ЧТО ЖЕ ПРЕДПРИНЯТЫ

В середине мая в московских садах и парках зацвели груши. За день деревья стали белыми. Издали кажется, что их только что покрасили. Я смотрю на Москву из окна нашей школы. Вдали за кварталами домов, за скверами и парками угадывается извилистая линия Москвы-реки. Слева, как дерево-великан, тянет ввысь свою иглу Останкинская башня. Справа, к Серебряному бору, поблескивают свежевымытыми окнами новенькие красавцы-дома. Они только недавно заселены, и из них выскочили на еще не расчищенные площадки до полусотни ребятишек и бегают, ковыряют землю.

Я стою у окна и вспоминаю, как мы подружились с Сережей. Ведь первое время что было? Стоило ему появиться в классе или на занятиях в каком-либо кружке, на репетиции самодеятельного театра, как я начинала грубить, старалась чем-нибудь досадить, поставить в смешное положение. И кончалось тем, что или Сережа, не выдержав, уходил, либо я, фыркнув, убегала. А потом жалела, что так поступила, ругала себя.

Часто после такой ссоры я не находила себе места, бесцельно бродила после уроков по улицам, снова возвращалась в школу с таким ощущением, будто что-то там потеряла, оставила. Больше всего меня возмущало, что Сережа так легко уступал мне. Он не обижался, не грубил в ответ, только глядел так жалостливо, что я от этого еще больше сердилась. Он даже не пытался узнать, почему я так поступаю. Он просто отходил, чтобы не связываться. А это уже обижало.

Не раз я давала себе слово перемениться. Вот подойду и скажу: «Сережа, извини. Вчера я была не права. Будем дружить». Но появлялся Сережа, отдавал какое-нибудь распоряжение ребятам или высказывал предложение, и я не выдерживала, взрывалась. Особенно мне не нравилось, что он командует. Конечно, он староста класса, но мог бы сперва спросить, какие есть мнения у других. И ведь понимала, что не права, несправедлива к Сереже. Не раз, бывало, спрашивал он: «А что ты скажешь, Нина?» А я и взглядом его не удостаивала: «Нечего мне говорить. Сами все решили».

Я спускаюсь в пустую пионерскую комнату и жду, когда придут Борины мальчишки-футболисты. Сережа сегодня обещал их привести. Но вот что-то запаздывает. Опять, наверное, позабыл. Прислушиваюсь. Тихо. Во всей школе тихо. И все же подошла к двери. Показалось, что в коридоре раздались шаги. И говорок. Такой беспорядочный, когда один перебивает другого. Неужели ребята одни пришли? И я широко распахнула дверь.

По коридору, оглядываясь по сторонам и подбадривая друг друга, шагали мальчишки. Как во всякой мальчишеской компании, предводительствовал один. Он и шел немного впереди остальных, как бы беря на себя ответственность за это вторжение. Был он рыжеват, низковат, но очень подвижен и смел. Увидев выглянувшую из физкультурного зала Свету Пажитнову, он крикнул:

— Сюда, пацаны! Тут кто-то есть.

— Вы кого ищете, ребята? — остановила его Света.

— Мы-то? — с любопытством уставился на нее мальчишка. И тут же начал жаловаться: — Почти час проторчали во дворе вашей школы. Я ребят по постам расставил, все выходы перекрыли, чтоб не ускользнул. А он что у вас — невидимка?

— Кто? — не поняла Света.

— Кто-кто, — недовольно пробурчал мальчишка. — Вожатый наш. Внештатный вожатый. Ну, не совсем вожатый, а добровольный. Он сам вызвался нашу дворовую футбольную команду тренировать.

Только тут я заметила, что один из мальчишек держал в руках мяч.

— Да что тут толковать, Генка, — крикнул этот, с мячом. — Только время зря теряем. Пойдем в классах пошарим. Аль директору пожалуемся. Так не делают: обнадежил нас: дескать, буду учить, про пас и про обводку расскажу, а сам на тренировки не является.

— Пошли, пошли! — загалдели ребята.

— Кого вы ищете-то? — спросила опять Света.

— Кого? — отозвался мальчишка. — Кабы мы точно знали. А то назвался Борисом, и все. Уж нам Сережа Нартиков сказал, что он из этой школы. Мы посовещались и решили искать.

И тут я узнала их. Конечно же это те самые мальчишки-футболисты, которые мне нужны. И направил их сюда Сережа. А сам опять где-нибудь задержался. Тоже мне помощник выискался! Я бросилась к ребятам, заторопила:

— Пошли, пошли ко мне. Заходите в комнату. Бориса я знаю, помогу вам. Расскажу.

Мальчишки, все одиннадцать человек, перешептываясь, проскользнули мимо меня, уселись на стулья вдоль стены. Я смотрела на них с надеждой и любопытством. Тихо сказала:

— С Борисом, ребята, беда. Ушел он из школы.

Загалдели все разом, как голодные сорочата:

— Как ушел? Какая беда? Обманул, значит.

— Обвиняют его, — с тревогой в голосе продолжала я, — будто бы чемодан украл.

— Чемодан! — вскочил и подбежал ко мне Генка. — Это какой же чемодан? Тот, что у нас один край ворот обозначал?

Мне хотелось узнать, как отнесутся ребята к Боре теперь, когда поймут, в чем его вина. И я сказала:

— Вот видите! И вы про это знаете. Выходит, все правда.

— Погоди ты! Правда! — накинулся на меня Генка. — Сразу ей — правда! Я свое скажу: украл, так прятал бы. А то бросил. На траву на самом поле бросил. Потом с нами играть стал. И забыл про свой чемодан. Он так и стоял около кирпича, который у нас обозначал угол ворот.

