Все менялось. Постепенно, неумолимо ее волчьи рефлексы притуплялись болью, а раненая нога пылала огнем, силы были на исходе. Уши, которые могли бы услышать, как муравей ползет в траве, теперь слышали только удары ее собственного сердца, глаза, которые могли видеть ночной ветер, заволокло мглой. Она чувствовала лучи безжалостного солнца, улавливала ускользающие звуки музыки гоблинов. Только ее нюх не сдавался и не обманывал, рассказывая ей, что морлохи становятся все более смелыми. Они пробирались от куста к кусту, из тени листвы в тень камней, совершая быстрые перебежки по направлению к ней, проверяя ее способность к защите. Их стало еще больше, она была в этом уверена, она видела витые рога, лапы, готовые схватить, когти, копыта. И — пасти, разверстые как глубокие красные раны, с поломанными зубами и дрожащими языками. Ей хотелось убивать и убивать, прежде чем она умрет, но она чувствовала, что они выжидают, пока ее энергия и способность к сопротивлению совсем иссякнут. Им хотелось легкой добычи. Им недолго осталось ждать.

Уилл медленно просыпался, он обнаружил, что лежит на холодном каменном полу, что щеки его исцарапаны. Череп раскалывался от боли, и нёбо пересохло. Когда он попытался пошевельнуться, на него накатила волна тошноты, и он некоторое время старался не двигаться, не открывать глаза, чтобы не видеть того, что его окружало. Он не понимал, где он и как сюда попал. Отрывками выплывали воспоминания. Гэйнор… Он слишком надолго оставил ее. Слишком… Она, должно быть, решила, что он ее бросил. Уилл попытался произнести имя девушки, но смог лишь что–то прохрипеть. Ему показалось, что он, завернутый в саван, лежит в могиле. Но над ним был потолок, где раскачивалась одинокая лампочка, тени вокруг вытягивались и сжимались, вытягивались и сжимались, отчего его снова тошнило. От камней ему передавалось безмолвное дрожание, но он это воспринимал как галлюцинацию, вызванную его состоянием. Он стал вспоминать еще что–то: меч с рукояткой, усыпанной драгоценными камнями, старое знамя, пустой коридор. А затем — ничего. И вдруг его будто ударило. Он был беззаботен, легкомыслен и глуп, а теперь он — узник, а Гэйнор?.. Бог знает, что случилось с Гэйнор. Он попытался сесть, и его тут же вырвало, потом он дополз до ближайшей стены и прислонился к ней спиной. Он увидел, что находится в большом подвале, разделенном на отдельные помещения каменными арками, высоко вверху виднелись окна, и лестница в несколько ступеней заканчивалась у крепкой двери, такой массивной, что она казалась выходом из башни замка. Прежде подвалы представлялись ему местом, где хранятся бутылки с вином, ящики пива, корнеплоды, чтобы дольше оставались свежими, но здесь ничего этого не было, валялись лишь пустые упаковочные ящики, и был виден старинный колодец, прикрытый каменной плитой. Его тюремщики не оставили ни еды, ни питья, а ему очень хотелось пить. Когда он смог наконец встать, то потащился в дальний угол подвала, чтобы справить естественные надобности. Расстегивая джинсы, Уилл обнаружил нож, все еще плотно прижатый к его бедру. Стало полегче, но сейчас пользы от ножа не было никакой. Шатаясь, он поднялся по ступенькам, чтобы исследовать дверь.

Она была старой, тяжелой, сделанной из дуба, возможно, трех–четырех дюймов толщиной. Даже если бы у него были силы, он не смог бы сломать такую дверь, чтобы пробиться наружу. Он нажал плечом на полотно двери так сильно, как только смог, но дверь даже не дрогнула. Замок был новым, образцом современного производства. Уилл некоторое время внимательно изучал его и понял, что открыть замок не удастся. Уилл сполз вниз по ступеням и, дрожа, улегся на пол. Поскольку он не мог немедленно начать действовать, то, прислонившись головой к стене, начал размышлять. Часы подсказали, что теперь половина седьмого, но он не знал — утра или вечера. Уилл с испугом подумал, что уже наступило утро, полагая, что довольно долгое время пробыл без сознания. У него болела рука, закатав рукав, он обнаружил на ней синяки и следы от уколов. Рука воспалилась. Это открытие и взволновало, и испугало его. Если ему вкололи снотворное, то он мог проспать не день, а несколько дней, за это время Гэйнор могла бы облететь полмира, а Ферн еще глубже погрузиться в свою болезнь.

Уилл пытался все понять, непроизвольно притрагиваясь к ножу. И необъяснимым образом к нему пришло убеждение, что нож не украден у врагов, а подарен ему неизвестным союзником. Возможно, он был оружием Заклинателя драконов, наделенным особой силой. Он не мог себе представить, что это оружие может быть использовано против дракона. Уилл снова достал нож: и прикоснулся к лезвию пальцем. На коже появилась тоненькая красная полоска, и он почти с удовольствием лизнул ее, почувствовав какое–то возбуждение. Этот нож — оружие героя, быть может, закаленное в огне, извергаемом драконом, к ножу прикоснулась магия. С этим ножом он не одинок и не беспомощен. И он оглядел подвал уже иным взглядом, выискивая в нем какие–то слабые места.

