- И чего же вы застыли, Станислава Андреевна? Я произвел на вас впечатление? - Губы Вячеслава медленно растянулись во вполне обаятельную и настоящую улыбку. - Кстати, мама вас как называет? Стасенька?

- Нисколько вы не произвели на меня впечатление, - спокойно ответила Станислава, ощущая, как горят щеки, давя желание стукнуть нахала побольнее и сбежать из этого дома навсегда. - Как называет меня мама, не ваше дело. И, конечно же, я никуда не тороплюсь, поэтому можете задерживать меня и дальше.

- А насчет специалиста что скажете? - Кажется, Ледянов готов был рассмеяться, по крайней мере глаза его выдавали.

- Скажу, что, если Елизавета Владимировна сочтет меня плохим учителем для Артема, она лично озаботится выгнать меня. Так что вы, Вячеслав, успокойтесь.

И Ледянов действительно рассмеялся. На удивление, смех его был бархатисто-теплым, заразительным. Стася даже перестала стискивать кулаки, напряжение ее чуть-чуть отпустило.

- Браво! Ты молодец, удар держать можешь, - Слава с удовлетворением еще раз оглядел гордо, с достоинством стоящую перед ним девушку. - Малой уже трех репетиторов-профи извел, ты задержалась дольше всех. Так что мне плевать, какая у тебя корочка, главное — правильно пишешь. Работай, в общем.

Станислава в шоке, широко распахнув серо-голубые глаза, смотрела на старшего брата Ледянова.

- То есть… Как… - Она смолкла, так и не сумев сформулировать мысль.

- Пойдем, отвезу, - по-деловому невозмутимо бросил Вячеслав. Схватив совершенно не сопротивляющуюся девушку за руку, он повел ее к входной двери. А на пороге нахмурился, увидев, что Стася разута. - Обувайся.

Дезориентированная Станислава села на банкетку, дотянулась до своих ботильонов. Запоздалые злость и понимание запылали ярким огнем гнева.

- Знаете, это не методы, - осуждающе прошипела она, чувствуя, что в глазах закипают злые слезы. Хорошо, что наклонилась, этому ледяному Ледянову слабости показывать нельзя, тут же сожрет.

- Методы. Не обижайся. И потом, я ведь прав, согласись. Потому тебе и больно сейчас. А ты борись!

Девушка молча шнуровала ботильоны. Разумом она понимала подход Вячеслава, а внутри плескалось раздражение на себя и на него.

- Красивая у тебя обувь, - мужчина растянул в улыбке один уголок рта, одобрительно поглядывая на ее ноги. Закончившаяся обуваться Станислава встала.

- На ты мы не переходили, - заявила, твердо глядя в глаза Ледянова и надеясь, что он не увидит, насколько она задета и сбита с толку всем происходящим.

- Уже три минуты как перешли, - нагло указал он. - Пойдешь со мной завтра в кино? Или можем просто погулять.

Рот девушки приоткрылся в удивлении.

- Могу в восемь за тобой заехать. Ты вообще где живешь?

- Я завтра занята. - Станислава наконец пришла в себя. Резкие повороты и заносы его настроения, а также намерений пугали. Да даже отталкивали. - Готовлюсь к экзаменам. И послезавтра тоже.

- И послепослезавтра тоже, - кивнул Слава с холодной усмешкой. - Знаем, плавали. Короче, завтра в восемь.

- Да вы… - Девушка в возмущении зарычала, а потом, устыдившись этого, отвернулась от улыбающегося и совершенно не обиженного Ледянова.

- Ты, - поправил он со смешком.

- Да после этого я с вами…

- С тобой!

Не выдержав, Стася распахнула дверь и выскочила из квартиры. Вячеслав нагнал ее у лифта, который, как назло, приходить не спешил. Молча и долго разглядывал профиль поджавшей губы, рассерженной девушки, на щеках которой пятнами алел румянец. Привалился к стене боком.

- Стасенька, - вкрадчиво, с насмешкой позвал ее он.

Осеева сверкнула на него злыми ледяными глазами.

- Лучше не злись, - посоветовал он, выпрямившись, став абсолютно серьезным.

- А иначе что? - Станислава даже не повернулась к нему, гипнотизируя взглядом двери.

- А иначе на свидание мы отправимся прямо сейчас.

Выручил лифт, открывшийся в следующую секунду.

4.

«Такого настырного и самоуверенного человека редко встретишь. А может, даже и не встретишь вовсе! Сбежать от него не удалось. Наглец подвез до дома. Не до моего, спасибо моей находчивости, до дома, где бабушка когда-то жила, к себе с ним ехать побоялась. Хотел и телефонами обменяться, но я была непреклонна. Впрочем, что-то мне подсказывает, мой номер он раздобудет в любом случае, труда это не составит. Хотя есть вероятность, что моя безучастность чуть охладит его странный пыл. Но… Вот именно сейчас мелькнула мысль, что именно моя безучастность и сопротивление, собственно, и рождают у него этот непонятный азарт.

Есть в нем что-то… Наверное, больше страшное, чем привлекательное. Надеюсь, мы с ним не встретимся».

