ЖЕСТЯНАЯ МАСТЕРСКАЯ

Вскоре после встречи с Васей Витя нашел еще одного друга — старого знакомого, художника Слепова.

Василий Акимович неожиданно переехал на новую квартиру и открыл жестяную мастерскую.

— Жить-то чем-нибудь надо, — объяснял он всем это нелепое превращение — А я старый жестянщик. Еще в детстве отцу помогал.

Слепов теперь жил через два дома от Коробковых, и можно было по задворкам легко пройти к нему в любое время. Витя как-то наведался в его небольшую темноватую комнату с отдельным ходом.

Слепов сидел за низеньким столиком, в большом заляпанном сажей фартуке. Не бросая работы — он паял какую-то посудину, — художник стал расспрашивать, что нового в городе.

— Я ведь живу, как затворник, никуда не выхожу, — пояснил он.

— Что нового? — переспросил Витя. — Все то же. Фашистов и полицаев полно. Ходить противно. Ну, да мы с Васькой решили ничему не подчиняться и все делать наоборот. Ну их к черту, фрицев.

— В анархисты, выходит, записались, — усмехнулся Слепов. — Ну и что? Получается?

— Еще как! Вчера после комендантского часа на Карантин ходили.

— Зачем? — удивился художник.

— А так, — Витя беспечно тряхнул головой. — Пошли и все. Подумаешь, по городу ходить запретили! А мы не подчинились.

Слепов нахмурился, напильник заскрежетал но жести.

— Это зря, — неодобрительно сказал он. — Я понимаю: идет человек, рискуя жизнью, во имя большого дела. Срочное донесение, что ли, несет, или пробирается мост подорвать, или другое какое задание выполняет. Или, помнишь, Гаврош патроны собирал. Он погиб, но недаром. В его риске был смысл. А вы… Пошли для шика: вот, глядите, мол, какие мы храбрые, никого не боимся. А поймали бы вас.

— Не поймают…

— Ну, а если бы поймали? Могли убить… А ради чего? И каждый бы сказал: по-дурацки погибли, ничего путного не сделали. Фашистам ваша гибель только на руку.

Витя нетерпеливо поморщился.

— Василий Акимович! Да мы же не маленькие, понимаем. По закоулкам прошли, никто и не заметил. А задание мы бы рады получить, да где его взять-то?

— И все же рисковать зря глупо.

— А что делать? Вот если б задание получить, настоящее! Да где там!

Витя отвернулся и хмуро смотрел в окно, наполовину задернутое темными занавесками.

— Что дома? — после минутного молчания поинтересовался Слепов.

— Да что — тоска. — вздохнул Витя. — Отец у фашистов в типографии работает… Вот, бумажки печатает, — и он вынул, из кармана и протянул Слепову объявление.

Художник повертел бумажку в руках.

— Любопытно, любопытно, — пробормотал он, бегло просмотрев напечатанное. — Оставь-ка это у меня. Пригодится. — Он отложил объявление в сторону. — А мать как?

— Поправилась. Вчера мне от нее здорово попало. Нашла в ящике в чулане патроны и карабин.

Слепов покачал головой.

— Зачем же ты такие вещи в доме держишь?

— А где мне их держать? Да карабин совсем старый, приклад разбит.

— Все равно, — строго сказал Слепов. — В доме это прятать нельзя. — Он снова взял помятый листок, который принес Витя. — Ты ведь читал это? Видишь; за хранение оружия — расстрел.

— Вижу, — вдруг вспыхнул Витя. — Только тут за все расстрел. За оружие — расстрел, за хождение по городу — расстрел. На салазках кататься — тоже расстрел. Храни не храни, все равно расстрел. А карабин я ведь не украл, у румын на шапку-ушанку выменял…

— Слушай, Виктор! Ты меня уважаешь? — перебил его Слепов.

— Уважаю, Василий Акимович.

— Так вот. Пойдешь домой и хорошенько спрячешь карабин. Унеси из дома, закопай где-нибудь. Сейчас он тебе ни к чему. А задание ты, неугомонный, скоро получишь Понял?

Витя исподлобья недоверчиво глянул на художника.

— Задание? Какое? Ведра починять?

Слепов не успел ответить — в сенях кто-то забарабанил в дверь.

— Эй, хозяева! Есть кто живой?

— Заказчик, — сказал, поднимаясь с места, Слепов.

Вошла высокая полная женщина с кастрюлей в руке.

— В починку берете? — спросила она густым голосом.

Слепов взял кастрюлю.

— Что тут у вас с ней? — он повертел кастрюлю в руках — Имейте в виду, дешево не возьму.

