Изменить стиль страницы

Серго Лаврентьевич Берия

Мой отец — Лаврентий Берия

От издателя

Книгу, открывающую новую серию «Осмысление века: дети об отцах», можно отнести, к разряду необычных. Хотя кое-кто, увидев в ее названии имя человека, который вот уже четыре десятилетия числится хрестоматийным злодеем, скопищем всех мыслимых и немыслимых пороков, может усомниться в подобном определении, сказав: «Что из ряда вон выходящего можно найти в очередных воспоминаниях? И так уже все ясно и подробно описано в вузовских и школьных учебниках…»

И все же смеем утверждать, что эта художественно-публицистическая книга, приоткрывающая многие неизвестные страницы отечественной и мировой истории, необычна, и прежде всего тем, что написал ее человек необычной и нелегкой судьбы, о котором в стране и за рубежом до недавнего времени было известно только крайне узкому кругу лиц.

Единственный сын одного из ближайших соратников Сталина Лаврентия Берия — Серго, по воле обстоятельств отсидевший полтора года в одиночных камерах Лефортова и Бутырки, долгие годы носил имя Сергея Алексеевича Гегечкори. Серго Берия — личность действительно необычная: семнадцатилетний, с первых дней войны он радист разведгруппы за пределами СССР, в двадцать восемь — руководитель сверхсекретного КБ, доктор наук. Главный конструктор ракетно-космических систем, принимавший участие в испытаниях первой атомной и разработках водородной бомбы, много сделавший для обороны страны, и сегодня занят своим делом.

Казалось бы, что может он, сын Берия, добавить к тем известным всему миру фактам истории нашего недавнего прошлого?.. Мемуаров на тему «кремлевских тайн» ныне на книжных полках предостаточно. Взять хотя бы воспоминания Светланы Аллилуевой (Сталиной), Сергея Хрущева, Андрея Маленкова. Все они, рассказывая о своих отцах, дают им свои оценки, по-своему трактуют их деяния.

В чем они правы, в чем нет, судить не беремся. Свой вердикт их мемуарам вынесет История, «дама» она, как известно, капризная. Со временем она все расставит по своим местам, всем воздаст по справедливости, ре наша задача оценивать степень объективности и точность фактов в этих книгах. Безусловно одно, все они могут рассматриваться как попытки докопаться до правды, приблизить нас к истине. Именно в этом ряду видится нам и книга Серго Берия, который показывает своего отца таким, каким он его знал.

Конечно, не все однозначно воспримут оценки и выводы Серго Берия. Это естественно. Но читатель должен согласиться, что каждый человек имеет право высказать свою точку зрения, по-своему осмыслить время и события. Этим правом и воспользовался автор книги «Мой отец — Лаврентий Берия», чтобы рассказать свою правду об отце, о себе и минувшей эпохе. Будет ли она правдой для всех, решит Время.

Глава 1. Начало пути

Автор выражает глубокую признательность за помощь в работе над этой книгой Михаилу Сергеевичу Конюке и Виталию Евгеньевичу Бежину

Своего деда по отцу Павле я помню смутно. Остались в памяти черная дедова бурка, башлык да еще рассказы о нем самом, человеке чрезвычайно трудолюбивом и деятельном.

В родной Мингрелии жизнь его не сложилась. В Абхазию он вынужден был перебраться из-за преследований жандармов. Насколько я знаю, связано это было с крестьянскими выступлениями. Горное село Мерхеули, хоть и находилось в Абхазии, было мингрельским. Видимо, этим и объяснялся выбор деда.

Достатка большого ни на старом месте, ни здесь, в забытой Богом деревушке, он так и не нажил. А ту малость, что имел, вынужден был оставить в Мингрелии. Здесь все пришлось начинать с нуля.

Бабушка, Марта Джакели, хотя и состояла в каком-то родстве с Дадиани, владельцем Мингрелии, тоже была очень бедной женщиной. Первый муж ее умер, и она, имея сына и дочь, вышла замуж за Павле. Тем и закончилась его холостяцкая жизнь. Знаю по рассказам самой бабушки Марты, что покорил ее крестьянин Павле храбростью и красотой. Сама она прекрасно шила и всю жизнь подрабатывала портняжным ремеслом, внося какой-то достаток в дом. И Павле такой же с юности был — ни минуты свободной. Так и сошлись.

