Г Л А В А II

Анастасию Дмитриевну Майорову многие помнили на заводе еще Настей Воронцовой — литкружковкой, — чье имя часто появлялось на страницах многотиражки. И те, кто это помнил, продолжали звать ее просто Настей, хотя ей шел уже тридцать четвертый год и она заведовала производственным отделом газеты.

Вся Настина жизнь протекала на виду завода: закончив его училище, она работала слесарем, пока не поступила учиться в Литературный институт. Мало того, вся Настина родня тоже осела на заводе: муж, сестра и ее муж, Михаил Карпов, который теперь заведовал в заводском клубе художественной самодеятельностью. Не завод — дом родной! В любую минуту по внутреннему телефону можно было вдоволь наговориться друг с другом. А с Антониной Самохиной виделись в редакции ежедневно.

Зазвонил самый надоедливый внутренний телефон на столе секретаря редакции. Он, случалось, надрывался по целым дням, мешая работать. Сотрудники окрестили телефон «наш старшой».

Но что греха таить, внутренний аппарат для газетчиков был своего рода палочкой-выручалочкой: любой срочный материал можно было выудить по нему, не спускаясь в цехи.

Настя дотянулась рукой до трубки, сказала привычно:

— Редакция слушает!

— Настя, это вы? — робко осведомился на том конце провода незнакомый женский голос. — У меня к вам одно небольшое дело... Нет, простите, — извинилась женщина, — большое! Вы можете сейчас выслушать меня?

— По телефону?

В трубке помолчали. Доносилось учащенное дыхание, затем снова голос:

— Нет, разговор не телефонный. Я могу подойти к вам в редакцию. Или, может быть, лучше написать, чтобы со всеми подробностями?

— А в чем, собственно, дело? — начала было Настя, но ее прервали.

— Да, попытаюсь изложить на бумаге, собрать несколько подписей, потом занесу... До свидания!

— Пожалуйста, как вам удобнее, — сухо проговорила Настя, невольно проникаясь каким-то бессознательным чувством тревоги.

Но отчего оно? Что женщина не назвала своего имени, так это пустяк, она сама собиралась пожаловать в редакцию... А вот тон разговора! И сделанный упор «на все подробности», точно эти неведомые подробности могли касаться ее — Анастасии Майоровой...

Настя с минуту посидела в задумчивости. Да нет, мнительность одна... Вероятнее всего, работница хочет заручиться поддержкой газеты, чтобы получить разряд повыше или определиться в прославленную бригаду... А подоплека всему — жилищный вопрос. Численность рабочих на заводе растет куда быстрее, нежели строятся дома.

«Будут основания, постараюсь помочь этой женщине», — подумала Настя, вновь придвигая к себе недописанную статью о передовом отделении инструментального цеха мастера Кузнецовой.

Близилась пересменка — самое удобное время поймать кого нужно. В трех комнатах редакции, кроме Насти, ни души. Нет и Антонины. Ее машинка зачехлена, но на столе, как всегда, ничего не убрано.

Антонина, наверняка, делает прическу в парикмахерской или торчит в клубе у Миши.

Тоня овдовела второй раз и потому искала общества.

Настя не могла себе позволить ни парикмахерской, ни даже театра, дорожа каждой минутой, чтобы всегда иметь задел на номер, а то и на два вперед. Это часто давало ей возможность уходить с работы пораньше, являться в свой институт за часок-другой перед началом занятий, чтобы поработать в его уютной читальне — небольшой угловой комнате с дощечкой на двери «Здесь в 1812 году родился А. И. Герцен».

Не прошло и десяти минут, как Настя с удовлетворением поставила точку, сама довольная статьей и еще более довольная за свою Клаву, наконец решившуюся подать заявление о приеме кандидатом в члены партии, — одну из рекомендаций дала ей Настя.

В дверь постучали.

— Можно?

— Заходите, кто там?

Дверь медленно приоткрылась.

