Из "восьмерки", стоявшей около подъезда, на него нахально и весело смотрела хорошенькая дамочка. "Восьмерка" – казаряновская, и поэтому Смирнов дамочке фривольно подмигнул.

– Вы – Смирнов! – догадалась дамочка в автомобильном окошке.

– А ты – Галочка.

– Галина Дмитриевна, – поправила его дамочка и улыбнулась, давая понять, что поправила не всерьез.

– Пойдем к Альке, Галина Дмитриевна, – пригласил Смирнов.

– Сейчас Роман Суренович подойдет, он за хлебом побежал, и пойдем, согласилась Галочка.

Поднялись, когда пришел Роман Суренович, посидели, ожидая Алика, который, как всегда, очень медленно чистил перышки, спустились вниз, веселой гурьбой влезли в автомобиль и поехали.

За калининградским путепроводом над Ярославской железной дорогой свернули направо и покатили мимо производственных зданий, жилых многоэтажных домов, мимо остаточных сосновых островов и маленьких дачных построек.

У входа в ресторан маялся Шакин В. В. К вечернему посещению гнезда разврата он был в приличной паре, в белой рубашке, при галстуке, в начищенных башмаках. Вполне достойный пролетарий умственного труда.

– Это что ж вы опаздываете? – предъявил претензию Шакин. Видимо, за сутки отвык от Смирнова, который, изумленно подняв брови от такой наглости, тут же предупредил:

– Скромнее будь, Шакин. – И, усмирив бунт на корабле, спросил: – Жека твой на месте?

– Вы же запретили мне без вас в ресторан входить. Не знаю.

– Ох, врешь, Шакин, ох, врешь! – опроверг его Смирнов и представил честной компании: – Прошу любить и жаловать. Шакин В.В., пенсионер.

– Вадим Владимирович, – расшифровал свои инициалы Шакин. Опасаясь, руки не протянул, кивнул лишь интеллигентно.

– Очень приятно, – протяжно отозвалась Галочка. Одна.

– Пошли, приказал Смирнов.

Заняли купе, указанное Шакиным. Его, по идее, Жека обслуживал. Стали Жеку ждать.

Жека явился в зал, как герой появляется на сцене: вместе с первыми тактами музыки. Был он и впрямь герой – под два метра, с волооким взглядом, в густых запорожских усах. Кивнул дружески Шакину, на остальных вопросительно посмотрел.

Смирнов, скользя задом по лавке, выбрался из-за стола, встал, ласково и подхалимски положил руку на плечо Жеке:

– Шеф, я вместе с тобой хочу друзьям сюрприз сделать. Пойдем, пошепчемся.

Жека одарил улыбкой компанию, которой будет делать сюрприз, и согласно зашагал за ковыляющим уже Смирновым. На лестничной площадке Смирнов уселся на подоконник и осмотрел место действия. Справа – вход в бар, где было довольно людно (дверь его была полуоткрыта), слева пустынная двухпролетная лестница на первый этаж, к выходу, гардеробу, бездействующему по летнему времени, и сортиру. Жека стоял над Смирновым, ожидая.

– Тебе о моих делах все рассказал Вадик Шакин, – не спросил, а сказал как об определенно происшедшем Смирнов.

– Владимыч-то? – спокойно отозвался Жека. – А что он мне должен был сказать?

– Друг мой Жека, – задушевно обратился к официанту Смирнов. – Очень прошу не держать меня за лоха. Вадик испугался меня разок. А тебя он боится всегда. Так что о нашем с ним разговоре тебе известно все. Для ясности уточняю вопрос: кто тот гражданин, что купил паспорт Шакина?

– Я не знаю, кто купил паспорт Шакина.

– Одобряю твою осторожность и ставлю вопрос по-другому: с кем ты познакомил Шакина в феврале?

– Да не помню я! Сколько времени прошло!

– А ты вспомни, вспомни, Жека. Мне очень нужны мои деньги, а тебе совсем не нужен скандал.

– Да вроде был такой случай: в конце зимы мужик один, вполне солидный, попросил меня свести его с человеком, которому позарез деньги нужны.

– И ты ему сказал, что деньги нужны всем, – перебил его Смирнов.

– Вот именно, но он все давил и давил, а тут мне на глаза Шакин попался, ну, я их и свел.

– И все? И больше ты ничего не знаешь?

– И все. И больше я ничего не знаю.

– Тогда про мужика. Возраст, внешность, одежда.

– Ну, лет сорока – сорока пяти. Небольшой, но здоровый. По-моему, чернявый с проседью. Одежда серьезная, без крика фирма.

– А еще что?

– А больше ничего.

– Ладно. – Смирнов поднялся с подоконника. – Считай, что я тебе поверил и убедился, что должника мне не найти. Теперь о заказе. Сделай все по высшему разряду.

– На какую сумму рассчитываете? – облегченно поинтересовался Жека.

– По твоему усмотрению.

– Будем считать – половина того, на что вас накрыли.

– Считай так.

– Легко с деньгами расстаетесь. А из-за четвертака людей за пищик берете. Непонятно.

– Из того, что тебе понимать положено, серьезно усвой одно, Жека: я очень не люблю, когда из меня фрайера лепят, – сказал Смирнов и пошел в зал.

Подойдя и не садясь, обнял Шакина за плечи, налил фужер водки, фужер пепси, проследил, как Шакин выпил и запил, сунул ему в верхний кармашек пиджака червонец и задушевно посоветовал:

– Иди домой, Вадя.

Все в купе внимательно следили за тем, как через ресторанный зал прет домой Вадя.

