Осмотр многочисленных выходов горных пород в бассейне р. Келеса показал, что писал И. А. Мушкетов,{23} что ниже известняков третичного возраста «нигде нет выходов не только каменного угля, но даже и пород парагенетических с ним. . . Из всего этого видно, что нахождение каменного угля в этой местности на небольшой глубине более чем сомнительно. Предполагать же, что ближайшее к этой площади каменноугольное месторождение, т. е. то, какое недавно было разведываемо г. Первушиным, продолжается в долину р. Келеса, я решительно не имею никаких более или менее солидных данных, но если даже и предполагать это, основываясь почти исключительно на том, что морские образования должны занимать большое пространство, то и тогда уголь в долине Келеса лежит очень глубоко. . . глубина эта не менее 60 и 70 саж., а, может быть, и более».

Внимательно продумав доводы И. В. Мушкетова и признав их обоснованность и объективность, К. В. Гилев пришел к выводу о нецелесообразности проведения буровых разведок на каменный уголь, предлагаемых Г. Д. Романовским, о чем немедленно сообщил К. П. Кауфману, находившемуся в то время в Петербурге.

«. . .Надежда на нахождение угольных пластов вблизи г. Ташкента,. . . представившаяся так заманчиво после общих исследований г. Романовского, сильно подрывается детальными исследованиями, произведенными горным инженером Мушкетовым по отъезде г. Романовского, отчет о которых представлен исполняющему должность туркестанского генерал-губернатора. {24} Данные этих исследований, в связи с общими геологическими доктринами, обязывают быть крайне осторожным в выборе места буровых скважин, с целью открытия ископаемого угля. Осторожность в этом случае необходима. . . для предупреждения непроизводительной затраты времени и казенных денег в количестве нескольких десятков тысяч рублей. Ввиду всего вышеизложенного и теперь, как прежде, представляется полезной затратой денег на изучение Туркестанского края в горном отношении только та, которая будет употреблена специально на геологические исследования, оставив при этом всякую мысль о разведках месторождений и о заложении буровых скважин для открытия угля до тех пор, пока данные, приобретенные через эти исследования, строго обсужденные со всех сторон, не вызовут необходимости в том или другом». {25}

С этим письмом К. В. Гилева был ознакомлен Г. Д. Романовский, который, разумеется, стал отстаивать свои взгляды. В рапорте К. П. Кауфману от 30 марта 1875 г. он писал: «В геологии нередко признаются положения точные, с теоретической стороны неопровержимые, особенно относительно подземного распространения пластовых месторождений, например бурого и каменного угля. Если случается, что эти положения не оправдываются на практике, то это составляет только исключение. К таким положениям я отношу и свое мнение о более постоянном распространении каменного угля под третичными слоями Сыр-Дарьинского плоскогорья. Я публично заявил перед специалистами это предположение и никогда не перестану заявлять, что этот вопрос настолько важен, что заслуживает разрешения его практически, т. е. буровыми разведками». {26} Нужно признать, что эти положения Г. Д. Романовского выглядели вполне убедительными, и к тому же авторитет его как крупного геолога-практика и ученого был весьма велик. «В заключение, — писал в этом рапорте Г. Д. Романовский, — осмеливаюсь донести Вашему Высокопревосходительству, что прежде, как и в данном случае, я позволю доверять только своим личным геологическим исследованиям, публикация которых в течение слишком 20-летней моей деятельности не встречала пока опровержений ученых и опытных геологов». Но здесь уже звучит затронутое самолюбие — получилось так, что именно Мушкетов опять оспаривал его воззрения.

Тем не менее действительно нужно было как можно скорее выяснить, имеются ли залежи юрских углей на небольших глубинах в равнинной области близ г. Ташкента, на чем настаивал Г. Д. Романовский. Этот вопрос государственной важности можно было решить только бурением скважин. «Нельзя не согласиться, — писал К. П. Кауфман в своей резолюции на данном рапорте, — с основательностью изложенных здесь соображений. Следует еще выяснить, можем ли мы заложить одновременно 4 буровых скважины. . . Места для буровых разведок во всяком случае должны быть указаны профессором Романовским. Не нужно ли теперь же выслать отсюда какого рода приборы или инструменты для производства работ? Прошу господина профессора Романовского не отказать составить свои соображения по сему предмету».

