Изменить стиль страницы

Глава восьмая Симба отправляется на войну

Недолго прожил я в Англии.

Кто побывал однажды в Центральной Африке, кто бродил по дремучим ее лесам и беспредельным джунглям, кто видел ее животных, птиц, рыб, насекомых, каких не увидишь в другой стране, — тот до конца своей жизни будет мечтать о возвращении, прислушиваться к зову далеких джунглей. Африка — страна приключений, безграничного простора и свободы. Бродя среди шотландских болот, вы на протяжении пятидесяти километров не встретите ни одного человека, но в Африке сотни километров отделяют вас от ближайшего человеческого жилья, и окружены вы животными, которые живут не в стойлах и клетках, не в зоологическом саду, а среди колючих кустов и на берегах рек, как повелела им жить природа.

Как бы ни любил человек свою родину, но побывав однажды в Центральной Африке, он поедет туда снова и снова.

В 1913 году я решил предпринять новое путешествие: пересечь африканский континент с востока на запад, от берегов Индийского океана через страну великих озер Альберт и Виктория Ниасса, затем вдоль реки Конго к берегам Атлантического океана. Я мечтал об этом путешествии и не обманулся в своих ожиданиях. Одно только меня смущало: я знал, что мне придется пересечь страну, где водятся страшные мухи цеце которые несут смерть четвероногим животным, родившимся в других странах. Брать сюда Симбу значило подвергать ее серьезной опасности. Конечно, об этом нечего было и думать. Я распрощался с собакой и отправился в путь один.

Вернулся я через год. В Африке мне нехватало моей собаки. Стада зебр напоминали мне об ее приключениях. При виде слона, носорога, обезьян я вспомнил те дни, когда Симба была со мною и без-устали гонялась за обитателями джунглей. Ночью, возвращаясь один в палатку, я жалел, что нет подле меня верного моего друга.

По приезде в Лондон я узнал, что мое отсутствие не прошло незамеченным для Симбы. Она скучала по мне не меньше, чем я по ней. Должно быть, она считала меня умершим; во всяком случае я надеюсь, что она не думала, будто я ее покинул.

Никогда не забуду я своего возвращения. Я приехал поздно вечером. Распахнулась дверь, и навстречу мне выбежала маленькая Симба. Конечно, она меня не! ждала; она не представляла себе, что хозяин может к ней вернуться; просто-напросто она вышла встречать гостя. Обнюхав мои ботинки, она притихла, словно почуяла знакомый запах. Потом уткнулась носом в мои колени и тогда только узнала меня. С громким лаем она запрыгала вокруг меня, забегая то справа, то слева. Она носилась по дорожке, описывая большие круги, и не знала, как выразить свою радость.

Вместе вошли мы в дом. Симба чуть с ума не сошла от волнения: она перепрыгивала через стулья, взобралась ко мне на колени, но тотчас же спрыгнула на пол; взбежала по лестнице, ведущей в спальню, притащила с моей кровати подушку, положила ее к моим ногам и снова закружилась по комнате, заливаясь радостным лаем.

Наконец она устала, положила голову на мои колени, заглянула мне в глаза и стала лизать мою руку.

И тогда я решил больше не расставаться с Симбой.

Прошло несколько недель — и я едва не изменил решения. В августе была объявлена война. Меня и моих двух приятелей, охотников за крупной дичью в Африке, записали в один и тот же стрелковый полк. Через месяц мы должны были отплыть в Африку.

Жизнь в военном лагере меня не пугала. Я привык жить на открытом воздухе, в палатке, привык к лишениям, недоеданью, утомительным переходам. Я был более или менее приспособлен к солдатской жизни, но что было мне делать с Симбой? Не так давно я дал клятву не расставаться с ней; неужели теперь я должен был нарушить слово?

В отчаянии я обратился к своему начальству и, к великому моему удивлению, получил такой ответ: «Можете взять ее с собой!» И Симба вторично отправилась со мной в Африку.

Вторым моим спутником был чернокожий, по имени Эрнст. Я познакомился с ним в Африке во время последнего моего путешествия через весь континент, и вместе со мной он приехал в Англию. Он говорил по-английски и теперь вызвался служить нам переводчиком и присматривать за Симбой.

Собака быстро подружилась с солдатами и стала любимицей всего полка. Лагерь мы раскинули неподалеку от озера Магади. По вечерам я и мой приятель Дрисколл, который полжизни провел в Африке, отправлялись на прогулку и всегда брали с собой Симбу.

Вскоре военные власти узнали, что на своем веку я немало занимался фотосъемками, и меня вызвали в главный штаб в Найроби для временной работы по специальности. Одно дело — держать-в лагере собаку, получив на то разрешение начальства, по едва ли уместно являться в штаб в сопровождении фокстерьера. Я боялся, как бы меня не прогнали вместе с моей собакой. Выход был один: оставить Симбу в лагере на время моего отсутствия. Я мог быть спокоен: тысяча человек будут за ней присматривать и позаботятся о том, чтобы она была накормлена.

Но Симба разрушила мои планы.

Рано утром я поехал в автомобиле на станцию, где распрощался с Симбой и поручил шоферу отвезти ее назад в лагерь. Я следил за ними, пока автомобиль не скрылся из виду; шофер держал собаку за ошейник, а она вырывалась и оглядывалась, чтобы еще разок посмотреть на меня.

Поезд тронулся, как только я вошел в вагон. На станции Магади у меня была пересадка. К великому своему удивлению, я, выйдя на платформу, увидел Симбу.

Должно быть, она вырвалась из рук шофера. Кондуктор мне рассказал, что как только тронулся поезд, он увидел собаку, которая стрелой неслась по платформе и одним прыжком вскочила в последний вагон. Когда поезд прибыл в Магади, она выпрыгнула на платформу и побежала вдоль вагонов, отыскивая своего хозяина.

— Вот так пес! — воскликнул кондуктор. — Жаль, что это не моя собака.

Многим хотелось иметь такую собаку, как Симба, но я надеюсь, что она была довольна своим хозяином и не хотела его менять.

Конечно, мне ничего не оставалось делать, как взять собаку в Найроби. У меня нехватило духу ее бранить. В штабе мне приказано было ехать с моим фотографическим аппаратом к озеру Виктория, и я вынужден был оставить Симбу на попечение одного приятеля.

Вернулся я через несколько педель и привез очень красивую мартышку Колобус. На станции меня встретили мой приятель, и Симба. Увидев меня, Симба пришла в восторг, стала вертеться, прыгать, но вдруг увидела мартышку и остановилась, как вкопанная. Колобус был непрошенным гостем. Он стоял подле меня, словно я был его собственностью? Но никто не имел на меня никаких прав — никто, кроме Симбы. Он не понравился ей с первого взгляда. Пока Колобус жил у меня, Симба относилась к нему с презрительным равнодушием, и боюсь, что бедная мартышка была обижена.

В Найроби я провел несколько дней, проявляя и отпечатывая снимки. В город приехал мой друг Дрисколл, и мы с ним отправились на два дня на ферму к нашему приятелю Мак Миллану, жившему в двадцати километрах от города. Под вечер Дрисколл, я и один врач, проживавший на ферме, отправились на прогулку. Впереди бежала Симба, преследовавшая старых своих приятелей — бородавчатых свиней. Вскоре мы подошли к высохшему руслу реки, имевшему в глубину до пяти метров и напоминавшему своеобразный тоннель, так как сверху оно было прикрыто упавшими деревьями. Симба, бежавшая вдоль берега, остановилась там, где начинался этот тоннель, потянула носом воздух и громко залаяла, а шерсть на спине ее встала дыбом.

Я понял, в чем дело. Повернувшись к своим спутникам, я указал на тоннель.

— Там лев!

— Вздор! — отозвался Дрисколл.

Но подойдя ближе, я так же, как и Симба, почуял запах льва.

Должен сказать, что я не вижу никакого удовольствия в бесцельном избиении животных; такого рода спорт внушает мне отвращение. Я много путешествовал, и, конечно, мне часто приходилось брать ружье и итти на охоту, чтобы пополнить запасы мяса в лагере. Случалось мне стрелять в нападающих носорогов и других зверей, но это вызвано было необходимостью защищаться. Бессмысленно убивать животных для развлечения. Если ‘бы мне захотелось прослыть метким стрелком, я бы предпочел стрелять в картонную мишень.

Меньше всего привлекала меня мысль об охоте на такого великолепного зверя, как лев. По, признаюсь, бывают случаи, когда львов необходимо пристреливать. Лев-людоед внушает ужас окрестным жителям, а поэтому людоеда, поселившеюся неподалеку от человеческого жилья, следует убить раньше, чем он отважится перейти в наступление.

Львы, которых Симба выследила в тоннеле, пришли из джунглей и расположились по соседству с фермой. Днем они, по всей вероятности, будут прятаться в тоннеле, а вечером выйдут на охоту, и горе тому туземцу, который вздумает в сумерках итти по тропинкам, где до сей поры можно было прогуливаться в полной безопасности.

Подумав, я решил, что прямая наша обязанность — избавить население фермы от опасных соседей. Дрисколл и доктор со мной согласились, и втроем мы стали придумывать план атаки на львиную крепость. Пройдя шагов двадцать, я обогнул густо разросшиеся кусты и нашел выход из тоннеля. Трава здесь была вышиною в полметра.

Волнение Симбы возрастало с каждой минутой. Однажды она уже одержала победу над львом, и сейчас ей хотелось еще разок помериться силами с противником. Но у меня были основания предполагать, что нам придется иметь дело не с одним львом, а с тремя. Вскоре выяснилось, что я ошибся: в тоннеле скрывались не три, а четыре льва. Конечно, я боялся за Симбу, но мне большого труда стоило ее удержать.

К сожалению, мы были плохо вооружены для битвы со львами: доктор захватил ружье, с которым не умел обращаться, у Дрисколла был револьвер, а у меня — карабин, часто дававший осечку.

Неподалеку от высохшего русла пробегала тропинка. Увидев туземца, возвращавшегося на ферму, я приказал ему передать Мак Миллану, что мы зовем его на помощь и просим принести большое бондуки (ружье). Тем временем доктор занял позицию у входа в тоннель, а Дрисколл — у выхода, я же шагал взад и вперед вместе с Симбой, надеясь, что львы, почуяв запах собаки, не покинут своего логовища. Прошло полчаса, а Мак Миллан не являлся. Я присел на землю отдохнуть и покурить. Вдруг увидел я доктора, направлявшегося ко мне. Ему тоже захотелось покурить, и он покинул свой пост. Я его пожурил и отослал назад, но львы уже выскользнули из тоннеля и, крадучись, пробирались в высокой траве. Издали увидели мы четыре желтых спины. Спустя несколько минут пришел Мак Миллан, по было уже поздно.