Чтобы посмотреть, о чем он толкует, я направилась к кровати. Рядом с рукой Картера лежал какой-то маленький тюбик, и, когда я приблизилась, Картер подхватил его и перевернулся на спину. И мне стало ясно, что он вовсе не умирает от эпилептического припадка, а хохочет как ненормальный.

– Это не смешно, Картер, – упорствовал Гэвин. – Ты забрал мою мазь.

После этих слов Картер, задыхаясь, зашелся в очередном приступе смеха и в ответ на мой недоумевающий взгляд просто поднял руку и протянул мне тюбик…

Интимного разогревающего геля?

О боже мой. Смазка. Гэвин намазал себе руки интимной смазкой. В следующую секунду я заметила, что вокруг него валяются презервативы. Причем некоторые были вытащены из упаковки.

– Отстойные у тебя шарики, Картер, – недовольно пробурчал Гэвин, и тогда я рухнула на кровать рядом с Картером и тоже начала хохотать.

***

Двадцать минут «Истории игрушек-2», и Гэвин заснул у Картера на коленях. Я встала, собираясь в ванную, но сперва сходила на кухню за сотовым, чтобы по-быстрому сделать фото. Картина была такой умилительной, что ее просто необходимо было задокументировать.

Убрав телефон, я пальцем похлопала Картера по плечу. Показала сначала на Гэвина, затем в сторону спальни, и он неловко попытался обхватить нашего сына руками – судя по тому, до смерти боясь его разбудить.

– Все нормально, – шепнула я. – Он не проснется.

Картер покачал головой и пробормотал нечто похожее на «Ага, конечно, а потом он внезапно исчезнет, и ты поймешь, что его сожрал клоун.»

Он подхватил нашего сына на руки так легко и ловко, словно делал это в тысячный раз, и у Гэвина даже ресница не дрогнула. Я пошла следом за ними по коридору, глядя с улыбкой, как голова Гэвина покоится у Картера на плече, а его ручонки расслабленно висят по бокам. Мы зашли в спальню. Перешагнув через игрушки, чтобы не запнуться, остановились возле кровати, и Картер, бережно уложив Гэвина на нижний ярус, накрыл его одеялом. У меня чуть не вырвался всхлип, когда он убрал со лба Гэвина челку – точно так же, как обычно делала перед сном я сама.

– У моего ланчбокса есть коровьи соски, – пробормотал Гэвин во сне, а затем откатился к стенке.

Картер оглянулся на меня и со смешком прошептал:

– Что за черт это было?

Я обошла его, наклонилась и поцеловала своего малыша в макушку.

– Твой сын разговаривает во сне, – сообщила я Картеру и, взяв его за руку, потянула за собой от кровати. – Я надеялась, это наследственное. Сама я во сне не разговариваю, и если ты тоже нет, значит дело, возможно, в том, что он ест перед сном.

Держась за руки, мы прошли через комнату.

– Увы, но я тоже не разговариваю во сне. А что он ест перед сном?

– ЛСД, грибы – в общем, обычную вечернюю еду четырехлеток.

У двери Картер отпустил меня, подошел к стене и включил в розетку ночник в виде гоночной машинки, после чего вернулся ко мне и снова взял меня за руку.

– Видишь? – прошептал он. – Именно в этом и заключается проблема современной американской молодежи. Слишком много шоколадных печенек и недостаточно кислоты.

Я просто стояла, немо уставившись на него. Целая комната игрушек плюс ночник? Этот мужчина продумал абсолютно все.

– Что? – спросил он, увидев, что я замерла на месте.

– Просто ты изумляешь меня, вот и все, – ответила я с улыбкой и, вытащив его из комнаты Гэвина в коридор, закрыла за собой дверь.

Вместе мы пошли в спальню Картера – молча, потому что оба прекрасно знали, каким будет наш следующий шаг. Я захотела вновь переспать с Картером с первой же секунды, когда увидела его в баре, и пусть решилась воплотить это желание в жизнь не сразу, но сейчас, в этот момент, наконец-то почувствовала, что все делаю правильно.

Картер закрыл дверь, а я на всякий случай заперла ее на замок. Обычно Гэвин спал как убитый, но сегодня он был в незнакомом месте, так что я не знала, насколько спокойной получится эта ночь. Быть может, с моей стороны это было эгоистично, однако мне казалось, что после долгих пяти лет полного отсутствия уединения я заслужила немного времени для себя. Плюс, если он проснется, то пусть лучше постучится, чем влетит в спальню с вопросом, почему мы боремся нагишом.

Единственным источником света в комнате была небольшая лампа, которая стояла на тумбочке у кровати, и мы, глядя друг на друга, замерли у двери в ее мягком сиянии. Что самое странное, никакого чувства неловкости не было. Я хотела впитать в себя этот момент. Я хотела запомнить каждую секунду происходящего, каждое прикосновение, каждый взгляд, каждое ощущение, чтобы в памяти остались не только разрозненные обрывки нашего первого раза. Я не жалела о той ночи, ведь она подарила мне Гэвина, но сегодняшняя ночь значила для меня намного больше, потому что теперь я любила этого мужчину. Всем сердцем.

И через несколько минут мне предстояло оказаться перед ним совершенно голой.

О боже. Через несколько минут я буду голая. Перед Картером.

А у меня, блин, растяжки на заднице. Ладно, просто не будем показывать ему свою голую задницу.

Он взял меня за руку и привлек к себе, после чего завел наши руки мне за спину и сцепился со мной пальцами, а его свободная рука поднялась и легла мне на щеку.

– Прежде чем мы сделаем это, – прошептал он, глядя мне прямо в глаза, – ты должна узнать одну вещь.

Сейчас он признается, что он гей.

– Я влюблен в вас с Гэвином. Окончательно и бесповоротно. На все сто процентов.

У меня задрожали губы, а сердце воспарило ввысь. Пытаясь сдержать слезы, я закрыла глаза и прижалась лбом к его лбу. Наконец, справившись с эмоциями, я отодвинулась, чтобы увидеть его лицо.

– Я тоже люблю тебя, Картер, – шепотом ответила я.

Его лицо озарила улыбка. Кончиками пальцев я обвела по контуру его губы, и тогда он, целуя мои пальцы, начал идти вместе со мной к кровати. Мне нравилось, как он смотрел на меня. Словно я была для него целым миром. В нашу первую ночь мы, по-моему, даже ни разу не пересеклись взглядами.

Когда я уперлась в кровать, он наклонил меня и начал медленно опускать до тех пор, пока я не ощутила спиной мягкую поверхность матраса, а грудью – горячую твердость его груди. Он приподнял меня, крепко обнимая за талию, чтобы переместить нас подальше, а я обхватила его бедра ногами. Положила ладони ему на щеки и, выгнувшись, потянулась к его губам. Поначалу наши поцелуи были сладкими, нежными, но очень скоро все изменилось. Стоило мне почувствовать, насколько он твердый, как мое тело, увлажняя белье, пронзила вспышка тепла. Картер слегка подвигал бедрами, и я всхлипнула ему в приоткрытый рот, что, очевидно, стало для него сигналом «все системы находятся в полной боевой готовности», поскольку он тотчас вторгся языком ко мне в рот и прижался ко мне своей прикрытой джинсами твердостью. Я пробралась к нему под футболку. Жар его гладкой кожи, пока я касалась ладонями его живота и груди, моментально согрел мои озябшие руки, и когда я потянулась выше, он прервал поцелуй, завел руку за голову и, захватив ворот футболки, рывком стянул ее и отбросил куда-то вбок.

Он приподнялся на локте, затем, повторяя мои недавние действия, расправил ладонь и положил ее мне на живот. Его пальцы скользнули под ткань моей блузки. Медленно поднялись вверх и легли в ложбинку между моих грудей, а я взялась за нижний край блузки и, выгибая спину, потянула ее вверх, чтобы потом бросить в том же направлении, куда упала его футболка. Его ладонь, соскользнув вбок и выше, прошлась по верху моей груди, выпирающей из красного кружевного пуш-ап лифчика. У меня вырвался вздох, и, когда он обхватил мою грудь, я закрыла глаза и запрокинула голову.

– Как ты прекрасна, – прошептал Картер, разминая мою мягкую плоть и заставляя меня стонать. Не успела я воспроизвести и одной связной мысли, как его пальцы приспустили чашечку лифчика, и он, наклонив голову, пленил мой сосок своими теплыми, влажными губами и втянул его в рот.

И я в один момент потеряла голову. Вцепилась ему в плечи и ногтями вонзилась в кожу, пока он вновь и вновь кружил по моему соску языком. Кто бы мог подумать, что в моем теле есть нерв, соединяющий грудь с вагиной. Рехнуться можно! Всякий раз, когда он посасывал меня, я ощущала покалывание у себя внизу, и это сводило меня с ума.

– На тебе слишком много одежды, – пробормотала я. Просунув между нами руку, я начала расстегивать его джинсы. Он поднялся, встал рядом с кроватью и, пока я возилась со своими джинсами, стянул с себя штаны вместе с боксерами.

Господь всемогущий, а вот и его пенис – его большой-пребольшой пенис, который теперь в любую секунду может оказаться внутри меня. Почему он кажется таким огромным? Наверное, из-за освещения. Хорошо бы этому освещению не быть таким, как в примерочных, и не делать мою задницу еще больше.

– Не смотри так напряженно на мой член, а то я смущаюсь. Он не умеет делать никаких трюков, так что надеюсь, ты не ждешь, что он начнет жонглировать или еще что, – сказал Картер с улыбкой. Наклонившись, он зацепился пальцами за пояс моих джинсов и вместе с бельем начал медленно стаскивать их по ногам вниз.

Не думай о шраме от кесарева и о растяжках на животе. Их нет, если о них не думать.

Черт, сейчас он увидит меня голой. Может, если он отвернется или закроет глаза, то я буду выглядеть лучше. Как в той рекламе «Олд Спайс».

Посмотри вниз, потом вверх, потом на меня. Я модель из журнала Maxim.

– Я просто задумалась, есть ли у тебя разрешение на ношение этой штуки и как она в меня влезет, – пошутила я, стыдливо складывая ладони поверх своего шрама над маленьким треугольником волос на лобке. Ну ладно, на самом деле я не шутила. Как, блин, эта штуковина поместилась в меня в прошлый раз и почему на следующий день я не ходила враскорячку?

Считав мои намерения, Картер немедленно развел мои руки в стороны и прижал их к матрасу.

Если я еще сильнее втяну живот, то у меня лопнет мышца.