12

Ханой, словно промытый холодными проливными дождями, ожил под лучами яркого солнца. Зима была в самом разгаре, но ясное небо сияло такой голубизной, что, если бы не холод, можно было подумать, что на дворе сентябрь или октябрь.

Последнюю неделю ханойцев ежедневно тревожил надсадный вой сирены, случалось, она поднимала их и по ночам. Рассказывали, что недавно бомбили Хайфон. Многие тут же отправили своих детей в деревни, опасаясь налетов и на Ханой.

Хой получил из дома несколько писем сразу. Тхао советовала ему на какое-то время приехать в деревню. Там безопаснее, и ему было бы спокойнее работать дома. Но Хою именно теперь хотелось быть в столице, чтобы своими глазами видеть, как будут развертываться события. К тому же здесь у него появилось дело, которое могло стать поворотным этапом в его жизни.

Прошло два года с тех пор, как он расстался с Кимом, от него не было никаких вестей. И вот однажды, когда Хой уселся на скамье в сквере возле библиотеки и собрался перекусить, в воротах появился Ким в сопровождении какого-то юноши. Оба были с велосипедами. Ким в европейских брюках, сорочке с отложным воротничком и шерстяном джемпере, на ногах кожаные туфли — по виду самый настоящий студент. Хой хотел было окликнуть его, но вовремя одумался. Ким, вероятно, тоже заметил его, но сделал вид, что не знаком с ним. Значит, так надо. Увидев, что юноша прощается с Кимом, Хой решил выйти из сквера и подождать друга на улице. Действительно, через минуту Ким на велосипеде выехал из ворот и, поравнявшись с Хоем, поехал рядом.

— Здравствуйте! — улыбнулся он. — По-прежнему живете недалеко от Западного озера?

— Да.

— Постарайтесь завтра утром быть дома, я заеду к вам, — быстро сказал Ким и свернул в улицу, ведущую к католическому собору.

На следующий день Хой в ожидании Кима уселся за гранки своего нового рассказа. Ким явно запаздывал и приехал только после десяти. Хой предложил ему выпить чаю. Они уселись за стол и принялись с интересом разглядывать друг друга.

— У вас, я смотрю, уже седина на висках!

— Что поделаешь! Видно, старею. А тебя теперь уже не назовешь Молочным, вон как почернел. Впрочем, тебе это идет.

— Написали что-нибудь новенькое?

— Ничего серьезного. Каждые две недели сдаю небольшой рассказик в газету — это себе на пропитание, а месяцев за семь, за год удается написать небольшой роман для поддержания семьи. А в общем ничего достойного внимания.

— Скромничаете! Ваши произведения уже стали известны.

— Какие там произведения! — грустно улыбнулся Хой. — Пишу пустячки, да и цензура не пропустит ничего, о чем действительно стоило бы писать. Ким, ты читал в «Маяке» статьи по поводу демократии? Вот это да!

Добродушная улыбка осветила смуглое, обветренное лицо Кима:

— А все Сталинград!.. Большинство сегодняшних писак верили в победу фашистов и надеялись на помощь японцев. Ну а сейчас они переметнулись на сторону Англии и США. Так и живут — то на одних ставят, то на других. В собственный народ не верят! Бесхребетные люди. Вы читали эту книжонку о враче Тан Лаке и его тяжбе с родней жены? Черт знает что! Что это за писатель, который в погоне за деньгами не стесняется на людях обсуждать семейные дрязги. А чего стоит вся эта «литература» троцкистов из «Нови»! Скажите, Хой, вы не встречали нашего общего знакомого, помните, проповедника идей «четвертого интернационала»? Сейчас эти господа бьют себя в грудь и клянутся, что только они истинные марксисты, только они сторонники классовой борьбы. На все идут, лишь бы похоронить движение за национальное освобождение. Даже сестер Чынг[15] не пощадили! И все-таки им удалось ввести кое-кого в заблуждение. Ну да ладно! У меня к вам есть другой разговор. Один наш товарищ хотел бы побеседовать с вами о вашей литературной работе. Не возражаете?

— Неужели партия обратила внимание на мою работу?

— Конечно. Литература — тоже фронт. Так что, если у вас нет возражений, давайте условимся о встрече…

Ким на минуту задумался и, понизив голос, назвал место и время встречи.

Провожая друга, Хой спросил:

— Я понимаю, тебе нельзя распространяться о своей работе, но скажи только: много пришлось ездить за это время?

— Да, немало. Иногда туго приходилось. А иногда все складывалось вполне благополучно!

Ким улыбнулся и попрощался с Хоем.

Хой никак не ожидал, что такое важное событие в его жизни произойдет при столь обыденных обстоятельствах. Удивлялся он и тому, что, обычно такой нерешительный, он, когда пришлось сделать выбор, ответил сразу, ни минуты не колеблясь. Возможно, решение это давно созрело в его душе, но вот, если бы ему предложили участвовать в борьбе с оружием в руках, согласился бы он? Пожалуй, нет. Там он был бы только обузой. А вот его перо может оказаться полезным.

