даже собственного мужа.

— Ни полсловечком о своих хлопотах не обмолвилась. Ну сильна моя Маруся, на фронте ей в самый раз в контрразведке служить! И все может, все удается умнице...

— Поздравляю, Манечка, — сказала Настя, пожимая руку старшей сестре.

— Спасибо, Настюша, теперь мы не будем вас стеснять.

— А вы и не стесняли, — ответила Настя сестре и тут же почувствовала, что краснеет. С приездом Василия им, конечно, стало тесновато, да и само присутствие целой семьи, пусть даже и очень близкой, не всегда оказывалось кстати. Покладистый и даже приятный в общежитии Михаил, теперь, после войны, временами становился нетерпимым. Да и Мария на правах старшей сестры часто вмешивалась в ее отношения с Леней, требуя от мальчика беспрекословного послушания, чего Настя не могла принять, держась на этот счет другого мнения, но смирялась, терпела.

— Командир наша Мария, — заметила однажды Ксения Николаевна со свойственной ей проницательностью. — Ты уж не сердись на нее...

Встал вопрос, с кем из дочерей останется Ксения Николаевна: ей было одинаково жалко и ту и другую. Но внутренний голос все же говорил Ксении Николаевне, что лучше жить у старшей дочери, там она нужнее. Поколебавшись, она объявила так:

— Будет здоровье, стану сновать между двумя домами, раз Манечка получает комнату неподалеку. К обеду невелики разносолы готовим, успею и тут и там.

— Вы, мамаша, рассудили, как истинный философ! — похвалил тещу Михаил и потребовал еще бутылку для мужиков покрепче — выпить за любимых женщин. — Ты уж, Маруся, не препятствуй на радостях. Мария не препятствовала, и купленная бутылка водки оказалась очень кстати.

— Гостей принимаете? — крикнул из палисадника мужской голос.

Василий бросился к раскрытому окну:

— Кого вижу?.. Филипп — страж порядка, капитан милиции, и Кланечка при нем! Милости просим, дорогие гости, давай, фронтовичок, почеломкаемся!

Клава, успевшая раздобреть за послевоенное время, одетая в подаренное мужем блестящее атласное платье, отливающее всеми цветами радуги, стояла улыбаясь и держала за руку светловолосую девочку в сарафанчике.

Все поднялись из-за стола. Ксения Николаевна, поздоровавшись, стала ставить на стол недостающие тарелки, подложила в салатницу винегрету, подрезала ветчины.

Веселье продолжалось до позднего вечера...

Со свойственной Марии деловитостью, она стала торопить сестру с устройством в институт, организовав ей добровольных консультантов среди своих знакомых: по общественным наукам и истории.

— Если уж поступать учиться, то обязательно постараться в нынешнем учебном году! — говорила она Насте.

К экзаменам в Литературный институт допускались только те, кто по творческим данным получал «добро» у специальной писательской бригады. Пройти этот рубеж значило многое, как разузнала Мария, а в некоторых случаях — даже все.

Мария вспомнила про письмо Демьяна Бедного, сохраняемое Настей. Чем не рекомендация? И помчалась показать его писателям и заодно узнать, стоит ли прилагать письмо к документам или не стоит?