Местность представляла собой пустырь, засыпанный строительным мусором.

Поверх мусора поднимались молодые деревья, в основном акации и клены. На вид им было лет семь или восемь. В таком месте прекрасно могли бы жить какие-нибудь слоны или жирафы. Солнце палило немилосердно. Погони не было. Мои преследователи на этот раз оказались осмотрительны и не пошли за мною в Область.

Либо что-то напугало их, либо они знали, с чем могут здесь встретиться.

Мелкие деревья заслоняли видимость со всех сторон, а неровные куски бетона здесь и там заставляли идти осторожно. Я больше смотрел под ноги, чем вперед. И вдруг я увидел монету.

Монета была золотой и довольно большой. Она слишком ярко блестела: так, будто ее только что отчеканили и специально положили сюда. Через пару шагов я нашел еще одну монету, а потом еще две. Постепенно мои карманы наполнялись.

Как-то у меня совсем вылетело из головы, что взять деньги с собой в нормальный мир я не смогу. Я собирал монеты как грибы и с каждой новой находкой все дальше уходил внутрь Области. Область оказалась очень большой.

Когда мои карманы были набиты тяжелым металлом, я попробовал складывать деньги за пазуху и сразу же обнаружил там пачку банкнот. Это были рубли 1920го года. Во всяком случае, я так прочел. Совершенно бесполезные бумажки. Вскоре я увидел полностью разрушенный первый этаж дома, хотя над ним нависали совершенно нормальные другие этажи. Штук восемь или девять. Я даже увидел людей в окнах, люди были одеты по-деловому. Из-за развалин вышли две очень симпатичные девочки с китайским разрезом глаз, похоже, близняшки. Одна из них заплакана.

– Вы не находили… – начала она.

– А что если и находил, кто тебе скажет? – перебила ее вторая.

– Вы не находили здесь денег, очень много денег?

– Нет, – ответил я и удивился сам себе. Что-то происходило. Я становился иным. Я становился не собой.

– Мы потеряли здесь деньги, – сказала первая, – а деньги нам очень нужны.

– Я не находил, – повторил я.

– Но что же нам делать?

Что-то вырастало внутри меня, что-то совсем чужое и черное сейчас контролировало мои поступки. Я больше не мог двигаться, говорить, действовать по своей воле. От меня осталась только оболочка. Сейчас прорвется и она. Я достал из-за пазухи пачку бумажных денег.

– Но мы потеряли золотые деньги…

– Эти еще лучше. Бумажные больше стоят, – сказал я.

– А вы уверены, что они настоящие? Мы не знаем здешней валюты.

– Настоящие, самые лучшие, – сказал я и дал одной из них десятку, потом еще десятку. Они ведь не знают, что деньги старые и негодные. Одной рукой я давал ей десятку за десяткой, а второй гладил ее плечо. Потом начал ее целовать, но она стала сопротивляться.

– Я дал тебе денег! – сказал я совершенно чужим голосом, холодным и жестоким. На моих руках выросли длинные ногти и на пальцах появилась рыжая щетина. Кажется, я становился выше ростом. Что-то происходило с моим лицом – как-то странно двигались челюсти, мне казалось, что они расширяются.

Несомненно, я превращался в другого человека или в не-человека.

– Я дал тебе денег! – закричал я и начал рвать на ней платье.

– Дай мне денег, я согласна, согласна! – кричала вторая и прыгала вокруг.

Я услышал отдаленный звук, который принял вначале за гудок поезда. Звук был таким тихим, что привлек мое внимание лишь удивительной знакомостью. Я никак не мог вспомнить, что же этот звук означает. И только поэтому отпустил китаянку (не столько отпустил, сколько толкнул на землю) и прислушался. Она упала и покатилась по щебенке, задирая ноги. Вторая присела и начала орать, выставив перед лицом растопыренные пальцы. Она смотрела на меня. Я поднял свою лапу…

Это было подобно разрыву снаряда. В тот же момент я нашел себя в плюс-мире, лежащим на поролоновом коврике. Я был ужасно слаб, стучало сердце, но я задыхался. Мне казалось, что сердце перекачивает не кровь, а воздух. Наконец, я приподнялся, встал на четвереньки, подполз к столу, протянул руку и нажал ESK, выключая сирену.

