21. Деррик

В душераздирающей тишине я наблюдаю, как Брук резко падает вперед, обхватывая руками живот, когда ее ломает. Я должен пойти к ней, сделать что-нибудь, чтобы она почувствовала себя лучше. Она потеряла ребенка. Я потерял ребенка. Мы потеряли ребенка.

Как такое возможно, что в одно мгновение я узнаю, что являюсь отцом, а в следующее - что мой сын мертв? Я только подумал, что быть отцом не так уж и плохо. На пути к аэродрому я представлял, каково это будет впервые встретиться с моим мальчиком. Я был спокоен, даже рад. Теперь все кончено. Если я чувствую такую сильную боль из-за ребенка, с которым никогда не встречался, как она должна себя чувствовать? Она носила его девять месяцев.

Чувствуя себя, словно пробираюсь сквозь воду, я поднимаюсь со своего места и встаю рядом с ней. Я сомневаюсь долю секунды, прежде чем положить руку на ее голову. Она немного поднимает голову, а затем снова опускает. Я наклоняюсь рядом с ней. Мне необходимо увидеть ее глаза, боль прожигает меня насквозь.

- Пожалуйста, прошу, посмотри на меня.

Ее глаза окрашены красным, когда ее взгляд встречается с моим. - Ты действительно не знал о...

Я кладу руку под ее подбородок. Ее слезы текут по моей ладони. - Клянусь Богом, Брук. Я понятия не имел.

- Но... письмо, - Ее губы дрожат.

Я смотрю на маленький пакет. - Я не знаю, кто это написал, но это был не я. - Я делаю мысленную заметку докопаться до сути позже.

- Ты действительно не знал? - Мрачная туча негодования, которая портила ее глаза, когда она застала меня в ожидании у ее порога, рассеивается. Из всех девушек, которых я встречал, у нее самые красивые глаза. Несмотря на то, что я никогда не хотел, чтобы воспоминания о ней оставались со мной после того момента, что мы провели вместе, образ теплого, медного оттенка ее глаз по-прежнему сохраняется во мне.

Должно быть, она носила контактные линзы в "Мираже", потому что, возвращаясь назад, вспоминаю: глаза, смотрящие на меня, были ярко-синего цвета с зеленоватым оттенком. Если бы она показала мне свои настоящие глаза, я бы сразу узнал ее. Я бы вспомнил. Когда она смотрит на меня сейчас, красота ее глаз тонет в боли.

Она уже не та сильная женщина, которая сказала мне отвалить. Она снова стала девочкой, которую я знал тогда. Мое сердце сжимается при мысли о том, как я обращался с ней. Возможно, я и не отвернулся бы от нее с ребенком, но я использовал ее. Я взял то, что хотел, и двинулся дальше, не думая о ее чувствах.

Я кладу ладони на ее щеки. - Мне жаль. - Мой голос низкий и измученный. - Я был глупым ребенком в старшей школе. Я относился к девушкам, как к дерьму. Я видел их только как кусок задницы. - Отвращение проходит сквозь меня. Отвращение за секс с проститутками, большинство из которых прошли через ад и занялись проституцией от отчаяния. Я всегда платил им хорошо, но до сих пор я их видел в качестве объектов, предназначенных только для удовлетворения моих потребностей.

- Пожалуйста, прости меня. - Я приглаживаю назад ее волосы. - Прости меня за все. - Лэнс был прав. Брук - моя слабость, она заставляет меня остановиться и посмотреть на себя под увеличительным стеклом, не обнаруживая там ничего, что мне нравится. - Пожалуйста, пообещай мне, что ты не вернешься в "Мираж".

Она выдает мне расплывчатую улыбку.

- Мне не нужно. Если ты по-прежнему собираешься выплатить мои долги.

- Я держу свои обещания. - Чувствуя себя тяжелее, чем когда-либо прежде, я сажусь рядом с ней на диван. Я больше не прикасаюсь к ней, но я все еще чувствую связь между нами, которая превосходит физический контакт. Наш сын может быть мертв, но он оставил что-то после себя. Он связал нас вместе.

Я не смею думать о том, куда мы двинемся дальше, но я начинаю понимать, что желания моего сознания и подсознания не совпадают. Я кладу руки на колени, откидываю голову назад и закрываю глаза.

- Пожалуйста, расскажи мне все. - Мой голос хрипит.

Она подвигается ко мне и не сразу отвечает. Когда она начинает, ее слова выходят обрывками. - Что... что ты хочешь узнать?

- Начни с того дня, когда он родился.

- Он родился в женском приюте.

