Г Л А В А XXXII

Бригадный метод проработки материала в группах был неожиданно отменен к концу учебного года, о чем неутешно жалели, гневно роптали на возврат к старине слабые ученики, обленившиеся от беззаботной жизни. Мало того, пострадала, как считали те же «слабаки», и вся группа в целом: теперь уже самолично, а не при помощи голосования каждый педагог получил право ставить ученику ту или иную отметку, и она не подлежала обсуждению. В силу вступили привычные по семилетке «неудовлетворительно», «удовлетворительно», «вполне удовлетворительно».

Настя Воронцова приняла как должное эти нововведения, они ничего не меняли в ее жизни. Клава Кузнецова, наоборот, была недовольна ими, ибо ее отметки сразу заметно снизились. Пришлось всерьез заняться теорией.

В Клаве заговорило тщеславие, она все свободное время стала проводить за уроками, а Настя не пропускала ни одного занятия литкружка ни при заводской многотиражке, ни при «Фронте фабзавучника», где шло у нее негласное соревнование с одним начинающим поэтом, напечатавшим свои стихи в журнале. К тому же она по-прежнему, несмотря на Клавины предостережения пощадить себя после болезни, вставала в шесть утра. Эти часы до начала занятий Настя неизменно посвящала литературе.

Иногда недосыпание давало о себе знать, и тогда Настя, махнув рукой на домашние задания, спозаранку забиралась в кровать. Ни разговоры, ни свет не мешали ей.

Зато на уроках в ФЗУ Настя старалась быть предельно внимательной, чтобы на лету понять все и запомнить. И это выручало ее. Но однажды, когда Настю вызвали отвечать к доске по механике, она запуталась в простых примерах, заданных на прошлом уроке на дом, а приглашенная ей в помощь Клава запросто решила их.

— Не ожидала от вас, Воронцова! — выводя в журнале жирный «неуд» против Настиной фамилии, проговорила педагог, к которой ученица не испытывала особой симпатии, а теперь тем более.

Девушка не нашлась, что ответить, не зная куда девать глаза. Оправдываться занятостью — бессмысленно, посещение литкружков не будет принято в расчет. Хуже всего, что несчастный «неуд» случился в конце года, когда подводилась общая оценка, и педагоги, как будто мстя за недавнее безвластие, вели себя особенно агрессивно.

— Вменяю вам, Кузнецова, в обязанность позаниматься со своей подругой, — сказала Клаве «механична», проходя между столами по их ряду.

— Нет, ну как она могла! Ты же почти три недели не посещала занятий, — кипятилась в переменку Клава, вызываясь пойти переговорить с педагогом.

— Не паникуй, пожалуйста, оценку я исправлю.

Клава приумолкла, отлично понимая, что творится сейчас в душе подруги.

Настя, не откладывая, занималась весь этот вечер до глубокой ночи, а утром, дождавшись обеденного перерыва в цехе, поспешила в учебный комбинат пересдавать механику. Вид у нее был решительный и даже гордый. Клава из солидарности семенила за ней, мысленно твердя себе:

«Елочки точеные — вот выдержка! Наматывай, Кланька, на ус, учись!»

Полчаса спустя, кратко и сдержанно, она поздравила подругу с «вудом».

— Не сомневалась! — и крепко пожимая Настину руку, не сразу отпустила ее. В карих, блестящих глазах ее стоял какой-то вопрос, невысказанный вслух.

— Кланечка, ну? — поторопила подругу Настя, зная по опыту, что все равно придется объясняться.

Клава несколько замялась.

— Я вот о чем думаю... У нас в деревеньке такая прелесть, такая прелесть, что все твои болячки после болезни и после Федора как рукой снимет... И мои заодно. Поедем-ка со мной на летние каникулы, а, Настенька? А уж родители обрадуются!

— Нужно у мамы спросить. Ты подумала об этом?

— Подумала, — не растерялась Клава. — Не на все же каникулы, а недельки на две...

— Если мама разрешит, могу и поехать, — пообещала Настя.

— Разрешит, разрешит, позволь мне ей написать!

В цех девушки вернулись минута в минуту, однако мастер, требующий от практикантов усердия, не сдержался от упрека.

— Не на хозяина работаем, на себя! Сознательности нету, а надо бы! Цеха без мерительных инструментов на голодном пайке сидят, а мы по столовым прохлаждаемся...

