— Чудной ты человек, Робишо. Все время какие-нибудь шутки откалываешь, — сказал первый детектив.
Его звали Нейт Бакстер, он работал в Департаменте контрразведки, когда был в армии, а потом перешел в Департамент внутренних дел. Мне всегда казалось, что его очевидные милитаристские наклонности были прикрытием самых настоящих фашистских умонастроений. Он всегда любил задираться, и как-то ночью один задержанный полицейский засунул его головой в унитаз в кафе у Джо Бертона на Кэнел-стрит.
— Мы не требуем от тебя слишком многого, Дейв, — сказал его напарник. — Просто парочка деталей у нас осталась невыясненной.
— Например, такая: что ты делал в этой забегаловке возле аэропорта? — добавил Бакстер.
— Мне рассказали о девушке, которая хотела выдать парочку людей Сегуры.
— Ты не нашел ее?
— Нет.
— Тогда зачем нужно было терять там время, пялясь на голых баб?
— Я ждал, что она придет.
— А что ты пил?
— Газировку.
— Не знал, что от 7-Up можно обделаться, — заметил Бакстер.
— Ты же читал отчет. Если не веришь, твои проблемы.
— Нет, как раз таки твои. Так что перечитай его еще раз.
— Приклей его себе к заднице, Бакстер.
— Что ты сказал?
— Что слышал. Вон с глаз моих.
— Остынь, Дейв, — сказал его напарник. — История с тобой приключилась совершенно дикая. Тут есть о чем порасспрашивать. Тебе следовало это предвидеть.
— Она не могла не быть дикой. Поэтому все так и вышло, — сказал я.
— Мне кажется, что здесь нечего скрывать. По моему предположению, ты вылетел из машины, приземлился прямо на голову. Медики сказали, что от тебя несло, как из выгребной ямы, куда к тому же налили виски.
— Продолжаю защиту. Мне неважно, кто там что скажет, но у меня были намерения всем рассказать, что под этим полиэстровым костюмом скрывается настоящий коп, у которого есть возможность затачивать карандаши с лучшими администраторами в департаменте. Но ты создаешь большие трудности для того, чтобы я оставался твоим защитником, Бак-стер.
— Похоже, твою мать оттрахал краб.
Напарник Бакстера изменился в лице.
— Завтра я отсюда выпишусь, — сказал я. — Может, следует вызвать тебя с работы, встретиться и переговорить по душам? Как полагаешь?
— Когда будешь звонить мне, лучше закажи автобус, развозящий на собрания общества анонимных алкоголиков.
— У меня такое чувство, что разницы никакой — я могу выйти из-под контроля и сегодня, прямо здесь.
— Желаю тебе, чтоб ты так и сделал, умник. Я с удовольствием вытряхну из тебя все дерьмо.
— Вали отсюда, Бакстер, пока тебя в унитаз не спустили вместе с дерьмом из судна.
— А ты продолжай глотать эти пилюли, потому что они тебе еще понадобятся. Молоток тебе на голову не я уроню, в любом случае. На этот раз ты вылетишь из дверей собственного кабинета. Надеюсь, тебе этот полет тоже понравится, потому что он будет длиться намного дольше. — Он повернулся к напарнику: — Пойдем отсюда на свежий воздух. Этот парень с каждым разом меня все больше утомляет.
Они вышли за дверь, и в этот момент мимо них прошмыгнула молоденькая медсестра-ирландка в белом халате, которая несла мне обед на подносе.
— Господи, ну и утомительная парочка, — проговорила она.
— Возможно, это лучшее, что о них можно сказать, сестра.
— Они разыскивают тех, кто все это с вами устроил?
— Боюсь, им платят за поимку других копов.
— Не понимаю, — подняла она на меня кругленькое симпатичное личико в белой шапочке.
— Не будем об этом. Боюсь, что есть не смогу. Простите, сестра.
— Ничего страшного. С желудком станет легче ближе к вечеру.
— Знаете, чего бы мне действительно хотелось? За что бы я все отдал?
— Чего?
Слова не шли. Я блуждал взглядом по ярко освещенной комнате, потом посмотрел в окно на зеленые дубовые кроны, колышущиеся на ветру.
— Не могли бы вы принести мне большой стакан кока-колы? Со льдом и еще, может быть, с вишневым соком и дольками лимона?
— Конечно.
— Большое спасибо, сестра.
— Еще что-нибудь хотите?
— Нет. Только кока-колу. Точно, это все, что мне нужно.
