8

Готовность номер один. Летчики сидят в кабинах и поглядывают в сторону командного пункта, откуда должна появиться серия ракет — сигнал на вылет. Второй час длится необычайно напряженная стрельба зениток. Летчики знают: на Москву брошены большие группы бомбардировщиков; с короткими интервалами во времени они пытаются пробиться к городу.

Отдельные тяжело нагруженные бомбами машины проходят заслоны из истребителей и зенитных снарядов и прорываются к Москве. Вступают в бой истребители, поднявшиеся непосредственно с московских аэродромов.

Эскадрилья Губина в резерве. Томительны минуты ожидания. Сейчас там, в воздухе, отчаянные бои. Лучше бой, чем ожидание его. Помимо обиды и злости, есть еще чувство собственной вины от того, что над Москвой враг. Они, летчики, обязаны перехватить противника еще на подступах к городу.

«Пора», — мысленно торопят летчики офицеров командного пункта.

Ракеты! В первые секунды слышны частые, неравномерные выхлопы и вдруг гул десятка моторов. Вздрагивают крылья, сзади за мотором ураганная снежная пыль. Еще минута. Самолеты парами срываются с мест и, набрав скорость, плавно отделяются от земли.

В этот час московское небо, задымленное и серое, как земля, было покрыто крупными белыми шапками от разорвавшихся снарядов. Обойдя зону зенитного огня, Губин повел группу на юго-запад города: так было приказано наводчиками с земли. Через несколько минут полета силуэты тяжелых машин вырисовываются в морозной дымке. Прорвавшихся «хейнкелей» — четыре.

— Атака! — командует Губин.

В плотном строю сверху истребители предельно сближаются с противником и открывают огонь.

Кругом светлые нити трассирующих пуль. Вражеские стрелки бьют по крыльям, по мотору. Это не может остановить внезапной атаки. Астахов приник к прицелу… Еще очередь. Бомбардировщик качнул крыльями и повалился набок… Немного в стороне падал еще один. От оставшихся двух отделились бомбы: маленькие, хвостатые, они скрываются внизу. Машины, освободившись от груза, резко разворачиваются и, снижаясь, уходят назад. Звено Широкова летит следом. Группа Губина ищет новую цель. Вдруг мотор на самолете Астахова начал вздрагивать вместе с приборной доской в кабине. Запахло гарью.

«Перебили маслосистему», — мгновенно понял Астахов и выключил зажигание. Если этого не сделать, сгорит мотор вместе с самолетом. Лишенный тяги винта, самолет круто снижался. Астахов, чувствуя легкую дрожь в коленях, среди разбросанных домов, рытвин и перелесков отыскивал место для посадки. Первая вынужденная посадка на боевом самолете. Когда летали вокруг снаряды, он не испытывал страха. Было некогда, да и привык, а сейчас было страшно… Земля все ближе…

— Слева аэроклубная площадка! Смотри внимательней.

Он слышит Губина. Тот где-то рядом, следит за ним.

«Опять выручил командир. Спасибо». Астахов слева увидел ровный кусок поля. Он рассчитал на него. У самой земли выпустил шасси и приземлился на край маленького аэродрома.

Когда самолет остановился, Астахов спрыгнул на землю и посмотрел вверх. В небе тихо. Земля тоже умолкла.

«Как все быстро… Сколько событий за несколько минут!» Астахов присел на плоскость и жадно закурил.

По полю бежало несколько девушек в солдатской форме, без оружия.

Астахов чувствовал большую легкость в теле оттого, что опасность позади. Хотелось похвастаться видимым спокойствием: вот, мол, мы какие. У смерти в лапах побывали, и ничего…

— Куда торопитесь, красавицы? — спросил Астахов подбежавших девушек.

Чернявая девушка сказала строго:

— Во-первых, мы не красавицы, а воины Советской Армии, а во-вторых, не курите около самолета и давайте документы!

Астахов смутился. Только сейчас он заметил на их голубых петличках авиационные знаки различия.

— Что вы набросились на меня? Вместо того, чтобы приласкать, сказать что-нибудь доброе, вы…

— Хватит! Давайте документы, — не унималась чернявая. Астахов улыбнулся и нарочно долго доставал удостоверение личности. Потом он мельком посмотрел на них, и вдруг все разом засмеялись. Подошел командир с погонами старшего лейтенанта.

— Документы ему показывайте. А нам разрешите осмотреть самолет.

— Не возражаю, смотрите.

Девушки взобрались на крылья, влезли в кабину.

Астахов пожал руку старшему лейтенанту.

— Что это за часть?

— Отряд легких ночных бомбардировщиков, — охотно ответил старший лейтенант после того, как проверил документы. — Тренироваться стало нельзя. Три дня назад основной состав отправили на восток, а это остатки. Сегодня отбываем.

Внезапная мысль встревожила Астахова. Сдерживая волнение, он спросил:

— Родионова… Татьяна… Она здесь?

— Была. Улетела с основной группой. Вы ее знаете?

Астахов прислонился к плоскости, зачем-то посмотрел вверх, снова закурил. Девчата о чем-то спорили. Что-то говорил старший лейтенант. Астахов плохо слышал.

Из-за леса вынырнул ПО-2, с ходу приземлился и подрулил к истребителю. Не останавливая мотора, Виктор вылез из кабины и подбежал к Астахову.

