«ЖЕНИХ»

О существовании тайного склада на Карантине в башне старой крепости знали только Витя и Славка. В искусно замаскированной нише хранились и Витин карабин, и пачка начищенных до блеска патронов, и советские листовки, которые ребята собирали за городом. Накануне Славка нашел в старом обвалившемся окопе заржавленный парабеллум. Обернув, в тряпку, он запрятал его в нишу на самое дно.

Славка старательно замаскировал склад, однако весь вечер его терзало опасение: не открыл бы кто хранилища. Он вскочил ни свет ни заря и отправился проверять, на месте ли драгоценная находка. Солнце только что поднялось над морем, косые бледные лучи выбывали из предутренних сумерек отдельные детали: горные вершины вдали, крышу высокого дома, верхушку крепостной башни. Над морем курился туман. Пробежав двор, заросший бурьяном, Славка юркнул в пролом крепостной стены, кинулся в угол, где вчера спрятал оружие, и обомлел: на ворохе сухой листвы, которую ребята натаскали сюда еще осенью, лежал человек. Он приподнялся и выжидающим, подозрительным взглядом смотрел на Славку. Под сильно потрепанной курткой Славка заметил тельняшку. «Моряк! — подумал он. — Свой!»

— Ты кто? — спросил незнакомец.

— Славка… Я тут живу, рядом. А сюда мы… — он запнулся, — играть бегаем.

— С кем живешь? — поинтересовался моряк.

— С теткой. Маму фашисты убили. А отец без вести пропал, — доверительно сообщил Славка.

— Принеси попить, — попросил моряк. — Постой, постой! Немцев поблизости нету?

— Нету. Они сюда редко ходят. Вот только полицай напротив живет.

— Укрыться бы где-нибудь, — устало произнес матрос. — Найдут — повесят, дьяволы.

— Вы, дяденька из лагеря? — осмелев, спросил Славка.

— Оттуда. Вчера бежал. День, видно, здесь пересижу, а ночь буду к своим пробираться, — он махнул рукой в сторону гор. — Ты гляди не проболтайся, не то шлепнут меня в два счета.

Славка дважды бегал в дом, таская ковшом воду. Моряк пил и пил, жадно припадая к ковшу обветренными губами. «Замаялся», — пожалел его Славка.

Он помог продрогшему моряку пробраться в теткин сарай. Тайком принес отцовское пальто. Улучив минуту, когда тетки не было дома, притащил миску горячей похлебки и кусок мамалыги.

Сомнения мучили Славку: сказать или не сказать Вите о чрезвычайном происшествии? Витька наверняка с подпольщиками встречается, только не признается. Но Славка не дурак все понимает — и откуда у него листовки и за какими продуктами он в Старый Крым ходил! Может, сведет матроса с подпольщиками — пусть проводят к партизанам…

Наконец Славка решился и побежал за Витей.

Витя уже разбирался в конспирации настолько, чтобы понимать, как осмотрительно, надо браться за такие дела. Как умел, осторожно расспросил матроса: откуда он, как попал в лагерь.

Моряк, совсем еще молодой парень, охотно рассказал свою биографию. Рассказал, что зовут его Петром Донченко, что с первых дней он воевал в Севастополе.

— Бронебойщик я, — говорил он, мягко растягивая слова, — глаз у меня, хлопцы, хороший и рука твердая. Нипочем бы фашисту не взять, — ранило, без памяти валялся. Опомнился, да поздно, уже в лагере. Думал, не выдюжу…

Пошептавшись со Славкой, Витя убедил Петра перебыть ночь в сарае и побежал к Любе Самариной. Приходить к Нине Михайловне после случая с Артемом ему было категорически запрещено.

Люба долго расспрашивала Витю о моряке.

— Наш он, — уверял Витя, — матрос. В Севастополе сражался. Бежал из лагеря.

— Документы какие-нибудь есть?

Витя рассердился.

— Какие документы, когда раненого схватили!

— А если провокатор?

— Да нет же, Люба, — убеждал Витя. — Разве честного человека не видно? — и покраснел, вспомнив свою ошибку — человека с черными усиками. Как это было давно! И как он был тогда глуп, доверчив! Ведь наверняка тот был шпион…

— Хорошо, — согласилась в конце концов Люба. — Я скажу Нине Михайловне. Проверим.

На другой день она велела привести матроса.

— Я буду ждать у старой армянской церкви, — сказала она. — Сам не подходи. Пусть оденется понаряднее, — и она подала Вите сверток с одеждой.

Донченко чисто выбрился, принарядился, и Витя проводил его до развалин табачной фабрики. Он видел, как моряк подошел к Любе и взял ее под руку.

— Если задержат, — шептала Петру Люба, — говори, что работаешь шофером в Старом Крыму. Приехал повидаться с невестой.

Разговаривая, они пошли на окраину города, к кирпичному заводу. У разбитого домика остановились.

— Спустись в тот овраг, — показала глазами Люба. — Увидишь наших. Проводник — Саша. Он заметный. В ватнике и рубахе-косоворотке. Ворот расстегнут, на рукаве повязка полицая. Не пугайся. Скажешь: «Скоро свадьба?» Он ответит: «В среду на той неделе». Как стемнеет, Саша поведет всех в лес, к партизанам. Давай простимся.

Люба поднялась на цыпочки и, обхватив моряка руками за шею, неловка поцеловала в щеку:

— Передай привет нашим.

Матрос ушел. А Люба тихонько пошла домой. Сегодня она простилась с девятым своим «женихом».