Я покачала головой и притворилась, что мой организм взбунтовался и готов в любую минуту вернуть содержимое моего желудка.

— Думаю, я бы предпочла это перенести.

Лэндон сжал мои плечи и, клянусь, его ладони прожгли мою рубашку.

— Уверена? Мне казалось, что девушки любят предельную ясность в отношениях.

Он напомнил мне Делэни.

— Хм, ты насмотрелся передач про психоанализы, доктор Фил? — Я отошла в сторону и взглянула на Лэндона, как только создала между нами расстояние. Его щеки начали краснеть, выдавая смущение, и я заржала. — О, боже мой, ты реально их смотришь!

Он криво улыбнулся.

— Вообще, я еще посматриваю программку о правосудии «Судья Джуди». У этой женщины стальные яйца.

— «Игра престолов», «Доктор Фил» и «Судья Джуди». Ты довольно многогранен.

Он принялся изучать боксы с едой, пока я расставляла тарелки и приборы.

— Беру пример с тебя. Каждая записанная передача на твоем проигрывателе с того же канала.

— Мы с Адамом смотрели их вместе.

Он приподнял одну бровь.

— Давно подмывало спросить, с каких это пор тебя стали возбуждать хипстеры?

Заводил ли меня когда-нибудь Адам по-настоящему?

— Мои чувства к Адаму тебя не касаются.

— Кое-кто не любит болтать о своем парне, — поддразнил он.

— Если ты так заинтересован в моем бывшем парне, то могу его пригласить, — показала на стол, переполненный обилием блюд. — В конце концов, нам все не съесть.

Он оглядел с хмурым видом сначала меня, затем контейнеры.

— Не уверен, что это можно квалифицировать как еду.

— Вот только не надо меня винить. Список того, что тебя нельзя, длиннее того, что можно. — Неуверенная, что Лэндон в состоянии обслужить себя, я положила в его тарелку щедрую порцию каждого блюда и поставила перед ним. Пытаясь выглядеть естественной, плюхнула еду и себе, а затем затаила дыхание, ожидая, когда Лэндон возьмет вилку.

Как и большинство барабанщиков, Лэндон был левшой, хотя ранее предпочитал есть и писать правой рукой. Теперь он поднял вилку левой рукой, и я выдохнула с облегчением, когда он успешно принялся расправляться с пищей. В течение нескольких минут раздавался только звук вилок, скребущихся о тарелки, и чавканье.

— Знаешь, ты ведь никогда не говорил мне, почему решил стать барабанщиком...

Лэндон напрягся, пропихивая очередной комок еды в рот и медленно жуя.

— А что?

Я пожала плечами, чувствуя его нежелание вдаваться в историю.

— Не знаю. Из всех вариантов лично меня больше всего пугают барабаны, — я просто пыталась поддержать беседу, поэтому удивилась, что этот вопрос, казалось, задел его за живое.

Лэндон долго таращился в свою тарелку, словно ответ был написан где-то в его овощах. На лбу у него проступили морщинки, а на шее пульсировала вена. Наконец, он вздохнул и поднял глаза.

— Барабаны не нужно было покупать или арендовать для того, чтобы играть. Можно было пользоваться школьным комплектом ударных. Коксы тогда только взяли меня к себе, и мне не хотелось клянчить у них бабки. — Он остановился. — Я не хотел давать им повод, чтобы от меня отказались.

Я тяжело сглотнула. Передо мной сидел один из самых сексуальных мужчин на планете, который смотрел на меня глазами маленького мальчика-сироты. Я почувствовала боль за приемного ребенка, который просто хотел быть любимым.

Лэндон моргнул, спрятав внутри своих зрачков того паренька.

— Ты никогда не пробовала играть на чем-то, верно?

Мне пришлось поискать свой голос.

— Я хотела, но папа не любил шум, поэтому мне приходилось искать тихие развлечения. Мне бы не разрешили практиковаться дома, так что в этом не было смысла. — Я отодвинула тарелку. — Ради чего, м?

— О чем ты?

— Зачем попробовать делать что-то, если все равно не будешь в этом идеалом? — Пожала я плечами, подняв вилку и толкнув то, что осталось на тарелке. — Кроме того, у меня хватало внеклассных мероприятий.

Изучение французского, председательство в совете студентов и черлидинг. Мне некогда было скучать. Эти отвлечения были не только хороши, но и удерживали меня вдали от дома.

Прежде чем я успела задать ему еще один вопрос, я выпалила то, в чем никогда раньше не признавалась. Даже Лэндону.

— Мне не нравилось быть дома, потому что отец ненавидел меня.

Он резко поднял взгляд от тарелки, остановив вилку на полпути ко рту.

Слова продолжали прибывать и прибывать.

— Возможно, мне должно было бы быть легче от того, что он ненавидел мою мать, но... — я пожала плечами, — ...это было не так.

Он отложил столовый прибор и откинулся на спинку стула.

— Он сам тебе так сказал?

— Нет. Но это было довольно очевидно.

Складка между его бровями углубилась.

— Он ее бил?

— Нет, никогда. Хотя иногда мне бы этого хотелось. Хотя бы раз, чтобы у нее была причина бросить его. Потому что мой отец поступал еще хуже. Он просто нас игнорировал. Можешь представить себе жизнь с кем-то, год за годом, который едва признает твое существование?

— А с тобой? Как он обращался с тобой?

— Ну, если честно, то также. Все свое детство я старалась быть совершенной, но некоторые вещи нельзя изменить. — Моргнув слезами, я отказалась тратить их на того человека и отодвинула полупустую тарелку, встретившись с сочувствующим взглядом Лэндона. — Я была дочерью своей матери.

Лэндон

Все это время я считал, что хранил секреты от Пайпер, скрывая детали, которые превратили бы болтовню за столом в признание.

Похоже, Пайпер тоже прятала свою долю тайн.

— Он был дураком, Пиппа, — парировал я, прекрасно понимая, как ощущение нежеланности проникало в душу и разъедало ее изнутри. И понимая, что никакие слова не сделали бы ситуацию лучше. Большую часть детства я мечтал, чтобы меня игнорировали и оставили в покое. Пайпер и я выросли на противоположных концах дерьмо-шкалы, но оба получили шрамы.

— Возможно. Я всегда хотела братика или сестренку, но и без того чувствовала себя виноватой, оставив маму там. Не думаю, что смогла бы оставить и их. — Она немного вздрогнула.

— Раньше я мечтал о брате, — признался я. — Ну, пока меня не поместили в систему. Там недостаточно ресурсов, чтобы держать родных вместе, так что нас бы разделили.

Взгляд Пайпер смягчился, она протянула руку, чтобы прикрыть мою.

— Да, это было бы ужасно.

Я уставился на ее гладкую кожу и идеальный французский маникюр.

— Ага. Нужно быть осторожным со своими желаниями — они могут исполниться, — как только слова покинули мой рот, мне захотелось побежать за ними и проглотить каждый долбаный слог.

Само собой, Пайпер все поняла.

— Твое желание исполнилось? У тебя есть брат?

Выражение ее лица было таким милым, таким открытым. Не обращающим внимание на происходящее вокруг. Я проткнул кусок брокколи, но при виде ее мой живот взбунтовался, поэтому отшвырнул вилку, проворчав что-то типа: «это сложно».

Пайпер слегка вздохнула с выражением смирения на лице, после чего принялась закрывать наполовину опустошенные контейнеры.

— Да, это мне знакомо.

Я слишком быстро встал, чтобы помочь. Ноги были словно ватные, а комната покачивалась. Пайпер прыгнула в мою сторону, толкнула меня обратно в кресло, прежде чем я успел упасть. Закрыв глаза, дышал глубоко носом и ртом, как учили медсестры. Когда я открыл глаза, Пайпер нервно изучала меня.

— Что я могу сделать?

— Ничего, просто дай мои таблетки — я буду в порядке.

— Но ты только выпил их...

— Пайпер, — ее имя вышло гораздо жестче, чем я того хотел. Прежде чем я успел извиниться, она пересекла комнату, взяла лекарства и поставила их передо мной, не проронив ни слова.

Я почувствовал себя ослом не только потому, что гаркнул на нее, но и потому, что тупо сидел, пока она убиралась.

Но падать в обморок мне хотелось еще меньше.

В один из ее подходов к столу я усадил ее к себе на колени, обхватил руками ее талию и поцеловал в ту же секунду, когда она открыла рот в знак протеста. Только эта девушка могла превратить горькую капусту кимчи в сладость. Я оторвался от нее со стоном.

— Мой дом, вероятно, уже проветрен. Мне пора.

Она отрицательно покачала головой.

— Думаю, тебе стоит остаться на ночь.

Даже с кружащейся головой мне казалось, что я, наконец, сделал первый глубокий вдох за шесть лет. Просто от осознания, что я мог провести с ней ночь, все вернулось на круги своя. И на этот раз, черт возьми, я не облажаюсь.

— Я уже думал, ты никогда не предложишь.

Она положила ладони мне на грудь и оттолкнулась.

— Э-м, нет, я не об этом, но спасибо, — удивление заставило меня ослабить хватку на ее талии, и она отвернулась.

— Почему нет? — нахмурился я.

— Мне бы не хотелось, чтобы ты потерял сознание.

— Этого не произойдет.

— О, правда? — она положила руку на бедро. — Откуда такая уверенность?

— Потому что ты будешь сверху, — я дразнился, но с удовольствием превратил бы слова в реальность.

Губы Пайпер дернулись, и она протянула руку.

— Думаешь, сможешь добраться до моей спальни?

Сделав это, я мгновенно растянулся на матрасе, потянув ее вниз за собой. Отрезав протест, который был на кончике ее языка, шепнул:

— Полежи со мной, пока я не засну.

Накачанный лекарствами и с Пайпер в руках, я оказался без сознания спустя нескольких минут.

* * *

Пайпер, должно быть, тоже уснула. Мой член поднялся с первыми лучами солнца, прижимаясь к ее заднице, а моя грудь — к ее спине.

Независимо от моей способности играть на барабанах, день, когда я не смогу подарить своей женщине оргазм, станет днем, когда мне нужно будет подыскать сосновый гроб и умереть.

От легкого движения моих бедер ноги Пайпер разжались, и я скользнул левой рукой по ее попке к животу, чтобы пробраться под ночнушку.

Боль прокатилась по моему позвоночнику, но прилив эндорфина от пробуждения рядом с Пайпер притупил ее.

Пайпер мягко застонала, заставив моего дружка запульсировать еще сильнее. Но этим утром не я получу удовольствие. Мне много предстоит наверстать ради Пайпер. Если бы я умел лучше подбирать слова, то написал бы ей поэму. Точное и элегантное извинение. То, что выражало бы мое заветное желание. Я жаждал прощения. Но не только его.