В НОВОЙ ШКОЛЕ

Утро того осеннего дня я и сейчас вспоминаю то с радостью, то с грустью. Выдалось оно пасмурным. Небо затянуто низкими, темными тучами. Моросит мелкий, противный дождь. Серая мгла окутывает верхние этажи высоченных коробок-домов. Капли воды набухают на ветках деревьев, сиротливо выстроившихся вдоль тротуаров, и, переполняясь, струнками стекают по стволам. Настроение у меня под стать погоде. Я ругаю себя, сам не знаю за что, ругаю погоду, а больше всего достается родителям. И чего вздумалось им в начале учебного года переезжать на новую квартиру! В другой район Москвы. Подождали бы год, а еще лучше два-три года. Больше терпели. И ничего. А тут, видите ли, загорелось. Да что говорить! Разве они могут ждать. И разве могут понять интересы сына. Подумаешь, школьник! Ничего не случится. А я вот теперь переживай, волнуйся, думай и гадай, как-то все сложится.

Правда, квартира хорошая. Три комнаты. Одна из них для меня. Блаженство. Когда поставили новый диван (он заменил мою старую кровать), я плюхнулся на него и минут пять от радости болтал ногами. Но школа! Что-то ждет меня там? Говорят, девчонки в восьмом «А» классе зазнайки. А мальчишки по каждому поводу пускают в ход кулаки. Придется записаться в секцию бокса, чтобы не оставаться в долгу.

Я старался храбриться, но острое, жгучее чувство тревоги не покидало меня. Собственно, чего мне бояться? Правильно сказал отец, с которым мы вместе вышли из дому: «Три к носу, все пройдет. Стерпится — слюбится». А все же кошки скребут на душе. Стараюсь успокоить себя. Чего, мол, тут особенного? Не каменный же я. Волнуется и первоклассник, когда первый раз переступает порог школы. Но его заботы сродни всему неведомому, неиспытанному, чему идут навстречу не столько с тревогой, сколь и с нетерпением. Он мечтает увидеть что-то интересное, приоткрывающее дверь в другой, доселе неведомый мир. И все равно, какая будет учительница, лишь бы она поскорее вошла в класс, поскорее повела за собой. Совсем другое дело, когда позади семь классов, когда появились уже симпатии и антипатии и где-то остались друзья-приятели, которые сядут сегодня за парту без тебя. А впереди еще неясно, как встретят тебя на новом месте, какие будут учителя и сумеешь ли ты быстро к ним привыкнуть. И как примет тебя класс. Тут важна даже такая деталь, где и с кем тебя посадят.

Неторопливо шагая с толстым портфелем в руке по скользкому, мокрому тротуару, я в который раз стараюсь предугадать, как все сложится. Пожалуй, лучше всего, не привлекая ничье внимание, войти вместе со всеми в класс и стать у окна. Подождать, когда все усядутся. И тогда пройти на свободное место. Конечно, выбора уже не будет: тут как повезет. Лучше, понятно, сидеть с мальчишкой. Девчонки, они капризные. И ябеды. Как правило. Сама же задерется, а потом кричит, что к ней пристают. А с мальчишкой всегда можно посчитаться, если что не так. Верно, и среди мальчишек попадаются пакостники. Но реже.

Чем ближе к школе, тем теснее на тротуаре. Уже со всех сторон обступают меня мальчишки и девчонки с сумками, с портфелями, и просто с книгами в руках. И я вливаюсь в эту говорливую живую реку и вдруг решаю: зачем волноваться, предполагать, угадывать? Надо просто идти вместе со всеми мальчишками и девчонками так, как будто бы хожу сюда уже семь лет. Это моя родная школа. Такие же вихрастые, задиристые мальчишки. И такие же то насмешливые, то плаксивые девчонки. И ничего особенного не случилось.

Я пнул ногой палку, валявшуюся на тротуаре, взмахнул широко портфелем и решительно повернул в распахнутые настежь ворота школы.

Потом я часто вспоминал этот день. Связывал с ним многие и счастливые и грустные периоды в своей жизни. Сколько я тогда перебрал вариантов своего появления в классе! А ни один не совпал с действительностью. Началось с того, что у дверей класса меня встретила Ольга Федоровна Мясницкая. Еще молодая, низенькая, с очень строгим, как мне показалось, усталым выражением лица. Я уже разговаривал с ней, когда вместе с мамой приносил документы в школу.

— Новенький? — спросила она. — Вот и хорошо. Я сразу представлю тебя классу.

Пришлось идти вместе с учительницей, как первокласснику. Настроение и вовсе испортилось. Я пробурчал что-то, пытаясь выразить свое недовольство: Ольга Федоровна не обратила внимания. У нее тридцать пять учеников. Не подстроишься под настроение каждого. Она вошла в класс, пропуская меня вперед и чуть подталкивая рукой в спину. Поздоровалась с учениками и представила новенького, то есть меня.

— Прошу любить и жаловать, — сказала стандартную фразу.

Она окинула класс взглядом и увидела свободное место. Оно было единственным. Это я сразу заметил. Стол стоял недалеко от стола, отведенного для учителя, и за ним сидела тоненькая, с узкими плечиками и вздернутым носиком девчонка и бесцеремонно смотрела на меня. В глазах ее прыгали смешинки.

— Что ж, Сережа, тебе повезло, — сказала Ольга Федоровна, снова подталкивая меня в спину. — Садись с Ниной. Она у нас отличница. Очень серьезная девочка. Так что тебе будет спокойно.

