— Ну, для начала, ты не должен ругаться при детях. Все это знают.

— Ты справишься с этим? — Я скрещиваю руки на груди. — Что еще?

— Ты должен был сказать маме, куда меня везешь.

Боже.

— Твоей маме?

— Ага. И ты не должен оставлять меня одного.

— О чем ты говоришь? Я прямо здесь, черт возьми.

— Да, но ты просто позволил мне побродить вокруг. Ты хочешь, чтобы меня украли? — Он раскидывает руки в стороны, размахивая ими, чтобы показать, что я позволяю ему бродить по парку без присмотра. — Ты должен проводить время со мной.

— Малыш, ты хочешь проводить время со мной? Я засранец, помнишь? Две минуты назад ты назвал меня гигантской задницей. Помнишь?

Молчание отвечает на мой вопрос.

— Малыш, серьезно?

— Меня зовут Кайл.

— Ладно. Кайл. Что ты тогда хочешь делать? Кататься на велосипедах? Скейтборд? Сразу говорю, я не собираюсь быть тем, кто придумывает дерьмо для нас.

— Скейтбординг и езда на велосипедах? Это то, чем ты занимаешься в парке, и я только что сказал тебе, что ненавижу это место.

— У меня нет других идей. Прости.

Кайл теребит молнию своей поношенной куртки.

— Разве у тебя нет крутых друзей, с которыми мы могли бы потусоваться?

Я тут же вспоминаю Вайолет и Саммер, которые, вероятно, сейчас развлекаются.

Я отмахиваюсь от этой мысли, раздраженный тем, что он не может быть счастлив, раскачиваясь на качелях и взбираясь на столы для пикника и прочее дерьмо, как нормальный ребенок.

Почему его нужно развлекать?

— Может, в следующий раз, посмотрим. — Затем: — Не возражаешь, если я проверю время, о, Хранитель правил?

Кайл усмехается.

— Без разницы.

Девяносто семь минут с этим ребенком. Еще сто двадцать семь до тренировки по борьбе. Двести шестьдесят две минуты до того, как я смогу захлопнуть дверью своей спальни в этот дерьмовый день.

— Мы должны терпеть друг друга только в течение следующего часа и тридцати семи минут. Ты можешь с этим жить?

Парень смотрит на меня сверху вниз, большие карие глаза обрамляют худое лицо с бледной кожей. Темные веснушки на переносице похожи на грязь. Растрепанные, торчащие в разные стороны волосы придают ему дикий вид.

Он делает глубокий вдох.

— Ты... — выдыхает он. – Отстой.