— О-о-о, мастер Кузнецова — редкий гость! Прошу, очень кстати. Хочешь послушать мою статью про тебя? — спросила Настя, предлагая подруге стул.

Клава грузно села. Мучнистое, без единого признака бывалого румянца лицо ее выглядело уставшим.

— За статью спасибо. В газете лучше прочту, а слушать не стану. Я к тебе на минутку всего, соскучилась... — отвечала она, как видно, чем-то озабоченная. — Была, понимаешь, в отделе кадров, — продолжала она, — крупно поговорила там. Взяли моду посылать на мой участок одних сосунков, напильник в руках держать не умеют. Ты, говорят, обучишь, воспитаешь в своем коллективе... Это сказать легко!

— Не прибедняйся, Клавдия, в самую точку говорят, — перебила ее Настя, вызвав на лице подруги молодую, озорноватую улыбку. — Чем ты сильна — так сильна! Ну, а дома у тебя все в порядке?

— Порядок. Откармливаю мужа щами с кашей, как истинного плотника. К осени планирует закончить дом.

Справившись в свою очередь про Настину семью, Клава заторопилась.

— Извини, Настенька, конец смены, а свой глазок — смотрок!

— Ну, беги, беги, успехов тебе!

Оставшись одна, Настя взглянула на часы. До конца работы было полчаса. Мужу звонить бесполезно, рыскает где-нибудь по цеху, едва ли его найдут.

Она позвонила домой.

— Сынуля, как жизнь, как отметки?

Об отметках она спросила между прочим, сын — неизменный отличник, что даже несколько пугало мать, уж очень прилежен! Всегда за столом, за книгами, неизвестно, когда бывает на улице.

— Привет работникам печати! — пропел Леня молодым петушком. — У меня все в норме, но есть претензии к нашему уважаемому шеф-повару... Опять в меню пятиклассника затесалась молочная овсяная каша на второе!

— Вот я тебя по загривку... «затесалась»! — раздался у трубки несколько визгливый голос тетки Акулины. — Настена, здравствуй! — это уже в трубку. — Ты усовести его, вели не привередничать. Сама знаешь, я меню на неделю вперед обдумываю с учетом на растущий возраст. К тому же беру пример у Ксюши, у твоей мамы, как она для Маниного Мити готовит...

Звонок в кабинете редактора, где стоял городской телефон, вернул Настю к действительности. Она взглянула на часы: было самое время надевать черную котиковую шапку, котиковую, вернее, под котик, шубу и быстрее к трамваю, пока не хлынул поток рабочих.

— Слушаю. Редакция, — несколько недовольным голосом проговорила она.

— Алло, я не ошибаюсь — Анастасия Дмитриевна? — неторопливо, с чувством собственного достоинства спросили в трубке.

— Не ошибаетесь! — слишком поспешно и, очевидно, тем самым выдав свое смятение, ответила Настя, в миг узнав этот бархатистый мужской голос.

— Здравствуйте, Настя, я, как видите, действую по пословице: если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе... то бишь, как издатель, я интересуюсь вашей повестью, — быстро прибавил он и, помедлив, спросил: — Вы, надеюсь, не позабыли, что я могу считать себя в некотором роде крестным отцом вашей книги?

— Разумеется, не забыла. Наоборот, я благодарна вам, Кирилл Иванович!

— Тогда нужно встретиться, поговорить. У вас найдется лишний отпечатанный экземпляр? Привезите его. Секретарь подскажет вам, в какие дни меня можно застать в редакции!

Настя стояла в знакомой до мельчайших подробностей комнате, машинально уставив взгляд в окно, за которым продолжали падать редкие снежинки, медленно оседая на недавно расчищенные фонари заводской крыши, на снующие по двору электрокары с аккуратно поставленными друг на друга небольшими ящиками.

«Как он мог позвонить, зачем?.. — стучали в голове мысли. — Раз кончено, то кончено. Я не хочу начинать все сначала и ему не позволю!»