А я, едва увидев и это единственное свободное место за столом, и эту капризно выпятившую губки, сразу вспыхнувшую ярким румянцем девчонку, растерялся и даже немного отступил назад, к Ольге Федоровне.

Та по-своему истолковала эту мою нерешительность и снова легонько подтолкнула в спину:

— Ты не бойся, Нина у нас не кусается.

В классе заулыбались.

— Ты что, недоволен? — спросила Ольга Федоровна.

— Почему же, — ответил я, поборов смущение, — очень даже доволен. Мы, кстати, знакомы. Живем в одном квартале, вчера виделись.

Нина передернула плечами и ответила нарочито громко:

— Что-то не помню.

В классе откровенно засмеялись.

— Тихо, ребята, — предупредила Ольга Федоровка. — Нина не сказала ничего смешного.

Я прошел вперед и, поставив сбоку свой тяжелый портфель, сказал не очень учтиво:

— Подвинься.

— Вот еще, — прошептала Нина. — Барин нашелся. Хватит тебе места.

На пререкание у меня не оставалось времени, и я, плюхнувшись на скамейку, легонько отодвинул соседку. И тут же получил сильный тумак в бок острым девичьим кулачком.

— Вот тебе!

— Начнем урок, — сказала Ольга Федоровна, доставая классный журнал.

Я посмотрел на Нину. В ее глазах еще яростнее прыгали смешинки. Мне ничего не оставалось, как признать свое поражение. Два — ноль в ее пользу. Но ничего. Еще посмотрим, чья возьмет.

Постепенно освоившись, я стал оглядываться по сторонам. И сразу же обнаружил знакомого. За столом у окна сидел худощавый, высокий, со спускающейся на глаза темной челкой волос Боря Мухин. Вместе с ним я учился до шестого класса. Мы даже дружили. Ходили друг к другу делать уроки. Потом Борина семья переехала в этот район, и нам пришлось расстаться. И вот новая встреча. Поймав полный любопытства взгляд Бори, я ответил ему улыбкой.

На первой же перемене меня обступили ребята. Через их плечи, становясь на цыпочки, заглядывали и девчонки. Фыркали и убегали.

Подошел, растолкав всех плечом, высокий, плотный парень, протянул руку:

— Родин. Подсказывать будешь?

— Взаимно.

— Тогда лады. Поборемся?

— Завтра, — машинально ответил я, чтобы отвязался.

— Правильно. Никогда не надо делать сегодня то, что можно сделать завтра.

Наконец мы остались с Борей вдвоем.

— Что это за балбес ко мне привязывался? — спросил я.

— Родин-то? А ничего. Он добродушный. Зря не лезет. Лодырь только.

— А я, знаешь, сразу обрадовался, как тебя увидел. Вот, думаю, повезло мне: друга встретил. Сначала, когда вошел в класс, даже оробел. Аж мурашки по спине пробежали. Кругом незнакомые лица. Смотрят настороженно. А как тебя увидел, отлегло на сердце. Все-таки свой.

Боря соглашался, кивал головой.

— Мне хуже было. Ни одного знакомого. А ничего, освоился. Народ здесь хороший. Преподаватели сильные. Ребята, понятно, всякие попадаются. Но в общем-то нормальные, в беде не оставят. И кляузничать не любят. А я терпеть не могу, когда кляузничают. Что мальчишки, что девчонки. В той школе у нас был один такой. Помнишь? Я, как ушел, с одной стороны, жалел, а с другой — и рад был, что от него избавился.

— А кто вот этот, ходит таким пижоном?

— Перепелкин. Стасик. Отличник. У Ольги Федоровны в любимчиках. Лично мне не очень нравится. Скользкий какой-то. Гладенький. Все у него в ажуре. И с ребятами вроде ладит. Без него ни одно общественное дело не обходится. А спроси, кто у него друг в классе, пожалуй, и не назовет.

— Придираешься ты к нему.

— Да нет. Мне-то что. Пусть живет. Благополучненький. А вот зависти к таким нет.

— А с ним что за девчонка сидит?

— Света Пажитнова. Веселая. Хохотушка. А к школе относится серьезно. Даже чересчур. Готова корпеть, зубрить, твердить, даже списывать, лишь бы пятерку получить. Вот неправильно у нас это! Пятерка! Да, может, в жизни-то она ничего не стоит, пятерка эта! Сочинения она пишет на пятерку. Про подвиги разные. А коснись до дела. В кусты.

— Что-то ты уж очень и к Свете…

— Да не про нее я. А вообще. Бывают же такие.

— Бывают.

— Значит, не в пятерках дело.

— Так ты и меня в корысти обвинишь. У меня тоже случается, пятерки в дневнике ночуют.

Боря не стал продолжать этот разговор.

— Ладно, — махнул он рукой. — Поживешь — увидишь.

— А соседка моя что за птица?

— Нина-то? Ничего, справедливая. Эта не будет кляузничать. Скорее на себя вину возьмет.

— А мне показалось, заноза порядочная.

— Да нет. Вообще в классе народ компанейский. Не унывай.

Час пролетел незаметно. Следующим был урок истории, и мы перетащили свои портфели в другой класс. В нем также стояли столы. Войдя после перемены в класс, я заметил, что наш стол разделен жирной белой чертой на две половинки. Нина чинно сидела на своей стороне, сложив бантиком пухлые губки.