Витя с первого взгляда, узнал посетительницу. С тех пор, как он видел Листовничую в последний раз, в порту, она мало изменилась. Похудела разве, синеватые тени появились под глазами и седина на висках.

— Здравствуйте, Нина Михайловна! — сказал он, шагнув к ней.

— Вы знакомы? — удивился художник.

— Как же, — улыбнулась Листовничая. — Помню, помню. Помощник мой. Вместе эвакуировали детский сад…

Слепов стал внимательно рассматривать кастрюлю, искоса поглядывая на Витю. Вдруг он прислушался:

— Стучат в наружную дверь. Выйди, Витя, узнай, кто там.

На дворе никого не оказалось. Возвращаясь в комнату, Витя столкнулся в дверях с Листовничей.

— За кастрюлей зайдете завтра, будет готова, — говорил ей вслед Слепов.

— Во вторник буду, — ответила Нина Михайловна. — Или пришлю кого-нибудь.

Задержавшись на пороге, она остановила Витю.

— Ты заходи ко мне. Знаешь, где я живу?

— Спасибо, Нина Михайловна, приду…

Вите показалось, что посещение Листовничей чем-то очень порадовало Слепова. Бодро насвистывая, улыбаясь, «жестянщик» перебирал в ящике всякий металлический хлам, но Витя готов был поклясться, что он меньше всего в эту минуту думает о ведрах и кастрюлях. Поглядывая на художника, Витя тихонько сказал:

— На шоссе немецкие машины часто останавливаться стали. Всё прокол да прокол. Отчего бы это?

— Отчего — не знаю. Но хорошо. Пусть стоят, — весело произнес Слепов.

— У здания комендатуры кто-то на тропке заложил мину. Утром подорвались два эсэсовца.

— Действуют патриоты, — одобрил Слепов.

— Вот бы узнать, кто они!

— Зачем тебе? — лукаво подмигнул Василий Акимович.

— Как это — зачем? Чтобы помогать.

— А не боишься?

— Я теперь, Василий Акимович, ничего не боюсь, — возбужденно заговорил Витя. — Они ведь, фашисты-то, трусы. Видели бы вы, как они всего боятся. На ночь двери на все ключи запирают, решетки на окна понаделали. Ночью в уборную боятся выйти. Везде им партизаны чудятся. Мне бы связаться с подпольщиками, получить задание, я бы что хочешь сделал!

— Да, — вздохнул Слепов, — с подпольщиками связаться было бы неплохо…

— Да вы, небось, их знаете, — разочарованно протянул Витя.

— Я? — удивился Слепов. — Откуда же? Сижу дома — паяю кастрюли.

— Ну, да. Вы — коммунист. Вы все знаете, только мне не говорите. Обидно это, Василий Акимович.

— Брось, Виктор, — строго произнес Слепов. — Никаких подпольщиков, я не знаю. А вот насчет задания — задание, пожалуй, я тебе дам:

— Правда? Против фашистов? — просиял Витя.

«Ох, и хитрец этот Василий Акимович!» — Только нас двое, Василий Акимович, Васю Маркова тоже учтите. Он парень надежный, не подведет. Ведь это мы с ним на шоссе разных колючек набросали.

— Неосторожно, — покачал головой Слепов. — Опять зря рискуете.

— Да как же зря, Василий Акимович, ничего не зря. Сами видели, как машина напоролась. С полчаса простояла. Так задание дадите? — поторопил он.

Слепов остановил его.

— Погоди, не горячись. Сегодня у нас двадцать седьмое? Приходи тридцатого. Только один. И захвати какую-нибудь посуду. Чайник, кастрюлю. Для починки. Понял?

— Понял, Василий Акимович, все понял.

— А теперь марш домой. И… не пищать!

— Есть не пищать! — весело откозырял Витя и пошел к двери. — Василий Акимович! — обернулся он. — Еще одна просьба. Красок мне не дадите? Понимаете, все вышли. А купить, — где же теперь купишь?

— Хочешь рисовать? Несмотря ни на что? Вот это похвально. Это в моем вкусе.

Сунув краски в карман, Витя шагнул к двери и столкнулся с отцом.

— Ты, папка? — он широко раскрыл недоумевающие глаза.

— Чайник прохудился, — смущенно сказал Михаил Иванович, — Тут, говорят, чинят.

— Чинят, чинят! — задорно крикнул Витя. — Тут мой знакомый живет. Хо-ро-о-ший мастер! — он посторонился, пропуская отца. Все в нем пело и ликовало — и отец здесь, с настоящими людьми!