После обеда в ногах моей кровати уже сидел капитан Гидри, шмыгая носом и протирая очки краем простыни.
— Однажды, когда все газеты в стране заклеймили Джорджа Уоллеса как расиста, он сказал одному репортеру: «Это было мнение всего лишь одного человека», — заговорил капитан Гидри. — Я никогда не был его поклонником, но мне всегда нравилось такое утверждение.
— А что плохого может произойти?
— Тебя надули. Теперь отстранят от работы без содержания, неизвестно на какой срок.
— Так вот почему присылают полицейских, которые повязаны с наркотой.
— И из-за этого все еще хуже. А я еще выступал против. Все свалили на тебя, Дейв, но ты-то тоже должен понять их позицию. Не пройдет и недели, как твое имя во всех газетах замелькает. Мы еще поговорим о смерти двух человек, застреленных в одном из самых богатых районов Нового Орлеана. И об агенте из казначейства, который погиб в твоей машине, упавшей с высоты третьего этажа прямо посреди городской улицы. Это уже просто бандитская выходка. Знаешь, что это за собой влечет?
— А вы верите моему отчету?
— Ты всегда был хорошим полицейским. Лучше и не сыскать.
— Вы верите мне?
— Да откуда мне знать, что там произошло? По правде говоря, я не верю, что это сделал ты, Дейв. Врачи скорой помощи сказали, что ты был как полоумный, когда тебя привезли сюда. Я видел, что осталось от твоей машины. Даже не знаю, как ты умудрился выжить. Твой доктор сказал, что у тебя в крови было столько наркотиков и алкоголя, что хватило бы набальзамировать всю русскую армию.
— Хотите, чтобы я ушел в отставку?
— Не позволяй им навязывать тебе чужую роль. Паразиты типа Бакстера разглядывают тебя раненого, а потом постараются навесить на тебя убийство.
— Тот спецагент, начальник Фицпатрика, знает, кто такой Эбшир. Я понял это по его глазам.
— Трясешь федеральное дерево, а дождешься только, что тебе на физиономию упадет птичий помет. К тому же ты под подозрением. Вне игры. Это уж точно.
— Что предложите делать, капитан?
— Твой возврат к выпивке, надеюсь, скоро пройдет. А их всех пошли подальше и прижми к ногтю, если понадобится.
Вечером я смотрел на закат. Алое небо над деревьями и верхушками крыш стало бледно-лиловым, а потом — темно-багровым, когда солнце сгорело в своем же собственном пожаре на переливающемся горизонте. Некоторое время я посидел в темноте, а потом достал пульт и включил круглосуточные новости. Перед моими глазами шли кадры с сальвадорскими партизанами, прокладывающими путь по джунглям у подножия потухшего вулкана. У всех были юные лица с редкими бородками, как у жителей Востока, на каждом болтался патронташ и ремень с чехлами для патронов с дробью. На всех были соломенные шляпы с длинными листьями травы из пампы.
В следующую секунду начался другой сюжет, никак не связанный с предыдущим, о правительственных частях в армии. Они пробирались по лесу банановых деревьев и больших скоплений зеленой бегонии. Истребитель «Аэр-Кобра» прочертил полосу в прозрачном небе, сделал вираж над глубоким скалистым ущельем, потом выпустил очередь ракет, от которых взорвалась вода, кораллы превратились в порошок, а в ущелье несколько деревьев и кустарников вырвало с корнем. Люк захлопнулся, когда отступающие из леса правительственные войска с ранеными на носилках открыли по истребителю огонь. Жара в этом лесу, наверное, была ужасная, потому что раненые истекали потом, а врачи брызгали им на лица водой из солдатских фляжек. Все это выглядело очень знакомым.
Поскольку я рос в Луизиане, то всегда думал, что политика — это сфера деятельности моральных уродов. Но так как я был азартным игроком, то имел определенную интуицию, на кого делать ставку в конкретных военных ситуациях. В одной части уравнения находились люди, которые пришли в армию по призыву, и каждый из них или терпел поражение, или награждался за битву. Такие иногда, если выпадал шанс, продавали свое оружие врагу. В другой части были те, кто подметал любое оружие и амуницию, которые или продавались, или просто плохо лежали, и ничего при этом не выручал при потере. Это были люди, которые не имели никаких иллюзий относительно своей судьбы, если попадали в плен, и поэтому могли пойти в огонь за последним человеком. Сомневаюсь, что в Новом Орлеане нашелся бы хоть один букмекер, который сделал бы на них ставку.