- Приюте? - Мои глаза распахиваются. Я поворачиваюсь к ней лицом. Прежде чем мысли одолеют, я тянусь к ее руке. Это здорово и немного по-моему. - Мне так жаль.

Она роняет голову. Пряди волос висят перед ее лицом, покачиваясь, когда она вдыхает и выдыхает. - Когда мой отчим узнал, что я беременна, он выгнал меня. Мне некуда было идти. Я некоторое время оставалась в приюте для бездомных. Там я встретила женщину, которая отвела меня в приют для беременных. Она взяла меня под свое крыло.

Ее слова, ее боль ударили меня так сильно, что я сжал руки в кулаки. Обычно я горжусь тем, что я бесстрашный и сильный, но я никогда не чувствовал себя настолько слабым, как сейчас. Слабый и разъяренный, что мне не дали возможности облегчить ее груз, груз, который она должна была нести из-за того, что я сделал с ней. - Как долго ты оставалась в приюте?

- Пока Эрик не родился. Я имею в виду, когда он... - Она моргает несколько раз. - После того, как родился мертвый, я потеряла его. Я находилась в темной дыре. Я хотела, чтобы боль ушла.

- Что ты сделала?

- Я приняла болеутоляющее. Я думала... Думала, что мне станет лучше. Мне стало только хуже, и я стала зависимой...

- Боже. - Сжав зубы, я ударил кулаком по бедру. Я тянусь к ней, крепко прижимая к себе. Мои глаза снова накаляются. - Остановись. Если это причиняет слишком много боли, ты можешь остановиться.

- Я не хочу... Я не хочу останавливаться. - Она подтягивает свои ноги на диван, обхватывает их, подбородком опираясь на колени. - Это немного помогает. - Она делает паузу, прежде чем снова говорит. - Все стало настолько плохо, что меня выгнали из приюта. На улицах я была совершенно одна, а из-за депрессии мне было трудно удержаться на работе. Каждый раз, когда я думала о своем ребенке, мой мир погружался во тьму.

Я задерживаю дыхание, когда беру фотографию в рамке с дивана и крепко сжимаю ее. Огонь горит в моих глазах, когда я ухожу без слов.

- Ты в порядке? - спрашивает она.

Я не отвечаю, потому что камень в моем горле блокирует слова. Я продолжаю идти, пока не оказываюсь запертым в ванной комнате, окруженный дорогой древесиной, мрамором и тканями, чувствуя себя дерьмом. Все еще сжимая фотографию УЗИ, я закрываю глаза и прижимаюсь лбом к стене. Я даю себе разрешение заплакать.

Я позволяю себе десять минут одиночества, представляя, какую боль пришлось пережить Брук. Пытка, которую я чувствую, даже близко не соответствуют тому, что она, должно быть, ощущала. Вот почему я беру себя в руки и выхожу из ванной комнаты. Она нуждается во мне сейчас. Я не был там, когда она нуждалась во мне больше всего, но сейчас я здесь.

Я нахожу ее смотрящей в маленькое окошко самолета. На несколько секунд я замираю, разглядывая ее. Несмотря на то, что она пережила, она еще красивее, чем была в школе. Я представляю, как она сидит там с ребенком на руках. Невидимый нож врезается в мои кишки и выворачивает их.

Я не думаю, когда пересекаю пространство, между нами, ставя ее на ноги. Мой рот ищет ее. У нее вкус слез и душевной боли. Единственная мысль, которая проскальзывает в моей голове, когда я опускаю ее на удобный диван и снимаю с нее одежду, состоит в том, что больше всего на свете я хочу стереть ее боль, даже на мгновение, чтобы заставить ее почувствовать себя лучше, единственным способом, на который способен прямо сейчас.

Я не помню многого из того, что происходит между снятием нашей одежды и тем, что я хороню себя в ней. Но когда я скольжу в нее, наши лбы прижаты друг к другу, наше дыхание накаляет друг другу лица, мои руки вокруг ее упругой задницы, удерживают ее вместе, одна мысль капает мне в голову. Я никогда не был тем, кто пустит корни, но она ощущается такой родной, словно я дома. И впервые в жизни я занимаюсь любовью, а не просто трахаюсь.

В момент нашей общей боли, я нашел то, что даже не знал, что искал. Нужда, которая раньше посылала меня во все уголки мира, заставляла меня идти на всевозможные опасности. То, что заставляло меня прыгать с самолетов, ходить по углям, заниматься серфингом у спящих вулканов и убегать от быков. Это не что-то в конце концов. Это кто-то. Это Брук.

Ощущение, что я сейчас испытываю, такое же, как и на американских горках. В ее руках я чувствую стремительный рост острых ощущений и страх перед спадом. В ее руках моя жажда приключений наконец-то погасла.