«Упаси бог, — воскликнула Барбель, — это не удастся, что вы тогда будете делать?»

«Неудачи быть не может, — ответил Дритцен, — не пройдет и года, как мы вернем наше состояние и все будем счастливы, если бог нас не накажет».

Ночной разговор, переданный Барбель фон Цаберы с удивительной непосредственностью, говорит о многом, но, к великому сожалению, не раскрывает технической сути того «искусства», над совершенствованием которого работали компаньоны. Предприятие обещало быструю и верную прибыль, которая не шла ни в какое сравнение с суммой затрат, а они, как нам известно, были высоки.

Дритцен собирался разбогатеть в течение года. Судьба, однако, распорядилась иначе. «В день св. Иоанна Крестителя на Рождество, когда был крестный ход», Андреа заболел и вскоре умер. Об этом рассказал на процессе Мидехарт Штокар, в доме которого больной провел последние дни. Передал он и следующий разговор.

«Андреа, — спросил Мидехарт, — как ты себя чувствуешь»?

«Очень плохо, — ответил Дритцен. — Я точно знаю, что умру. Лучше бы я никогда не вступал в товарищество».

«Почему?» — спросил Штокар.

«Я хорошо знаю, — сказал Андреа, — что мои братья никогда не придут к согласию с Гутенбергом».

«Разве товарищество не имеет письменного контракта?» — удивился Штокар.

Он не знал, что контракт предусматривал выплату наследникам всего 100 гульденов.

Как предсказывал Дритцен, так и получилось. Братья покойного Иорге и Клаус потребовали, чтобы Гутенберг принял их в товарищество вместо Андреа или же вернул деньги, вложенные в предприятие. Гутенберг, ссылаясь на договор, отказал. Тогда братья обратились за помощью в Страсбургский совет. Постановление последнего состоялось 12 декабря 1439 г., оно подписано бургомистром Куном Нопе. Совет поддержал Гутенберга. «Поскольку существует документ, — говорилось в решении, — который свидетельствует, каким образом должно было произойти предполагаемое соглашение, Ганс Риффе, Андреа Хейльман и Ганс Гутенберг должны принести присягу на Священном писании, что дело было так, как сказано в вышеупомянутой записи соглашения, и что запись эта должна была служить основанием для официального договора, скрепленного печатью, если бы Андреа Дритцен оставался в живых, и Ганс Гутенберг должен также поклясться, что 85 гульденов остались ему неуплаченными Андреа Дритценом. Тогда эти 85 гульденов будут вычтены из вышеупомянутых 100 гульденов, и оставшиеся 15 гульденов должны быть вручены упомянутым Иорге и Клаусу Дритценам, и тем самым 100 гульденов будут выплачены согласно упомянутой выше записи соглашения».

Товарищество заплатило Дритценам 15 гульденов, на чем дело и было закончено.

Над чем работало товарищество? Отдельные упоминания в свидетельских показаниях и в решении совета позволили историкам сделать любопытные предположения. Прежде всего надо сказать о показаниях золотых дел мастера Ганса Дюнне, который прямо заявил, что «три года назад он заработал у Гутенберга сто гульденов на том, что относится к печатанию» — «trucken». Этот термин, употребленный здесь впервые, для нашего слуха вроде бы недвусмыслен, но ведь мы не знаем, что обозначал он[131] в 30-х годах XV в. А. Руппель связывает этот глагол с производственным процессом, который осуществляли так называемые «брифмалеры», которые неоднократно упоминаются в источниках. Эти ремесленники печатали изображения и небольшие тексты с цельных, гравированных на дереве форм. Так или иначе, но приходится признать, что за три года до процесса, еще в 1436 г., Гутенберг что-то «печатал», хотя мы и не знаем, как он это делал.

Ганс Дюнне, который произнес на страсбургском процессе это слово, был сыном Петера Дюнне, франкфуртского гравера, который изготовлял штампы для тиснения монеты. Ганс перебрался из Франкфурта в Страсбург около 1429 г. Страсбургские источники упоминают о нем еще в 1447 г., когда он уже стал гражданином этого города.

В постановлении Страсбургского совета называется свинец — основной материал для изготовления типографских литер: «Андреа Дритцен во многих случаях, когда они покупали свинец и прочее, что сюда относится, был поручителем, одалживал и оплачивал расходы», — так утверждал брат покойного Иорге; «Андреа Дритцен никогда не давал поручительств за него, ни за свинец, ни за что другое», — это установил совет. Кто прав, мы разбираться не будем. Для нас важно, что в «искусстве», которым занималось товарищество, нужен был свинец.

Упоминается и «пресс», который изготовил столяр Конрад Заспах. В прессе лежали четыре «предмета», судьба которых очень беспокоила Гутенберга. Пресс находился в доме резчика по дереву Ганса Шультхайса, жена которого была теткой братьев Дритценов. После смерти Андреа Гутенберг послал своего слугу Лоренца Байльдека к Шультхайсу. Байльдек сказал Клаусу Дритцену, который там находился: «Дорогой Клаус Дритцен, покойный Андреа Дритцен имел четыре предмета, лежавших в прессе, и Гутенберг просил вас вынуть их из пресса и разобрать, чтобы никто не знал, что это такое, потому что ему бы не хотелось, чтобы это кто-нибудь видел». Клаус согласился и пошел в мастерскую, но никаких «четырех предметов» он не нашел.