Дочитав запись, Станислава усмехнулась: ох, святая наивность! Ледянов в бешенство пришел, когда раскрылось, что адрес девушка назвала ложный. Следующий же урок с Артемом был бессовестно прерван. Вячеслав заявился, сел на диван в гостиной, где проходили их занятия, и, оправдав свое присутствие фразой «Я здесь посижу и просто понаблюдаю», никуда не ушел. Занятие было провальным: Тёма постоянно отвлекался на брата, тот ему был более интересен, чем знаки препинания при причастном обороте, Стася нервничала и дергалась, так же не могла сосредоточиться под испытующим, обвиняющим взглядом мужчины.

Бешенство его прорвалось лишь в машине, когда за Артемом, отправившимся на тренировку, захлопнулась дверь, а Вячеслав повез Стасю домой. И бешенство это пугало тем, что оно было ледяным, проявляющим себя в крайней степени язвительности. Слава мог и умел беспощадно колоть, находя у обидчика наиболее уязвимые места.

«Он говорил, - записала потом девушка в свой дневник, - что ждал меня около двух часов, а потом терпение его лопнуло и он отправился звонить в каждую квартиру. И не поленился же докопаться до истины! Говорил, что я — это верх неблагоразумия и бессердечия, но он готов стать моим светочем на пути исправления. Говорил, что так жестоко обращаться с человеком, потерявшим от тебя голову, нельзя, и он готов научить меня, как правильно это делать. Говорил, что плохо быть такой замкнутой, недоверчивой, так и ведьмой можно стать, пусть и несказанно красивой и соблазнительной, но ведьма она и есть ведьма. Говорил… Он много еще чего говорил...»

Пробегаясь глазами по строчкам, Станислава вновь переживала те же ощущения, что основательно взболтали ее жизнь и спокойствие в тот день: замешательство, шок, стыд, возмущение и злость.

Если верить дневнику, она отправилась с ним на первое свидание двадцать пятого октября. Слава повел ее в кино, и девушка смогла спокойно дышать целые сутки после этого. Именно столько он не тревожил ее ни звонками, ни сообщениями, ни еще чем-либо. Потом было еще одно свидание. Выяснилось, что молодой человек может быть вполне нормальным, сдержанным, галантным. Они стали видеться сначала три раза в неделю, после — четыре. В декабре их встречи происходили практически ежедневно. Помимо этого они активно общались в чатах и соцсети.

Когда именно это произошло, в какой день, Стася сейчас не могла припомнить. Просто однажды, собираясь на встречу с ним, Осеева осознала, что на душе так тепло.., горячо даже, что ей хочется улыбаться, что жизнь прекрасна и удивительна. И очень яркая. А еще она обнаружила, что мысли постоянно соскальзывают на то, как замечательно получилось разделить с ним какие-то моменты, пустяковые, на первый взгляд, но на самом деле для нее самой наполненные неисчерпаемым смыслом: полная луна, в окружении призрачных тучек нависшая над деревьями во дворе дома, где она жила, а он рассказывал ей о лунных морях и кратерах, названных в честь великих ученых; мокко, который она как-то решила попробовать, но, посмотрев в лицо Вячеслава, глядящего на напиток с наигранным ужасом, передвинула кофе ему со словами: «Ты первый» и рассмеялась, когда он с каменным лицом кивнул и, сняв пробу, сказал: «Просто переслащенная мечта, он тебе понравится»; как она поскользнулась и упала — гололед тогда не послужил причиной отмены их прогулки, - а он, сильно забеспокоившись, тут же сел рядом, ощупал ее ноги, сто раз переспросил, всё ли у нее благополучно, нигде ничего не болит ли, и абсолютно серьезно стал настаивать на том, чтобы сейчас же поехать и купить ей новую обувь, и избавиться от «чертовых каблуков».

Оказалось, что к Вячеславу Ледянову, довольно сложному человеку, склонному язвить и раздражаться, когда что-то идет не в соответствии с его желаниями, зло иронизировать и в лицо говорить то, что думает, - что привыкнуть к этому «колючке» очень легко. И даже больше: очень легко можно и влюбиться в него. Всего-то требовалось чуть-чуть открыться, довериться, проникнуться.

«Любовь — это лишь эмоция, - так написала Стася девятого декабря, накануне того самого знаменательного дня, расколовшего ее жизнь на осколки. - В ней есть приливы и отливы, как и на море. Как и вода, она может испариться, может прибыть и затопить прибрежные районы. Доминанта же, неколебимая и неизменная основа здесь — факт того, что человек тебе дорог, что он родной тебе. Не по крови, а по душе. Твоя вторая половинка, полностью отвечающая твоей сути. Едва ли для такой уверенности есть какие-то разумные основания. Она просто есть. Или появляется в один прекрасный, а может, и не прекрасный день…

Да, я неделю не вела записи. Всё из-за Славы. Он, конечно, непростой человек. И это, пожалуй, самое малое, что о нем можно сказать. Мелькала мысль, что мы ведь совсем разные, но… Но я вдруг обнаружила в нем кое-что. Кое-что невероятное! Он любит петь, а когда поет, его глаза так теплеют, прямо обжигают тебя. Он так обаятельно, лучезарно улыбается, когда берет мои руки в свои, целует запястья. Так заразительно смеется, и меня заставляет смеяться, рассказывая то откровенную чепуху, то забавные истории про себя и своих друзей. Будит во мне что-то, и душа словно оживает. Он целует меня так, что подкашиваются ноги, а сердце сладко замирает. Это ведь оно самое, настоящее, которое я давно ждала и о котором только читала… Даже грезить боялась.