Но стены были могучими, окна недоступны. Дверь с ее поблескивающим замком — непреодолима. Сознание Уилла прояснилось, головная боль отступила, теперь его удивило, что в дверь вставлен такой хитрый замок, когда в подвале, собственно, нечего охранять, кроме мусора. Вряд ли это было сделано в его честь, но также вряд ли у доктора Лэя был обычай держать в подвале арестантов. Однако замок был новым, он был вставлен с какой–то целью, сюда не должны были проникнуть люди. И непроизвольно его глаза наткнулись на колодец. Он знал, что часто в подвалах старых жилых домов устраивали колодцы. И если вам надо было выкопать углубление в земле, то начинать следовало на самом нижнем уровне дома. Странно, что это надо было так хорошо охранять, но больше тут не было абсолютно ничего ценного. Уилл поднялся, ноги все еще были очень слабыми, но он решил получше рассмотреть колодец.

Каменная плита была очень плотно прижата к скобе, и он не сразу, но нашел в ней трещину, чтобы можно было просунуть палец и ухватиться за нее. Плита была такой тяжелой, что не с его силами было ее поднять, он лишь приподнял ее не больше чем на дюйм, а затем она тут же упала и прижала его руку. Звук удара раскатился по подвалу, эхом вернулся к Уиллу, заставил задрожать пол. «Воображение разыгралось», — сказал он мысленно, ругая себя за неосторожность.

Он решил попробовать сдвинуть плиту в сторону. Хотя на это пришлось затратить значительные усилия, но ему удалось наконец приоткрыть небольшое пространство. Он нагнулся и заглянул в абсолютную темноту. Ему представлялось, что сейчас он увидит нечто очень таинственное: окаменевший труп или древний скелет, но там не блеснули кости, не было и запаха гниения. Изнутри шло тепло, сильное тепло с запахом серы, с оттенком горения в этом запахе. Трудно было предположить глубину этой ямы, Уилл достал монетку из кармана и бросил ее вниз, вслушиваясь в звуки рикошета от стен, в далекое эхо приземления. И постепенно, вглядываясь во тьму, Уилл начал различать далеко внизу мрачный красный диск. «Эта яма куда–то ведет», — подумал он с внезапным приливом оптимизма. Может быть, в пещеру… Придерживая край плиты, он глубже засунул голову, чтобы получше все рассмотреть. Красный круг внизу стал ярче, жарче становился воздух. Чуть запоздало мозги Уилла начали связывать воедино все детали.

Он отпрыгнул назад, ударившись о край плиты. Адреналин ударил в обезвоженные мускулы, плита скрипнула, из глаз Уилла посыпались искры. Тонкий язык пламени вырвался сквозь отверстие и с шипением взвился до самого потолка. Через минуту–другую пламя опало и вернулось назад в темноту ямы. Уилл увидел, что край каменной плиты почернел. Его затрясло, и все тело покрылось потом. Уилл долго сидел, ругая себя за слабость.

— По крайней мере, я знаю, зачем здесь поставлен замок, — сказал вслух Уилл, стараясь быть практичным, напуская на себя браваду и легкомыслие, хотя некому было его услышать. — И я должен всего лишь открыть его.

Поскольку не было иного пути наружу, он снова вскарабкался по ступеням к двери.

Однажды ему приходилось открывать перочинным ножом щеколду на окне. Он знал, что этот замок слишком мудреный для такого примитивного действия, но все–таки попытался вставить кончик лезвия в щель между дверью и наличником. К его удивлению, нож. легко туда вошел, и когда он вытаскивал нож обратно, то на верхнюю ступеньку упала щепка. Он целую минуту смотрел на нее и на трещину в наличнике, а затем, увидев, что щель стала на миллиметр шире, облегченно вздохнул. Теперь он всунул нож в щель выше замка. Твердое на вид дерево поддалось так, будто это был картон. Вдвигая и выдвигая нож, он все расширял щель. Из нее посыпалась древесная труха, и щель стала еще больше. Наконец Уилл решился и потянул дверь на себя. Дверь открылась. Поняв, что надо быть как можно более осторожным, он протиснулся в коридор.

Уилл рассчитывал на дневной свет, но в коридоре было абсолютно темно. На часах было около девяти, а он так и не знал, утра или вечера. Через полуоткрытую дверь он увидел кухню с грудой невымытой посуды в мойке. Горел свет, но было тихо. Его будто что–то подталкивало и тянуло вперед. Наконец он кинулся к водопроводному крану, схватил первую попавшуюся чашку и стал пить, пить, пить, пить. Он чувствовал, что вода, как весенний ручей, проникает в его мышцы, что она оживляет его. Он оглянулся в поисках еды, поднял крышку над тем, что должно было быть блюдом с сыром, и отрезал себе ломоть чеддера. Он протянул руку к вазе с фруктами за яблоком, но там было очень мало фруктов, и он понял, что отсутствие яблока может быть замечено. Нельзя снова проявлять непредусмотрительность. Он вернулся и закрыл дверь в подвал. Затем выпил еще воды и поставил чашку на место.