Глава 7. Волки

Зубы уже не попадали друг на друга, но Йен пытался правильно дышать и не останавливаться. Снегопад усилился, и от этого стало даже как будто теплее. Снег обволакивал, убаюкивал.

Только спать было нельзя. И останавливаться - тоже. Потому что чувствовал: стоит остановиться - упадешь. И тогда белая пелена накроет с головой. И будет теплее. Наверное, будет теплее.

- Ш...шел… - прошептал он, и слово выговорилось со второго раза, а строфа - с третьего. - Шел... Шел охотник... на скалу.

Йен заговорил громче. Звук собственного голоса терялся, увязал в мягком снегу. А нужно было - чтоб бил по ушам. Чтоб заставил встряхнуться, собраться. Потому что проще всего сказать себе: это ночной кошмар. Я сплю, мне снится кошмар, сейчас я усну в кошмаре, а проснусь по-настоящему.

Вдвойне похоже на правду, потому что иначе чем кошмаром это все быть не могло.

Втройне - Йену снились похожие кошмары, часто снились. Не этот конкретный, где он упал на снег, а руки - в крови. Другие, но после них так же болела голова. И ныло все тело.

- Шел охотник на скалу, - упрямо отчеканил он слова детской считалки, делая по шагу на слово. - Поднял... черную... стрелу. Раз и два - враги... убиты. Три-четыре - в-в‍олки сыты.

Сделал еще несколько шагов, прищурился, глядя вдаль‍. Показались очертания крыш среди метели. Но иллюзию разорвал очередной порыв ветра. И Йен продолжил еще громче, будто хотел перекричать снежную тишину.

- Пять и шесть! Убил волков! Семь и восемь! Жив-здоров! - по слову на шаг. По вдоху перед каждым словом. По выдоху на счет. Следы заметет снег. - Семь и восемь! Жив-здоров!

Самое ужасное: он понимает, на что это похоже, но не понимает, почему. Он даже не охотился ни разу. Ни у одного оборотня не было ни единого шанса его укусить. Он просто не может обернуться. Что тогда все это значит? Глупая шутка? Но - чья? Кто додумается шутить так?!

Он помнил, как злился на отца. Как сбежал по лестнице. Как незаметно пробрался к гнездам и взлетел на виверне так тихо, что даже смотритель не заметил. Как летел вперед, бездумно и быстро. Просто летел - и ветер в лицо помогал продышаться. А потом - вязкий кошмар и боль во всем теле.

- Девять... Десять…

И голова. Голова болит так, что веки сами собой закрываются - кажется, что так будет меньше болеть, но проверять он не будет. Потому что знает: стоит закрыть глаза среди метели, больше их не откроешь никогда.

- Тебя... повесить...

Странно, что он вспомнил ее, эту считалочку. Единственная пришла в голову. Все песни, стихи, всё забылось, и малейшее усилие, чтобы вспомнить, вызывало новый взрыв боли. Потому пришлось начать заново. И он начинал, снова и снова.

А потом вдруг понял, что в голове осталась всего одна строчка. Последняя строчка.

- Тебя. Повесить, - сказал он. И снова. - Тебя... повесить...

Остановился, потому что ‍не осталось уже ни слов, ни сил, но увидел: недавний мираж не был миражом, и теперь она совсем рядо‍м, в нескольких шагах - стена. Обычная невысокая стена, за которой - поселение. Там люди, должны быть люди. Значит, он действительно видел их, стену и крыши в снежной мгле. Потом потерял их в метели, но дошел. Он до них дошел!

Йен выдохнул и решительно двинулся к стене.

Перебраться через нее было непросто, хоть и невысокой была - чуть выше его самого. Стены тут от волков, не от людей. Но руки уже не слушались, и заставить пальцы вцепиться в ее край казалось невозможным.

- Шел, - сказал Йен, пытаясь сжать и разжать кулак, - охотник. На. Скалу.

Выдохнул, схватился за край стены и перебросил себя на ту сторону. Медленно поднялся, и тут же заслышал лай: к нему мчались местные собаки. За собаками бежали люди - смутные силуэты в белом снегу.

- Тихо, - пробормотал он, одной рукой схватившись за стену, вторую - поднимая навстречу им. - Тихо-тихо...

Собаки не напали - остановились в нескольких шагах. Рычали и пятились. А вперед вышли люди. Несколько мужиков с мечами и вилами наперевес, за их спинами - силуэты женщин. И где-то вдалеке, сквозь снежный вязкий туман, детские голоса.

“Маленькое поселение, - зачем-то определил Йен. - Все рядом. Близко. Вон как быстро прибежали”.

- Эй, - выдохнул он. - Н-нужна помощь.

Те поудобнее перехватили оружие, не остановились. Медленно наступали, брали в кольцо.

- Тихо, - повторил он, уже людям. - Тих… - и перебил себя отчаянным выкриком, потому что они не останавливались. - Вы же должны помочь!

В Дааре это было нерушимым правилам: люди помогали друг другу всегда, др‍узьям и незнакомцам. Иначе они не выжили бы в снегах, метелях‍ и скалах.

- Только перекинулся, - хмыкнул один из местных. - Еще не понял. Повезло. Долго не будешь мучаться.

- Нет, - мотнул головой Йен, - н-нет. Это ошибка. Это…

Говорить было трудно. Самое обидное: Йен знал, что уболтал бы их. Он любого бы уболтал, но сейчас он попросту не мог говорить - слишком замерз.

- Меня не кусали, - прошептал он, глядя тому в глаза, уперевшись в стену и удерживаясь на ногах уже невозможным, титаническим усилием. Шепот получился совершенно невнятным, но его услышали и даже ответили.

- Собаки не обманут, сынок, - качнул головой мужик. И впрямь как будто сочувственно. - В отличие от оборотней. Ты без одежды, в лесу, в крови, а наши собаки чуют в тебе зверя.

И коротко замахнулся мечом. Йен отпустил стену, упал на колено, и меч свистнул над его головой. Второй удар должен был уже точно достичь цели, но Йен вскинул голову, и его взгляд ненадолго заставил человека испуганно отшатнуться.

- Что ты себе позволяешь? - процедил Йен, удерживаясь в сознании уже только на злости. Перед глазами было темно, и видел он уже не человека. Смутный силуэт, который застыл, и его нужно во что бы то ни стало удержать застывшим. - Я принц Даара! Замахнешься на меня еще раз…

Йен даже снова уперся рукой в стену, снова попытался подняться на ноги, но человек вышел из ступора, вновь взмахнул мечом. И вместе с ним - и остальные. Шагнули к нему разом, вскинув оружие. А потом над его головой, перемахивая забор, пронеслись тени. Так сначала Йену показалось - белые беззвучные тени, крупные плотные сгустки снега. Достаточно крупные, чтоб снести л‍юдей с оружием со своего пути. Люди закричали, завизжали женщины, с лаем бросились на них псы, зарычали белые создания, и только тогда Йен понял, кто они. Он никогда не видел Снежных волков живьем. Знал, что они очень редки, даже в предгорьях Даара, знал, что выследить и убить такого волка почти невозможно. Отец не раз об этом говорил и невероятно гордился своими успехами.

Однажды Йен видел, как с белоснежных шкур смывают потемневшую кровь. Ему стало плохо. Наверное, это было заметно, потому что тогда Рэй, который обычно ничего не понимал, который и сам все пытался выследить и поймать своего белого волка, подошел к нему, аккуратно взял под локоть и увел подальше. С того времени Йен больше не спускался в подвалы несколько дней после возвращения отца с охоты. И в кабинет к нему тоже старался не ходить. Что толку, что шкуры сейчас белоснежные? Он же знал, все же знали: на них была кровь.

Отец был одним из немногих, кому удавалось убить Снежного волка. Они призраки. Духи гор. Ходят поодиночке и никогда не оставляют следов. Сторонятся людей, гномов, селений и даже протоптанных троп.

Почему духи гор сейчас пришли сейчас такой толпой? Зачем сунулись к людям? За ним?

Не сейчас, подумал Йен, непроизвольно сжав в кулаке снег прежде, чем попробовать подняться в очередной раз. Сейчас не об этом надо думать.

- Эй, - позвал он. И поднялся. Потому что вокруг, вызывая то ‍же отвращение, что и раньше, белый снег разъедала неуместная‍ на нем кровь, неподалеку сквозь снегопад и гаснущий перед глазами свет угадывались силуэты лежащих на земле людей, а из-за метели и невозможного холода, почти совсем уже взявшего верх над ним, кричали женщины и дети.

- Эй! - громче повторил, потребовал Йен.

Один из зверей тут же выпрыгнул из белой пелены навстречу, встал под руку, и Йен схватился за него, сжал клок белой шерсти в кулаке, как только что сжимал снег. Волк был теплым. Он двинулся вперед, Йен пошел следом. Еще один оказался с другой стороны и тоже попытался встать под руку.

- Нельзя, - сказал ему Йен, и за него уже не схватился - удержался на ногах. - Скажи… своим. Не трогай. Безоружных. Они… запутались. Ошиблись.

Он не знал, говорил ли это, или просто губами шевелил, потому что сам себя не слышал. Не знал, понимает ли его волк. Не знал, жив ли еще сам. Бодрствует ли. Но в любом случае попытаться было нужно. Там же, за снегом, всего в нескольких шагах, но так невозможно далеко - там же люди.

Волк вошел в ближайший дом, толкнув носом дверь. Йен сделал деревянный шаг следом. Повторил:

- Нельзя… - но больше уже ничего сказать не смог.

Перед глазами окончательно потемнело. Волк не остановился - вел его вперед. А потом мотнул головой, стряхивая руку. Йен отпустил, попытался сделать шаг и тут же рухнул, схватившись за что-то. Как оказалось - устланную жесткими шкурами лавку. Медленно заполз на нее, закрыл глаза. Почувствовал, как его укрывают чем-то тяжелым и теплым.

***

За окном выли волки, им подпевала мет‍ель. И больше не кричали люди.

Он пришел в себя, когда все стихло.

***

Открыл глаза и уста‍вился перед собой. И тут же увидел нависшую над ним белоснежную морду.

- Если вы насчет шкур, - чуть слышно прохрипел Йен, - то ошиблись поколением. Это к папе...

Волк наклонил голову набок. Совсем не по-волчьи, по-собачьи, и Йен медленно сел. Пошевелил пальцами. Как ни странно, пальцы шевелились нормально. Он вообще чувствовал себя на удивление нормально. Отвратительно нормально. Хотелось лежать в бреду и ничего не видеть, не слышать, не знать. Но мыслил он ясно, тело было послушным и даже не подумало заболеть.

“Чихни хоть что ли...” - сердито подумал Йен. Вновь уставился на волка. Тот ждал. У его лап на полу лежал ворох одежды.