Смирнов задвинулся за лавку, со старческим благодушием оглядел заскучавшую в ожидании компашку и пообещал:

– Сейчас все будет.

– И сюрприз? – азартно догадалась Галочка.

– Главный для нас сюрприз, что вы с нами, – заявил Смирнов.

– О чем тогда с половым шептался? О качестве или количестве? спросил Алик.

– О количестве, переходящем в качество, – ответил диалектик Смирнов.

– Трепач ты, Санька, – заклеймил его Казарян.

И в этот момент подошел с подносом Жека. Поставил на стол объемистый графин, равномерно расселил бутылочки с пепси-колой и у каждого прибора положил по алой плоской пачке невероятно дефицитного "Данхила".

– Нет, он не трепач! – восторженно вскричала Галочка и поцеловала Смирнова в щеку.

– Раньше, чтобы добиться благосклонности прекрасной дамы, купцы дарили тысячные перстни, а теперь пачки сигарет достаточно, прокомментировал Галочкино душевное движение Казарян.

– От вас-то и пачки сигарет не дождешься, – обиделась Галочка. – Сами вечно у меня стреляете.

– Не подарок дорог, а внимание, – заключил диалог заскорузлый народной мудростью Алик, потому что уже надвигался со вторым подносом – с холодной закусью – Жека.

Приступили с энтузиазмом. Выпили – закусили. Выпили – закусили. А вскоре грянул гром электроинструментов. Ориентируясь на вкусы местных завсегдатаев, ВИА зарычал про то, что им снится не рокот космодрома, не эта, понимаешь ли, ледяная синева, а снится им, естественно, трава, трава у дома, зеленая-зеленая трава. Сон десятилетней давности. Молодежь страстно задрыгалась на малом пятачке. Бег на месте.

– Разомнемся перед горячим! Чтобы больше влезло! – решила Галочка и вырвалась из купе.

Партнерствовать обреченно отправился Казарян – по артистической принадлежности. А плясали они хорошо: умело, ловко, складно, каждый зная свой маневр.

– Она что – Ромкина любовница? – спросил Смирнов.

– Подружка, во всяком случае. Всегда с ним, – уходя от прямого ответа, сказал Алик.

– А жена Ромкина как на это смотрит?

– А жена никак на это не смотрит. Настоящие жены у настоящих армян.

– Живут же люди! – позавидовал Смирнов.

– Ну как мы? – горделиво спросила Галочка, вернувшись. Даже не запыхалась. Казарян молча отдыхал.

– Вы, Галочка, прелестны! – искренне откликнулся Смирнов.

Снова вступила музыка, и солист заныл нечто из Малежика.

– Кто это? – красивым и не своим – грудным – голосом спросила Галя.

На пороге их помещения стоял очень страшный человек. Опаленный – не в переносном, а в самом прямом смысле слова – огнем человек. Неподвижное, стянутое плоскими шрамами лицо, истонченный ожогом нос, остановившиеся, все ненавидящие глаза. Был человек одет, как жених, – в черном костюме, галстук-бабочка. Человек улыбнулся безгубым ртом и вежливо сказал:

– Ваша дама чудесно танцует. Разрешите пригласить ее на танец.

Первым опомнился Алик. Он положил ладонь на лежавшую на столе Галочкину руку и ответил:

– Прошу прощения, но этот танец дама обещала мне.

– На этот раз опоздал, – человек второй раз улыбнулся и ушел, не оборачиваясь.

– Пойдем плясать, Галя, – со вздохом пригласил ее Алик. – Деваться нам с тобой некуда.

И опять заиграли лабухи (на этот раз из Кузьмина) и опять явился человек в бабочке. Был он краток:

– Разрешите. – И скрыл в полупоклоне излишне впечатляющее лицо.

– Извините, но… – Галочка сбилась, потому что подходящего "но" найти не смогла. Человек в бабочке помог ей:

– Теперь с вами хромой дедок танцевать будет?

– А как ты догадался? – по праву дедка на "ты", обрадованно откликнулся Смирнов.

Набежал Жека с горячим и не дал человеку ответить. Осетрину на вертеле принес. Раскидал порции по клиентам, предварительно убрав грязную посуду, и недолго постоял у стола, отечески грустно оценивая взглядом, все ли в порядке на вверенном ему объекте. Недолго постоял, но до тех пор, пока обожженный человек не ушел.

Смирнов поднялся:

– Пойду прогуляюсь.

Посмотрел на себя в зеркало. Вроде ничего. Стуча палкой, прошел по коридору и свернул налево, в бар.

Полным-полно там народу было. Сидели за столиками, высасывали через соломинки нечто желто-ледяное из высоких стаканов. Глубинно, как из подземелья, неслась через динамики стационарного магнитофона глухо булькающая музыка, давали беззвучные картинки два включенных телевизора, и, естественно, мелькал красный свет. Смирнов подошел к стойке и с помощью палки взобрался на высокий табурет. На единственный свободный. Рядом сидел обожженный человек в бабочке.

– Пачку "Беломора" попить что-нибудь, – сказал Смирнов бармену и добавил, увидев непонимающе поднятые барменские брови. – Не выпить, а попить.

Бармен шикарно швырнул пачку папирос под правую руку Смирнова, где-то под стойкой сорвал крышку с бутылки пепси и опрокинул ее над большим стаканом. Пена поднялась шапкой, но на стойку на сползла. Постояла-постояла, да и осела в стакан. Бармен был умелец. Смирнов отхлебнул водички, закурил "беломорину".