— Молодец ты какой! Хорошо посадил. Поехали обратно, Губин беспокоится. Мы еще двоих грохнули. Упали где-то около Голицына. — Поглядев на Николая, он спросил:

— Что с тобой? Ты не ушибся?

Астахов рассказал.

— Пиши записку. Передадут. Скажи спасибо, что теперь адрес знаешь. Это даже хорошо, что не встретились, а то ходил бы как чумной несколько дней.

Как ни странно, Астахову легче стало от этих простых слов. Он написал на листе бумаги из блокнота:

«Был на твоем аэродроме. Смотрел на землю, по которой ты ходила три дня назад. Мысленно целовал тебя тысячу раз.

До встречи, любимая».

…Над городом летели низко. Заснеженная Москва казалась немноголюдной, настороженной и суровой. Внизу летчики видели баррикады, стальные ежи на уличных перекрестках, забитые и заваленные мешками… Но город, как всегда, был полон жизни: дымились заводы, ходили трамваи. По широким улицам двигались колонны солдат. Николай успел разглядеть: они были в полушубках.

— Виктор, посмотри! — прокричал Астахов сквозь шум мотора. Виктор глянул вниз.

— Сибиряки, понимаешь!

— Понимаю! — кивнул Виктор.

Да, это был один из тех многозначительных признаков, которые за последнее время чаще и чаще подмечали летчики с воздуха, наблюдая передвижение войск, техники. Все больше и больше самолетов подтягивалось к подмосковным аэродромам.

Готовилось что-то значительное. Как близкая гроза, это уже чувствовалось в воздухе. У всех росла надежда и уверенность.

Через полчаса полета они были на своем аэродроме.

…6 ноября вечером по аэродрому разнеслась волнующая весть: через час будут транслировать по радио торжественное заседание Московского городского Совета.

Трудно было поверить. Почти невероятное становилось фактом. Немцы у самой Москвы, еще слышатся в ушах ухающие взрывы снарядов, пулеметная трескотня и гул моторов. Враг готовится к новому прыжку. Посмеет ли он сейчас нарушить торжественную тишину предпраздничного вечера?..

В окопах, в блиндажах, в кабинах танков и самолетов и там, в Кремле, одна мысль, одни думы: годовщина Великого Октября (о чем можно было думать еще в эти часы морозной ночи!).

За окном низкого домика темень. В домике полно людей, говорят вполголоса. Слышно легкое потрескивание в репродукторе. Виктор тихо говорил Николаю:

— Ты подумай, какие дни переживает страна, а нам новые самолеты дают. Вчера перегонщики рассказывали: когда они улетали с заводского аэродрома, инженеры просили их передать начальникам, чтобы еще присылали летчиков. Самолеты ставить некуда, весь аэродром забит. Ума не приложу, когда они успевают… А самолеты какие!.. Признаюсь, месяц назад была у меня мыслишка: пошли по дороге Кутузова. Сдадим Москву да еще и сожжем ее. А вот теперь, понимаешь, стыдно, И немцы рядом, а стыдно за эту мысль. Последние дни летаю и вижу: застопорились фрицы. А у нас уже полно людей, танков… пора начинать. За каждый лишний день, час зло берет. По-моему, торжественное собрание в Москве — это начало. А ты как думаешь?

— Думаю, что да… Начало…

5 декабря эскадрилья Губина из полета вернулась поздно. Почти стемнело, когда они сели. Но, летя над своей землей, летчики даже и в сумерках там и сям видели колонны танков, прятавшихся в перелесках, вереницы орудий с тягачами, машинами, двигавшиеся по проселочным дорогам тысячи людей.

— Видал? — таинственно спросил Губин Астахова, как только они вылезли из машины.

Астахов сразу понял, о чем идет речь, и кивнул:

— Видел. Думаете, начинается?

— Уверен в этом…

После ужина Губин собрал своих летчиков:

— Хлопцы! Рекомендую спать не ложиться пока. В воздухе носится что-то необычное.

Астахов старательно натянул унты, комбинезон, пристегнул карту к планшетке и пошел к машине, стоявшей в укрытии. Около нее, подсвечивая карманным фонарем, возился Колесник. Он не удивился: за последнее время Астахов частенько часами сидел в кабине самолета в первой готовности.

Окончив работу, Колесник подошел к фонарю самолета. Астахов дремал. Руки, точно приготовившиеся стрелять, лежали на гашетках пушек.

Колесник чуть кашлянул. Астахов сейчас же поднял голову.

— Ты чего? — спросил он.

— Ничего… Вы поспите… Мабуть, ще не скоро тревога буде.

— А ты откуда знаешь, что тревога будет?

Колесник смущенно хмыкнул, потом зашептал, приблизив лицо к самому борту кабины:

— Хлопцы гуторят, товарищ лейтенант. Чи правда, чи неправда будто наступление вот-вот начнется.

— Какое наступление?

— Ну, звистное дело — наше. Ох, как сердце тоскует… Поскорее бы вдарили им, гадам…

В голосе механика слышалась такая страстная ненависть, что Астахов невольно наклонился к нему, чтобы взглянуть в лицо. Он положил руку на плечо Колеснику и так же тихо, но убежденно сказал: