Глава 2 Приговоренный к смерти

Охранник проверил наручники на кистях заключенного, а также замок на цепи его левой ноги. Потом прикрутил фитиль лампы и прошептал: «Да сжалится Небо над твоей душой, Уолтер Колтер!» Он поставил кружку с водой в досягаемости заключенного, который вытянулся на твердом лежаке, потом сорвал очередной листок с настенного календаря. Колтер заметил жест и усмехнулся: «Еще шесть!» Действительно, ему оставалось жить еще шесть дней! Шесть суток, долгих и ужасных, отделяли его от мгновения, когда его выведут на зловещий внутренний дворик. Дверь закрылась, и охранники уселись на скамье. Раскурили свои трубки. Регламент делал исключение для персонала, охраняющего камеры смертников.

— У него хватает храбрости, — сказал один из охранников, привалившись спиной к двери, — но настроение у него не столь веселое, как у Джоба Кроу. Тот беспрестанно шутил.

— Правда, — отозвался его товарищ, — он даже рассказал самую забавную шутку накануне повешения.

Молодой охранник, совершавший обход, присоединился к ним, с завистью вдыхая табачный дым.

— Мне кажется, Сомс, что тебе тоже хочется набить трубку, — сказал Смитерсон, один из охранников. — Не смущайся, сержант появится только через час.

Сомс не стал дожидаться вторичного приглашения и тут же раскурил коротенькую красную трубку.

— Колтера охраняете?

Смитерсон кивнул, а Скиннер добавил:

— Действительно Колтера, убийцу майора Бантри.

Сомс покачал головой, демонстрируя свое незнание:

— Я не следил за этим делом, а читал спортивные новости в газетах, и еще…

Смитерсон равнодушно пожал плечами:

— Грязное преступление. Похоже, майор Бантри был очень богат и имел красивые драгоценности. Колтера взяли, как говорится, с поличным в момент, когда он вскрывал сейф. Майор лежал на кровати в соседней комнате. В груди у него торчал кинжал. Процесс был негромким, поскольку Колтер все признал. Да, он признал все, что от него хотели.

— Негромкий процесс, — проворчал Скиннер, — сказал ты, но он мог быть громким, ведь Колтер не простой тип. Он доктор многих наук, а до этого дела ни разу не был осужден. Но это не помешает его повесить! Все это не наше дело. Он был осужден, а вердикт утвержден властями, лучше об этом не говорить… Может, сыграем в шашки, Смит… Наш приятель Сомс будет арбитром на случай спорных ходов…

Через минуту шашки скользили по маленькой складной доске, которую дирекция тюрьмы предоставляла охранникам, чтобы скрасить долгие и монотонные часы бодрствования. В это мгновение заключенный поднял голову и уставился на окошечко с матовым толстым стеклом, через которое сочилось немного света. Он слышал, как пробило десять часов, и прислушался к шумам смены караула. Это был для него момент напряженного ожидания, ибо он знал, что что-то произойдет. В окошечке возник желтоватый свет и вскоре превратился в светящийся диск, на котором появились буквы, сложившиеся в слова. Заключенный прочел их с издевательской улыбкой. Он слишком хорошо знал эти слова. С момента заключения в этой камере, которую он покинет, чтобы умереть, они появлялись ежедневно в один и тот же час: «Что вы искали у Бантри?» Через несколько мгновений буквы исчезли, а диск побледнел. Но почти тут же он вновь заблестел, и появились другие слова: «Если хотите ответить, потребуйте другую Библию». Надпись исчезла. Колтер знал, что она появится лишь на следующий день в тот же час. Смертник закрыл глаза, задумался и пробормотал.

— Завтра… у меня есть еще пять дней, чтобы принять решение. Нет, я пока не потребую новую Библию…

Он провалился в глубокий спокойный сон, хотя его ждала ужасная участь. Часы пробили вновь: половина одиннадцатого. Смитерсон и Скиннер подняли глаза на молодого коллегу Сомса. Смитерсон с ноткой ревности в голосе сказал:

— Через полчаса ваша служба закончится!

Шашки опять забегали по доске. Из трубок тянулся голубоватый дымок.

— Одиннадцать часов… доброй ночи, Сомс, сейчас для тебя распахнутся двери тюрьмы, — со смехом сказал Скиннер.

Молодой охранник расстался с коллегами, расписался в журнале ухода персонала, перебросился несколькими словами с привратником, миновал три решетки и оказался на улице. Из ливерпульской тюрьмы можно было увидеть порт, где стояли шаланды, обеспечивающие речное плавание. Как весь персонал тюрьмы, Сомс по требованию регламента жил по соседству. Он был холостяком, а потому удовольствовался двумя скромными комнатами в семейном пансионе. Он видел, что на кухне домоправительницы еще горит свет.

— Добрый вечер, мистер Сомс, я готовилась ко сну, но подумала, что чашка горячего чая пойдет вам на пользу в такую туманную погоду, — весело заговорила толстуха миссис Тренсил, идя ему навстречу.

— Выпью с огромным удовольствием, — кивнул молодой человек.

Чай был превосходным, а в комнате царила приятная температура. Попивая чай маленькими глотками, Сомс слушал домоправительницу, которая доносила до него пересуды квартальных сплетниц. Все это заканчивалось длинным обвинением правительства, палаты общин и нескольких видных политиков.

— Желаю вам доброй ночи, мистер Сомс, — сказала бравая женщина, осторожно прикрывая печку, где еще горел огонь.

— Доброй ночи, миссис Тренсил, думаю, засну, как сурок, — ответил охранник.

— У вас лучшая кровать во всем пансионе, — гордо объявила женщина. — Вы пятнадцатый охранник тюрьмы, которому я ее сдаю, и все хвалили ложе. Доброй ночи!

Сомс ушел к себе, запер дверь, походил по комнате, разделся и погасил свет. Однако не лег, а, напротив, зажег маленькую лампу, которая испускала узенький луч света, быстро облачился, но не в форму, а в темный костюм и длинный черный непромокаемый плащ. Дом был погружен в непроницаемую тишину. Сомс постарался ее не нарушить, покинув комнату и осторожно спустившись по лестнице. Вскоре он оказался на улице, и его тень растворилась в ночи.