Конкурс

Когда я и Витька поступали в институт, только и разговоров было: конкурс аттестатов, конкурс документов… Потом, когда экзамены сдали, разговоры начались: этот прошел по конкурсу, этот не прошел по конкурсу. Проходной балл — 19, а у меня и Витьки — всего по 18. Непонятно: прошли мы или нет?

Я говорю отцу: узнай что-нибудь. А он занят страшно был, позвонил Витькиному отцу. Они старые друзья. Витькин отец сказал:

— Я уже говорил с Эрцгерцеговым (это председатель институтской приемной комиссии, тоже их друг). Наши дети претендуют на одно вакантное место.

— Понятно, — сказал мой отец. — Я, конечно, могу кое-кому позвонить. Наверняка найдутся люди, которые замолвят за моего Петьку словечко. Но, думаю, и ты тоже можешь кому-нибудь позвонить. А ведь мы люди занятые, у меня сейчас работы по горло. Не лучше ли встретиться вечерком, за чаем, не тратя времени на эти телефонные звонки! Устроим, так сказать, конкурс на дому.

Значит, и здесь конкурс. Свой, родительский.

Вечером пришел Эрцгерцегов (кстати, его сын поступал вместе с нами, набрал 20 баллов и уже был зачислен на первый курс). Чуть позже Витькин отец прибыл. Сели они за чай — решать, кто, я или Витька, достоин учебы в институте.

Отец сказал, чтобы я шел заниматься. Я вышел из комнаты и, прижав ухо к замочной скважине, стал слушать разговор взрослых. Уж очень интересно было узнать, что за конкурс они будут проводить.

Поначалу беседа шла о погоде, о футболе, о растворимом кофе. Словно и не было у них никакой особой причины для встречи. Так, сидят старые друзья и болтают о всякой чепухе. Однако мало-помалу перешли к главному вопросу.

— Хочу вам сразу сообщить, — сказал Эрцгерцегов, — шансы и у Вити, и у Пети равны.

Вот тут-то и начался конкурс.

— В приемной комиссии есть такой Граммушкин, — начал было Витькин отец, но мой не дал ему закончить:

— Я близко знаком с Полупудневым.

Витькин отец молчал. Видно, думал, прикидывал.

— Еще я позвоню Пудалову, — продолжал мой отец.

— Он сейчас в Париже, на сессии, — возразил Витькин отец.

— Ты думаешь, я не смогу туда дозвониться? — сказал мой отец. — Я просто экономлю наше время.

— Ладно, — сказал Витькин отец, — тогда я свяжусь с Пудищевым.

— Принимаю, — сказал отец. — А что насчет Двухпудова?

— Я поговорю с Мишей Центнером, — развязно объявил Витькин отец.

— А я с Тонной Марковной, — с достоинством отпарировал мой.

Помолчали. Было слышно, как тяжело дышит Эрцгерцегов.

— А если Пуговицын? — сказал Витькин отец.

— Костюмов, — ответил мой.

Тут раздался грохот и сдавленный хрип Эрцгерцегова. Я осторожно заглянул в комнату: мой и Витькин отцы склонились над свалившимся со стула председателем приемной комиссии.

Когда врачи неотложки выносили Эрцгерцегова из комнаты, он благодарно посмотрел на друзей и сказал:

— Спасибо, что вы никому не звонили. Если бы кто-нибудь из этих людей позвонил мне, у меня бы сердце не выдержало.

— Но ведь место одно! — в один голос крикнули отцы.

— Своего Мишку отчислю, — вздохнул Эрцгерцегов, — здоровье дороже.