Навалилась звенящая тишина. Но тишина длилась недолго: соседи снизу начали тарабанить в потолок, выражая свое возмущение. Я думаю, сирена была такой громкой, что ее слышали даже в соседних домах. От этого звука мои уши до сих пор болели, я ощущал в ушах что-то вроде тампонов. И, тем не менее, – там – этот звук был едва слышен. А чтобы случилось, если бы я не обратил на него внимания?

Через несколько минут мне стало легче и я сел в кресло. Я боялся взглянуть на свои руки. Затем, все так же не глядя на руки, подошел к зеркалу. Оттуда на меня глядело чужое лицо.

То есть, чужим мог назвать это лицо только я. Я слишком хорошо знал себя, чтобы усомниться. Это было мое лицо, но с явным, хотя и неопределенным налетом чего-то чужого. Сейчас в нем появилось то, чего раньше не было. Я продолжил осмотр.

Загар стал чуть темнее и более равномерным. Более того, полностью исчезла светлая полоска – там, где я обычно ношу часы. Это было доказательством. Еще одним доказательством были отросшие ногти, хотя свои я срезал только сегодня.

И, наконец, я обнаружил, что из моих зубов исчезла одна пломба (еще две остались), а вместе с пломбой исчезла, кажется, и дырка. Вот вам и революция в медицине. Еще никому на свете до меня не удавалось вылечить кариес с помощью медитации. К сожалению, мое открытие не удастся использовать в стоматологии.

Да и открытием это останется лишь для меня.

Но, что бы ни случилось с внешностью, это не катастрофа. Главное – моя личность, мой характер, моя память, мое я. Во мне есть многое, есть плохое и хорошее, я надеюсь, что хорошего больше. Но есть и самое страшное: красный дракон ярости. Когда этот дракон кусает, я схожу с ума. В детстве у меня был даже сломан нос, потому я что я бросился на старшего громилу, посмеявшегося надо мной. Что стало с этой чертой характера?

Я порылся в памяти, пытаясь найти события и факты, не связанные со мной, но не нашел. Память, кажется, не задело, или задело совсем чуть-чуть. Возможно, что чуть-чуть задело и характер. Интересно, это изменение навсегда или оно выветрится через несколько дней?

И все-таки.

То, что я сделал сегодня, было подобно взрыву атомной бомбы. Это означало конец старой и начало новой эпохи. Все чудеса, которые я совершал до сих пор, были просто удачными стечениями обстоятельств. Я заставлял совершиться вещи, которые были вполне возможны, хотя и маловероятны. Вещи, которые могли свершиться и без моего вмешательства, сами собой. Я не создавал событие, я его лишь подталкивал. Теперь я сделал то, вероятность чего в нашем мире равна нулю.

Я совершил настоящее чудо, – чудо, взламывающее все законы нашего мира.

Истинное чудо. Но чудо это было неконтролируемым, так же, как и ядерная реакция при взрыве бомбы.

27

Целую неделю я был занят теоретической работой. Во-первых, я изобретал меры безопасности. Я начертил по памяти, довольно точно, план норы, сквозь которую всегда приходится идти. Отметил те ответвления, которые уже знаю. Отметил то, что могло бы быть опасным. Наметил направления будущих экспедиций. Составил общую карту местности. Обдумал теорию вопроса и пришел к нескольким, довольно интересным, выводам. Все это занимало мое время полностью, я не успевал даже поесть или выспаться. К концу седьмого или восьмого дня у меня гудела голова, глаза болели так, будто в них насыпали песок, а еще я заработал расстройство желудка.

Приступы подобной настойчивости никогда не случались со мною раньше. Это означало, что после возвращения изменилась не только моя внешность, но и мой характер. К тому же, раньше у меня никогда не болела голова. При любых нагрузках, при любом напряжении, при любом недосыпании или нервотрепке – у меня никогда не болела голова. Теперь же я чувствовал необычную неприятную тяжесть во лбу и затылке. Определенно, я стал иным. Моя память и мои способности тоже изменились. Сейчас я без большого напряжения перемножал в уме трехзначные цифры, причем делал это не по правилам математики, а как-то интуитивно, используя цветовые ассоциации. В моей памяти постоянно всплывали всякие посторонние подробности из прошлого, о которых я, вроде бы, давно уже забыл.