— Да мы даже пообедать не успели, — вырвалось у Клавы. — Ну, извините нас!

— Из извинений, голубушка, шубу не сошьешь! — повысил свой въедливый голос мастер. — Вот лежат подержанные инструменты, собранные нам в дар со всех московских предприятий, — он кивнул на два больших ящика в углу, — умелых рук дожидаются, чтобы снова служить рабочему человеку...

Клава пожала плечами: знаем, тем и занимаемся, что ремонтируем. А Настя вспыхнула, склонившись как можно ниже над своими тисками, где у нее были зажаты мерительные губки для штангеля.

С великой осторожностью она направляла их надфилем, затем доводила на шабровочной плите.

Клава трудилась над призмами для измерения роликов.

Разворчавшийся сейчас мастер обычно бывал доволен их работой и не раз ставил в пример.

— У слесаря-инструментальщика чутье в пальцах должно быть, потому как микронная точность в его работе требуется, тысячная доля женского волоска. Я подчеркиваю — женского, — несколько патетично говорил мастер. — Одним это удается быстрее, другим медленнее, но обязательно удается, если есть призвание и, более того, усердие!

— Далось ему это усердие... Словцо-то какое допотопное! — иногда ухмылялись за спиной старого мастера ребята больше из шика и спесивой гордости за свою столь современную и сложную профессию, нежели от обиды.

— Настя, за что он отдраил нас? — в искреннем негодовании шепнула Клава подруге. — Кажется, усердствуем. А насчет сознательности, то бабушка надвое сказала, у кого ее больше. Какой идейный нашелся!

— Да, идейный! — хмуро сдвигая брови, оборвала ее Настя. — Дело, конечно, не в одном нашем опоздании... Скажи честно, ты очень устаешь за наши шесть ученических часов?

— Нет, а что? — обтирая руки концами, отозвалась Клава, стараясь сообразить, к чему клонит групорг, раз вопрос зашел об идейности?

— И я нет, — улыбнулась Настя. — Так, может, еще два часика прихватим?

У Клавы промелькнули на лице все ее раздумья, и подруга, наблюдая за нею, невольно подумала: «Простовата ты, матушка моя, читаю тебя, как открытую книгу...»

— Я-то «за». Вот остальные как? Советую пустить записку по рабочим местам и все выяснить. Мы докажем старому ворчуну нашу сознательность! — это уже относилось к мастеру и звучало несколько угрожающе. — Прикинь-ка, если поработаем таким манером с недельку — оба ящика опустошим!

Мастер был поставлен в тупик, когда Настя доложила ему о решении группы работать полный рабочий день по ремонту мерительного инструмента.

— Вот вам список учащихся и их подписи.

Мастер замахал руками, он был явно обрадован и встревожен.

— Не знаю, не знаю, вы же подростки... Нет, я не могу решить такой вопрос самолично...

— Бюрократ — потому и не может! — шепнула Клава. — Иди и ты с ним, а то провалит наш энтузиазм!

Мастер вернулся от начальника цеха не скоро, издали улыбаясь своим подопечным.

— Стало быть, так, усердные ребятушки, согласие получено, но с одним условием, — возбужденно заговорил он, — шесть часов отработаете и айда в буфет. Там вас будет ждать сладкий чай с бутербродами. Повидло без нормы — сколько каждому по душе! Десяти — пятнадцати минут вам хватит на подкрепление?

— Раньше управимся!

В четыре часа дня, после окончания дневной смены, ребята шли к выходу по непривычно для них оживленному главному коридору, плечом к плечу со взрослыми рабочими, растроганные и гордые первой в жизни благодарностью мастера, которую он выразил им от себя лично и от всего руководства цеха.

— Кутнем? — весело спросила Настю Клава, имея в виду давно запланированную поездку в парк культуры и отдыха, где она не была ни разу, чтобы по возможности насладиться там всеми доступными им по средствам аттракционами.

— Смотри, не зареви белугой, когда тебя поднимут в люльке...

— Не зареву, чай...

В парке Клава выполнила всю программу; из-за скудности денежных ресурсов Насте пришлось стоять в числе зрителей и любоваться на свою подругу, задолжавшую ей сорок копеек. Клава то неслась на гривастом коне карусели, то взлетала на качелях в небо. Скажи кому — не каждый поверит, что эта девчонка сегодня отлично зарекомендовала себя на точнейшей работе по инструменту, не уступив слесарям со стажем!