Человек, с которым встретился Хой, не был похож на партийного работника; интеллигентный молодой человек, назвавший себя Куаном, его, скорее, можно было принять за учителя или чиновника. Сходство это объяснялось не столько внешностью, сколько манерой держаться, говорить. «Это, наверное, только первое впечатление, — говорил себе Хой. — Ведь я его совсем не знаю». Но и при последующих встречах это впечатление не изменилось. Куан говорил об интеллигенции, о поражениях, которые терпели японцы в районе Тихого океана, о неопределенной позиции французов, о стычках между продеголлевскими и пропетэновскими группировками в Индокитае, о грызне между японцами и французами… Обо всем он судил верно, но, слушая его, Хой отметил: Куан далек от жизни простого народа со всеми ее трудностями, печалями и радостями. Он не знает жизни ханойских закоулков и не представляет, чем живет вьетнамская деревня, окруженная топью рисовых полей. Вероятно, поэтому встречи с Куаном не удовлетворяли Хоя, они не разрешали мучившего его вопроса — как нужно сейчас писать? Нет, не оправдались его надежды… Правда, Куан предложил ему вступить в организацию Союза борьбы писателей за спасение родины — это очень важно для него.

Эта организация находилась на нелегальном положении. Члены Союза проводили тайные встречи по звеньям, включавшим в себя из соображений конспирации не более двух-трех человек. На этих встречах они обменивались мнениями о положении в стране, о своей работе. В задачу организации входило расширение связей и пропаганда среди известных деятелей искусства и литературы. Для начала Куан обещал познакомить Хоя с несколькими прогрессивными писателями. При благоприятных условиях они должны были основать издательство, выпускать газеты… то есть предстояла масса дел, о которых ему даже подумать было страшно. И еще одно обстоятельство смущало Хоя: он не очень любил, можно сказать, просто не выносил это общество, в особенности так называемую творческую интеллигенцию.

Сомнения не оставляли его ни на один день. В издательстве уже набрали его рассказы, он выправил гранки и отнес их. Возвращаясь из издательства, Хой вышел к Озеру Возвращенного Меча и не спеша побрел по аллее, огибающей озеро. После бесконечных дождей даже собственное тело казалось пропитанным влагой, и поэтому сегодняшнее солнечное утро было особенно приятным. Хой и сам не заметил, как дошел до ресторана-поплавка, который в свое время усиленно рекламировала пресса. Сейчас ресторан выглядел далеко не так поэтично, как об этом писали, — в последнее время он превратился в место встреч, обедов и деловых бесед столичных толстосумов, и только европейцы по-прежнему собирались на Чангтиен. Завсегдатаями поплавка стали хозяева магазинов из поколения «молодых» — дельцы, специализировавшиеся на спекуляциях, провинциальные чиновники, приехавшие развлечься в столицу, сынки богачей и барышни, достигшие зрелого возраста. Иногда здесь можно было встретить японских офицеров или сотрудников японских торговых фирм, развернувших в последнее время свою деятельность в Ханое. Хой редко заглядывал в это заведение, ведь за чашку кофе здесь нужно выложить восемь хао. С ума сойти! Это же гонорар за две книжные страницы, пропитание на целый день! К тому же ему были противны жирные, самодовольные физиономии посетителей этого заведения — ни тени интеллекта, одна только спесь и хитрость.

До чего красиво ясное зимнее утро, когда все залито ярким солнцем! Лучи золотили кроны деревьев на берегу озера и искрились, играли на водяной ряби. Небольшая пагода на островке посреди озера, казалось, с удовольствием грела свои серые древние стены под теплыми лучами. На противоположном берегу, прячась в тени тамариндовых деревьев, бежали, позвякивая, старенькие трамваи. Внимание Хоя привлекла группа людей на берегу, они указывали на остров. Хой подошел. На островке, возле самой пагоды, грелась на солнце огромная, метра полтора в поперечнике, черепаха, напоминавшая каменную глыбу. Только присмотревшись, Хой убедился, что это была черепаха, и невольно улыбнулся. О тысячелетний Ханой! Это твоя древняя душа появилась из озера в образе черепахи! Может, это и есть та самая легендарная черепаха, что выплыла из озерной глубины со священным мечом во рту, призывая нового народного героя? Хой ощутил странное волнение.

— Что могло так заинтересовать писателя?

Хой вздрогнул от неожиданности и обернулся.

Рядом с ним стоял улыбающийся Ти, приятель Донга, тоже спортсмен.

— Что привело вас сюда, на берег озера? Как брат? Он уже давно не заходил ко мне.

Ти был в прекрасно сшитом европейском костюме, белоснежной сорочке, с черным кожаным портфелем в руке — типичный деловой человек.

«Почему бы мне не познакомиться с ним поближе? — подумал про себя Хой. — Ведь он пользуется большим влиянием среди молодежи и студентов. Кстати выполню и поручение Куана. Надо попробовать».