ЧАЙНИК
Бездарных, но невероятно плодовитых авторов-графоманов в редакциях величают сердечно и непонятно «чайниками».
Один такой «чайник» приходил к нам в газету почти ежедневно. Заведующая отделом писем при виде его бросалась к флакону с валерьянкой. Вахтер воинственно ощетинивал усы. В отделе литературы поднималась паника.
— Спасайтесь, братцы! Опять приволок опус…
Но на этот раз «чайник», не обращая внимания на окружающих, двинулся прямо в кабинет ответственного секретаря. Положив на кипу гранок свою мшистую шляпу, он вынул из папки объемистую рукопись.
— Роман прикантовал… Напечатаете? Нет?.. Жаловаться буду. Писать буду. Снимать с работы буду…
После легкого оперативного обморока секретарь поклялся прочитать все до последней запятой. Но зря поклялся. Едва он взглянул на первую страницу, как его залихорадило: ни одного слова в пятисотстраничном труде автора разобрать было невозможно.
Кликнули машинисток. Те ознакомились с почерком настойчивого графомана и сразу же подали заявление об уходе. Умудренные опытом стенографистки, способные расшифровать даже древнеассирийскую клинопись, и те отступились.
А вслед им неслось:
— Жаловаться буду. Писать буду. Снимать буду…
Ответственный секретарь стал на колени:
— Ну сядьте рядом с машинисткой! Ну продиктуйте ей свой неведомый шедевр!
«Чайник» отнекивался:
— У меня голос сиплый. И потом это ваша обязанность рукописи читать. Особливо талантливые. Где чуткость? Где внимание?
Последние слова напугали секретаря до дрожи. Угроза увольнения нависла над коллективом. В воздухе пахло оргвыводами и вызовами в высокие инстанции.
К счастью, выручил старый репортер. Он пережил два землетрясения и восемь сокращений штатов и не боялся ничего на свете.
— Дайте-ка мне на рецензию, — предложил репортер. — Мы с автором найдем общий язык.
— Пощадите себя! — упрашивали приятели. — Вам и так на пенсию.
Через два дня репортер принес рецензию на роман. Срочно послали за автором. Он прибыл, сияющий и самодовольный.
— Пока сидите на местах. Увольнение временно отменяется.
Репортер учтиво вручил автору романа заключение. «Чайник» взглянул и обмер.
— Но ведь такой почерк невозможно прочитать! — вскричал он. — Вы что же, морочите меня, да? Ну скажите, морочите?
— Что вы, милейший, — отвечал репортер. — Вполне же читабельно… Вот это буква «а», вот эта «б», и так далее по алфавиту. А диктовать я не могу: у меня дефекты в речи…
Автор романа нервно схватил рукопись под мышку, вперил взор в рецензию и, колеблясь всем телом, вышел из кабинета.