Нимало не мешкая, отправились путешественники из Петербурга в дальнюю дорогу. Была уже поздняя осень, с холодными дождями, и они с трудом добрались до кашинской деревни Травина в Тверской губернии. Отдохнув там немного у любимой сестры, Андрюша снова тронулся в путь, теперь уже один с обозом, и наконец очутился дома под родительским кровом и материнским крылом.

Вскоре, воспользовавшись случаем, когда ближайшие родственники съехались в Дворяниново на празднование рождества, мать Андрюши собрала семейный совет, на котором решила обсудить с родичами сложившуюся ситуацию. Присутствовавший на совете Травин рассказал о посещении Шепелева и его предложениях.

Ни мать, ни другие родственники не увидели в этих предложениях ничего хорошего и сочли самым целесообразным добиться отпуска Андрюши из армии до его совершеннолетия.

Особенно настаивала на этом соседка по имению Матрена Ивановна Аникеева, родная сестра Тараса Ивановича Арсеньева, уверяя, что ее брат может серьезно помочь в этом деле. В результате решено было направить в Петербург, в Военную коллегию человека с ходатайством об увольнении Андрюши из армии до совершеннолетия для завершения образования. Посыльным выбрали самого надежного и умного из обслуживающего персонала — «дядьку» Артамона, под неусыпным надзором которого рос и воспитывался Андрюша. В начале нового 1751 г. Артамон уехал.

Наступили дни томительного ожидания. Прошел месяц, по расчетам пора бы уже вернуться посыльному, а его не было. Прошел еще месяц, чувствовалось приближение весны, а об Артамоне ни слуху ни духу. Чего только не придумывали досужие старушки, объясняя его долгое отсутствие: и заболел-то он дорогой, и лежит где-нибудь страдая, и утонул, переезжая опасную речку, и убили его в каком-нибудь темном лесу разбойники. Слушая эти россказни, мать Андрюши сходила с ума. Особенно ее беспокоило неумолимое приближение срока возвращения сына в армию, если в просьбе будет отказано.

Велика же была радость всех, когда Артамон наконец вернулся. Радость еще более увеличилась от сообщения, что путешествие закончилось успешно, и Военная коллегия предоставила Андрюше увольнение из армии до наступления шестнадцати лет для «окончания наук на своем коште» (т. е. без какой-либо оплаты по армии). Мать была полностью вознаграждена за мучительные дни ожидания. Теперь три с лишним года ее любимец будет с нею. Правда, Тарас Иванович прислал с Артамопом письмо, в котором настаивал на том, чтобы она направила Андрея в Петербург, где он пмел возможность устроить его в хорошее место для получения должного образования. Но для матери это было бы слишком тяжким испытанием, и она оставила сына в деревне.

Не так уж много времени потребовалось Мавре Степановне, чтобы понять ошибку, которую она совершила, оставив сына в деревне. Она видела, как Андрюша все больше и больше увлекается детскими забавами на улице, играми со сверстниками, походами в лес, купаньем и т. п. Все это ему было интереснее, чем сидение дома за книгами, заучивание немецких и французских слов. С каждым днем все труднее становилось матери усаживать сына за книгу, принуждать его брать в руки карандаш или перо.

Да и не всегда пребывание на улице и игры с ребятами заканчивались благополучно. Иной раз приходил Андрей домой в таком виде, что старался не попадаться матери на глаза: или грязен был с ног до головы, или в разорванной одежде, а то и с кровавыми ранами на теле. Позднее Андрей Тимофеевич в своих записках упомянет о нескольких подобных случаях.

Однажды Андрюша вышел на улицу и увидел на берегу расположенного неподалеку пруда одного из непременных участников ребячьих забав. Мальчик стоял спиной к нему, берег пруда в этом месте был довольно высокий и крутой. Совершенно неожиданно Андрюше пришла в голову мысль подшутить над приятелем, столкнув его в воду: дело было летом, погода стояла жаркая, плавал приятель хорошо, так что утонуть никак не мог, а посмеяться можно вдоволь. Однако при осуществлении этого замысла произошло совершенно неожиданное: мальчик оказался расторопным и, заслышав, что кто-то подбегает сзади, ловко увернулся, и Андрей, не успев затормозить, сам оказался в пруду. Плавать он не умел, глубина пруда в том месте была порядочная, и быть бы беде, если бы неподалеку не оказались женщины, полоскавшие белье. Они и вытащили незадачливого шутника. Вид у него, конечно, был плачевный: барский костюмчик обвис, с него ручьями текла вода, ботинки тоже были полны воды и хлюпали. Женщины, сочувствуя мальчику и зная суровый характер матери, посоветовали Андрюше послать кого-нибудь за сухой одеждой, переодеться и уже в таком виде явиться домой. Андрей не преминул воcпользоваться советом, но скрыть от матери происшествие не удалось. Девочка, случайно оказавшаяся в это время на улице, все видела, тотчас же помчалась в дом и рассказала о случившемся. Мать, которой тогда нездоровилось, лежала в постели, но по обрывкам рассказа девочки догадалась: что-то случилось с сыном — и вынудила женщин рассказать всю правду. Когда Андрей вернулся домой, Мавра Степановна, уже пережившая страх и испытывавшая теперь только досаду и гнев, решила его наказать. Были уже приготовлены розги. Однако на этот раз мальчику удалось просьбами и слезами разжалобить мать, и она сменила гнев на милость. Впрочем, в порядке возмещения отмеченной порки Андрею пришлось несколько дней отсидеть дома и усиленно заниматься уроками.