Примерно о том же рассказал на суде и Конрад Заспах. К нему в мастерскую на улице Кремергассе пришел Андреа Хейльман и сказал: «Дорогой Конрад! Андреа Дритцен умер, а ты изготовил пресс и разбираешься в деле, так пойди, вынь эти предметы из пресса и разбери их, чтобы никто не знал, что это такое».

Компаньоны заботились о сохранении тайны, что в условиях средневекового ремесла было исключительно важно. Заспах хотел выполнить просьбу, но не смог, ибо, как он сказал на суде, «вещь эта исчезла».

«Когда умер покойный Андреа, — рассказывал на процессе Антоний Хейльман, — и свидетель (Хейльман. — Е. Н.) понял, что люди захотят увидеть пресс, Гутенберг сказал, чтобы они послали за прессом, так как он боялся, что пресс увидят. И он послал своего слугу туда (в дом Шультхайса. — Е. Н.), чтобы тот разобрал пресс».

Что это был за пресс? И что представляли собой «четыре предмета», в которых как будто бы скрывалась суть изобретения?

Предположений по этому поводу более чем достаточно!

Представители майнцской школы гутенберговедения, стремившиеся в конечном счете доказать, что книгопечатание впервые появилось в их родном городе, утверждали, что термин «trucken» — «печатать» относится не к печатанию, а к тиснению. Фридрих Адольф Шмидт-Кюнземюллер писал о том, что рамы для зеркал в ту пору изготовляли путем отливки в каменные или металлические формы^[132]. Усовершенствование Гутенберга, о котором шла речь на страсбургском процессе, по его мнению, состояло в том, что изобретатель перешел от отливки рам к их штамповке с помощью предварительно гравированных штампов. Конрад Заспах сделал пресс именно для штамповки. Что же касается золотых дел мастера Ганса Дюнне, то он заработал свои 100 гульденов, изготовив для Гутенберга штампы для тиснения.

Процесс гравирования штампов и использования их для тиснения и послужил Гутенбергу техническим прообразом предложенного им впоследствии способа изготовления матриц для отливки литер — с помощью гравированных на твердом металле пуансонов. Подбирая же состав сплава для отливки самих металлических зеркал (в сплав этот для твердости добавлялась сурьма), изобретатель постепенно отрабатывал состав типографского металла — гарта.

Высказывалось также мнение, что Гутенберг одновременно с зеркалами, готовил памятные значки, которые продавались пилигримам во время паломничества. Ландграф Гессенский Людвиг I приобрел в 1431 г. в Аахене при посещении знаменитого собора, воздвигнутого около 800 г. Карлом Великим, «Spiegel und Zeichen» («зеркало и значки»)^[133]. Значки эти отливали из бронзы, меди или свинца. Они нередко имели небольшие надписи. Воспроизведение литых надписей могло привести Гутенберга к мысли о литье типографских литер.

Клаус В. Герхардт недавно выдвинул новую гипотезу^[134]. По его мнению, Гутенберг в Страсбурге проводил опыты изготовления литер методом тиснения. Для этой цели из стали или железа делались пуансоны с гравированными углубленными изображениями букв. Тиснение осуществляли с помощью пресса Конрада Заспаха. В нижней части пресса с помощью специальной державки укреплялся брусок из мягкого металла, на котором производилось тиснение. Державка состояла из четырех частей, скрепленных двумя винтами. Эту державку и собирался вынуть из пресса Лоренц Байльдек, чтобы никто не догадался, в чем состоит суть изобретения.

По мнению многих гутенберговедов, жемчужное зерно книгопечатания — это словолитная форма. Если согласиться с гипотезой К. В. Герхардта, не следует связывать страсбургские опыты книгопечатания с книгопечатанием. Что же касается тисненых литер, то их могли использовать и для воспроизведения надписей на переплетах.

Многие исследователи, напротив, в «четырех предметах», изъятых из пресса, видят словолитную форму. Соглашаясь с этим, Густав Мори, однако, утверждал, что форма эта не предусматривала отливку литер в матрицы, а была своеобразной опокой для отливки в песок по деревянной модели^[135]. С реконструкцией Мори мы познакомимся ниже.

Так или иначе, но Иоганн Гутенберг какие-то опыты печатания в Страсбурге предпринимал, это бесспорно. Выиграв процесс против братьев Дритценов, он продолжал жить в эльзасском городе и совершенствовать изобретение.

Архивные источники свидетельствуют о пребывании Гутенберга в Страсбурге вплоть до 1444 г. В долговой книге страсбургского Братства св. Фомы сохранилась запись о том, что некий рыцарь Иоганн Карле взял в долг из братской казны 100 фунтов динаров. При возвращении долга он обязался выплатить проценты в размере 5 фунтов динаров. Поручителями за должника выступили «Иоганнес Гензфляйш, называемый Гутенбергом, из Майнца, проживающий в Страсбурге» и рыцарь Лютольд фон Рамштейн^[136]. Если бы Карле не вернул долг в срок или бы отказался заплатить проценты, это обязаны были сделать поручители.