До чего же сообразительные эти мальчишки! Ведь все очень просто. Почему же я не додумалась? А ведь я еще тогда, когда наблюдала за игрой ребят, заметила, что чемодан Борю совсем не интересовал. Важная деталь. А я оставила ее без внимания. Молодцы ребята. Недаром я их так настойчиво разыскивала. Особенно Генка хорош, капитан команды. Как загорелся, все не может остыть, продолжает возмущаться:

— Украл! Скажут тоже. Стал бы он тогда с нами долго мяч гонять! В тот день наша дворовая команда вышла вперед.

— А чемодан-то все-таки был с ним, — вставила я.

— Ну, был. Что из того?

— А куда он его нес? И откуда?

Генка взорвался:

— Вот еще! Куда надо, туда и нес.

— А что было в чемодане?

— Почем мне знать, что там было? — вскочил он со стула. — Я его не открывал. Помню только: тяжелое. Книги, наверное. Меня, да и ребят наших, больше не чемодан интересовал, а Боря. Мировой парень. Сам вызвался стать тренером нашей дворовой футбольной команды. Ценить надо! Попробуй найди такого. Мальчишки, что постарше, только смеются да мяч отбирают. А он учил играть в футбол. И жил-то далеко от нашего двора. А все же приходил к нам. И секреты свои не скрывал.

— Какие секреты?

— Футбольные. Как противника обводить с мячом и прочее.

— Часто он у вас бывал?

— Не так чтоб часто. Мы ж понимаем: у него свои дела. Но наша команда все равно всех обставила. Еще бы: у нас свой тренер и настоящий судья. Понимающий. Лично я очень благодарен Боре: из всех мальчишек во дворе у меня самый лучший пас. И, может, меня возьмут в сборную школы.

Генка шмыгнул носом и уселся на место. Наступила тишина. Ребята с надеждой смотрели на меня. А я не знала, что им сказать. Хорошо, что подоспел Сережа. Он сразу же вступил в разговор. Генку прямо-таки замучил, допрашивал с пристрастием. Особенно, когда дело дошло до чемодана. Какого он цвета был, куда его Боря нес да что говорил?

— Какого цвета? — отвечал Гена. — Коричневого. Грязью немного обрызган. Он, видать, не жалел его. С ценной вещью так не обращаются. Уж я как-нибудь знаю. У меня папа на базе кладовщиком работает.

— Ладно, — остановил его Сережа. — Про папу не распространяйся. А вот куда он шел, Боря? Вы же долго его провожали.

— Куда шел? — покачал головой из стороны в сторону Генка. — Вот задача! Домой шел. Ясно. Только домой идут так… так…

— Как так? Не тяни.

— Как? Очень просто. Смело так, уверенно. Словно этой дорогой тыщу раз ходил. Через проходные дворы, напрямик. Идет и идет. А мы за ним. И разговор такой… Неприметный. Просто так: болтаем обо всем. С одного на другое скачем. То про рыбалку, то про грибы. Грибов прошлым летом как раз много было. О футболе-то уж и забыли. С ним легко разговаривать. Потому что он из себя взрослого не строит. Пацана уважает.

Сережа задумался на минуту, решая, что еще можно спросить, и включил магнитофон.

— А вы же видели, когда чемодан у него взяли? Видели: милиционер подошел и забрал.

— Видели. Издалека, правда. Разговора мы их не слышали. А милиционер, что ж, значения не придали. Подошел какой-то дяденька, взял чемодан. Ну и милиционер тут рядом крутился. Поговорили они и пошли. Может, дяденька тот встречал его. Чемодан-то тяжелый. Брат или отец. Все может быть. Нам откуда знать?

— Он после к вам еще приходил?

— Приходил. Раза два приходил. Верно ребята? Два раза точно.

— Верно, верно. Два раза, — загалдели ребята. — А потом враз перестал ходить.

— Это он в деревню уехал, — сказал Сережа, обращаясь больше ко мне, чем к ребятам.

Я подтвердила. Сережа опять обратился к ребятам:

— А когда он эти два раза к вам приходил, вы ничего не заметили?

— Нет, нет, — заговорили все разом. — Не заметили.

А Гена уточнил:

— Такой же веселый был. Играл с нами много. Такие финты показывал. Закачаешься! Ребята из соседнего дома, наши противники по игре, едва не лопнули от зависти, когда мы им похвастали своим тренером.

Сережа выключил магнитофон. Сказал, повернувшись ко мне:

— Это он с ними душу отводил. Оттаивал.

— Ну да, — подтвердила я. — В школу к нам он не ходил, а кое-кто из друзей от него отвернулся.

— Да что ты! — возразил Сережа.

— Да, да! — твердила я. — Имей мужество.

Конечно, я немного сгустила краски. Но ничего, пусть прочувствует свою вину. Злее будет.

Мы отпустили ребят, а сами остались и несколько раз прокрутили ленту с записями.

— Хорошие мальчишки, — сказал Сережа, отдавая мне магнитофонную ленту. — Добрые.

— Ребята-то хорошие, — ответила я. — Только почему так легко признает за собой вину Боря? Твердит одно: виноват, и все. А я вот думаю и одного понять не могу: где Боря прятал чемодан?

— Он его таскал с собой.

— Нет. Это он на другой день взял его и ходил с ним по городу. Это я видела. А первую ночь? Одну ночь? Домой он его не приносил. У товарищей не оставлял. Где же?