У Павле и Марты было трое детей, но судьба всех троих сложилась трагично. Один мальчик прожил всего два года и, заболев оспой, умер. Осталась глухонемой после перенесенного заболевания Анна. Вся надежда оставалась на Лаврентия. Павле и Марта очень хотели, чтобы их сын получил образование. Моему отцу исполнилось семь лет, когда дед решил отправить его на учебу в Сухумское высшее начальное училище. Существовало в те времена такое учебное заведение с непривычным ныне названием. Такие училища еще называли реальными. В гимназию отца бы не приняли, а в таких учебных заведениях как раз и учился народ победнее. Правда, для осуществления своей заветной мечты дед Павле вынужден был продать полдома — лишних денег в семье ни тогда, ни позднее не было.

Некоторых из учителей отца, а это были люди удивительные, учительствовавшие действительно по призванию, я много лет спустя встречал в Грузии. Много интересного рассказывали они мне о детстве отца, да и сам он всегда с теплотой отзывался о них, прекрасно понимая, чем обязан своим первым педагогам.

В 15 лет, окончив Сухумское училище с отличием, отец решил учиться дальше. Пришлось деду Павле и вторую половину дома продать и перебраться с семьей в хибару из дранки. А отец отправился в Баку, в механико-строительное техническое училище.

Уже став зампредом Грузинской ЧК, отец конечно же помогал родителям, но жили они по-прежнему бедно. Сколько отец ни просил их перебраться в Тбилиси и жить с нами, дедушка Павле был непреклонен: «Нечего мне в вашем городе делать». Он действительно не мыслил своей жизни без тяжелого крестьянского труда, любил простор. Постоянно сокрушался: «Почему Серго на целый год ко мне отпустить не хотите? Я из него человека сделаю!» Мама, естественно, была против.

Когда узнали, что дедушка Павле простудился и слег, мама тут же поехала в Мерхеули, это недалеко от Сухуми. Дед и умер у нее на руках. А вот отец не успел его живым застать…

Мама моя, Нина Теймуразовна, моложе отца на шесть лет — она родилась в 1905 году. Отец ее, Теймураз Гегечкори, выходец из дворянского рода. Мать, моя бабушка Дарико Чиковани, Дарья, княжеского происхождения. И у нее, и у деда это был второй брак. У Теймураза Гегечкори в один день скончались от тифа жена и два сына, у бабушки Дарико после гибели первого мужа остались трое детей. Дед долго не женился после смерти первой жены, с Дарико у него был единственный ребенок — моя мать.

Как и бабушка, дед был очень образованным человеком, участвовал в национальном движении и во время одного из антицарских крестьянских выступлений получил семь пуль. Семидесятилетнему старику перебили обе ноги, через год он умер. Человек, стрелявший в деда, царский жандарм, был из местных, мингрел. В деревне этой он продолжал жить и когда мой отец руководил Грузинской ЧК, Закавказским и Грузинским ГПУ, был первым секретарем ЦК партии Грузии и умер своей смертью. В какой-то степени, думаю, это характеризует нашу семью. Никто и никогда у нас никому не мстил.

Мама окончила сельскую школу в мингрельской деревне, затем гимназию. Воспитывалась она в семье дяди Саши Гегечкори. Тот был большевиком. На его конспиративную квартиру и приходил мой отец, они и познакомились с мамой благодаря Саше Гегечкори.

Второй ее дядя — Евгений Гегечкори — стал у меньшевиков министром иностранных дел. Такие разные судьбы…

Уже при Советской власти родители уехали в Баку, позднее — в Тбилиси. Мама окончила сельскохозяйственный институт, аспирантуру, защитила кандидатскую диссертацию и после перевода отца в Москву работала в Сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева.

В 1953 году обеих моих бабушек — одной в то время было 84 года, другой — 81-в одночасье вышвырнули из квартир и отправили в дом престарелых в сотне километров от Тбилиси. Никому из родственников взять старушек к себе власти не разрешили. Когда, оказавшись после тюрьмы в Свердловске, мы с мамой получили относительную свободу, ей все же удалось нелегально съездить в Грузию. К тому времени бабушки Дарико уже не было в живых — она умерла за четыре месяца до приезда мамы.