В другой раз Андрюшу подвело желание подражать взрослым, попытка показать, что он тоже не лыком шит и может обращаться с орудиями труда не хуже мастеровых. Вышел он как-то со двора с топориком в руках (был у него такой, сделанный специально для детских рук). А тут плотники недалеко рубили сруб. Посмотрел Андрюша на их работу, и показалось ему, что ничего хитрого в ней нет: тюкают себе мужики и тюкают. Хотел было к ним пристроиться, да они сидят на бревнах высоко от земли, не так просто туда взобраться. Еще упадешь — сделаешься посмешищем для людей. Оглянулся по сторонам, видит рядом обрубок бревна валяется. Вот, думает, хорошо, начну-ка я его отесывать. Сказано — сделано. Смотрит Андрюша на плотников и сам старается делать как они. Вроде получается. И щепки в сторону летят, только помельче. Охватил Андрюшу трудовой азарт, начал топором посмелее махать. Тут-то вот и случилась беда: не вошел топор в бревно, а скользнул по нему и врезался в правую ногу. Прорубив башмак, он нанес порядочную рану. Увидев это, Андрей сильно перепугался, не столько того, что рана нанесет какой-то вред его здоровью, сколько того, что о происшествии узнает мать и крепко накажет его за баловство. Не долго думая, схватил он с дороги комок грязи и замазал повреждение в ботинке, а заодно и рану на ноге. Замаскировав таким образом следы своего проступка, отправился наш герой домой. Однако дорогой корка грязи отвалилась и кровь снова стала пробиваться сквозь ботинок. Пришлось еще раз повторить операцию. Чтобы никто не видел, зашел на огород, да и земля там помягче. После этого вошел в дом, принялся за занятия и сидел над книгами до самого вечера. Дольше скрывать было нельзя, поскольку пришлось иметь дело со слугой, который его одевал и раздевал. Андрей открыл ему свою тайну, взяв предварительно клятву о неразглашении. Слуга помог ему снять башмак и чулок. К их удивлению, это произошло довольно легко, так как нога вовсе не распухла, чего они ожидали. Еще больше удивились они, глядя на рану. Хотя она и была большой и глубокой, но середина ее уже затянулась каким-то новым образованием. Припоминая свои прежние раны, Андрюша сразу заметил разницу и немедленно приписал эффект действию земли: «...заметив сие тогда ж, начал я в последующее время пробовать лечить всякие раны землею, то увидел и через бесчисленные опыты над собою и над другими удостоверился, что земля залечивает все свежие раны лучше и скорее всех пластырей на свете, а нужно только, чтобы она была не сухая, а смоченная и смятая наподобие теста» [⁵ Там же. Стб. 174.].

На следующее утро Андрей надел башмаки и попробовал ходить. Чувствовалась небольшая боль, что вынуждало слегка прихрамывать. Боясь, что мать заметит хромоту и по своему обыкновению допытается до причины, мальчик решил не рисковать и сидел, не сходя с места, над книгами два дня. Это показалось матери подозрительным, и на третий день она спросила сына, откуда у него такая прилежность к занятиям и почему он, несмотря на хорошую погоду, не выходит гулять. Ссылка Андрея на то, что в результате длительных прогулок он забыл многое из усвоенного и теперь хочет наверстать, понравилась матери, но тем не менее она настаивала на необходимости бывать на свежем воздухе.

Волей-неволей, а идти надо. Встал Андрюша и с боязнью пошел в сад. К счастью, за три дня спокойного сидения рана настолько зажила, что боль при ходьбе не чувствовалась и ходить можно было, не хромая. Так удалось и на этот раз утаить от матери происшествие и избежать не только наказания, но и, как выражался Андрей Тимофеевич, предики (это слово, по- видимому, обозначало длинное и нудное словесное внушение). Впрочем, и без этого скрытого приключения у резвого мальчика выговоров было более чем достаточно. Поэтому Мавра Степановна все чаще задумывалась над дальнейшей судьбой сына, ее беспокоило отсутствие серьезного обучения. В конце концов она решила: надо отправлять его в Петербург, там у дяди условия будут лучше. А сердце томилось в тяжелом предчувствии, что-то часто оно стало побаливать. По зимнему первопутку 1751 г., после обильных слез, отправила она Андрюшу в Петербург. Недаром говорят, что материнское сердце вещун, в последний раз тогда видела Мавра Степановна своего .сына.