Ввиду наличия в это время в Туркестане только одного бурового станка и отсутствия там опытных буровых мастеров Г. Д. Романовский порекомендовал К. П. Кауфману ограничиться в 1875 г. бурением всего одной скважины, поручив руководство этими работами И. В. Мушкетову, а подготовку к ним — К. В. Гилеву с И. В. Мушкетовым: «Как г. Гилев, так и помощник его инженер Мушкетов, без сомнения могут заблаговременно приготовить все весьма несложные деревянные буровые принадлежности для разведочного бурения по прилагаемому чертежу, подготовить канаты для бурения, приискать кузнеца, 2 плотников и партию благонадежных рабочих из 7 человек и, наконец, привезти с Татариновской копи все те инструменты, припасы и вещи, кои могут понадобиться при буровых разведках».{27} К. П. Кауфман со всеми предложениями Г. Д. Романовского согласился, и если бы все это осуществилось, то И. В. Мушкетову большую часть 1875 г. пришлось бы заниматься буровыми работами. Но К. В. Гилев не спешил выполнять эти предписания К. А. Кауфмана, считая более разумным использовать И. В. Мушкетова для проведения маршрутных геологических исследований в целях выяснения общих закономерностей геологического строения Туркестанского края. В этом он находил поддержку у Г. А. Колпаковского, исполнявшего должность генерал-губернатора.

30 ноября 1874 г. И. В. Мушкетов познакомился в Ташкенте с известным путешественником Н. А. Северцовым, который, будучи зоологом, занимался еще и разнообразными физико-географическими и даже геологическими исследованиями. «Когда я его спросил, — пишет И. В. Мушкетов, {28} — издаст ли он свои геологические наблюдения. . ., то он прямо сказал, что его наблюдения весьма неполные. Кроме того, он предложил мне взять его материал весь, а на будущий год предложил поехать вместе в Восточный Тянь-Шань; предлагает свои услуги рекомендовать меня Географическому обществу и взять в эту экспедицию за счет общества. По правде сказать, это весьма любопытно и я не прочь, но если бы это было в 1876 г., так чтобы в 1875 г. летом я окончил бы то, что предполагаю — зимой 1875 г. все обработать и издать, а в 1876 г. можно ехать в эту экспедицию; тогда Женя успеет окончить курсы и айда за границу вместе, поехали в Лейпциг. . ., там дешево и университеты хорошие. . . К тому времени у меня будет около 3000 руб., вдвоем на 3000 руб. мы сможем прожить года 4 за границей — чудесно! Гилев же говорил, что мне, наверное, оставят жалование, если так, то тогда можно пропутешествовать всю Европу и в Америке побывать». Таковы были сокровенные планы молодого Ивана Васильевича на ближайшие годы. Ощущая недостаточность своих знаний, он предполагал их пополнить учебой в заграничных университетах. Еще дважды к нему наведывался Н. А. Северцов (1 и 24 декабря 1874 г.) с предложением сотрудничать по изучению геологии края, но И. В. Мушкетов наотрез отказался.

Живя в Ташкенте в 1874 — 1875 гг., И. В. Мушкетов вел довольно уединенный образ жизни, не сближаясь ни с кем, кроме К. В. Гилева, к которому иногда ходил вечерами в гости. Он дорожил каждым свободным часом. В дневнике его встречаются такие записи: «6 декабря 1874 г. Глупо провел день, с утра читал, потом пошел в казначейство — оказался праздник святого Николая. Зашел к Гилеву, остался обедать и до вечера проболтал..., ничего не сделал за целый день». {29} Читал И. В. Мушкетов в это время очень много, приобретая всю новейшую геологическую литературу, в том числе и иностранную. Так, например, уже 20 сентября 1874 г. им было уплачено по счетам за книги по геологии 318 руб. (среди них были сочинения Р. Мурчисона, А. Оппеля, Г. Е. Щуровского и др.).

В течение зимы 1874/75 г. и И. В. Мушкетов занимался в основном минералогическим и петрографическим изучением собранных им летом 1874 г. образцов горных пород. 16 апреля 1875 г. он представил К. В. Гилеву довольно обстоятельный отчет об этих работах, свидетельствующий о большой наблюдательности и отменном знании зарубежной литературы по минералогии и петрографии. В нем И. В. Мушкетов уже не ограничивается минералогическим и петрографическим описанием горных пород, а использует эти данные для реконструкции истории геологического развития территории. «Уже при первых шагах исследования, — писал И. В. Мушкетов, {30} — возникают крайне интересные и важные в научном отношении вопросы о последовательности образования колоссальных громад Средней Азии. . . находя длинный ряд кристаллических образований от гранитов, сиенитов, метаморфических сланцев до мелафиров и трахитов, нельзя не прийти уже к тому заключению, особенно принимая во внимание весьма сильно развитую метаморфизацию пород, что здешние хребты. . . образовались не одновременно, не одним, но несколькими ощутимо периодическими поднятиями. . . Петрографические исследования рядом с общегеогностическими и палеонтологическими несомненно дадут в будущем если не такую полную, то, во всяком случае, такую же интересную картину истории развития здешнего края. . . Ввиду столь увлекательной перспективы, а также ввиду многоразличных сомнений, зародившихся в настоящее время, я с жгучим нетерпением ожидаю лета, чтобы начать подтверждать или опровергать возникающие вопросы».