— Это что там такое? — Спросил озадачено Боян. Я крикнул Вторушу. Дверь в комнату открылась, появился мой оруженосец.

— Вторуша, что за крик?

— Так там это… княже, боярыни дерутся. — Глаза у парня были величиной с блюдца.

— Кто?

— Звенислава, Лада и рыжая Этна.

Мы все подскочили со свои мест и вышли из кабинета. Обе боярыни были растрёпаны, потеряли свои гребни. Их мантильи валялись на полу. Они верещали и пытались ухватить за волосы Этну, пинались. Этна уворачивалась и в свою очередь ухватила Звениславу за косу, а Ладе отвесила оплеуху, отчего та грохнулась на задницу. Визг и вопли нарастали. Кмети из личной охраны княгини, смотрели на всё это оторопело. А некоторые смеялись.

— Прекратить немедленно! — раздался голос Мстиславы. Этна отпустила Звениславу и сделав шаг назад, приклонила одно колено и опустила голову. — Что здесь происходит? — Мстислава была зла.

— Матушка Светлая княгиня. — Заголосили обе боярыни. Обе размазывали слезы по лицу. — Эта чужачка оскорбила нас и полезла драться.

— Понятно! — Мстислава перевела взгляд на Этну. — Теперь ты объясняй.

— Они лгут, госпожа. — Этна так и не подняла голову.

— Этна встань. — Сказал я. Девушка выпрямилась. Посмотрела прямо мне в глаза. — Говори.

— Они сказали мне, чтобы я вынесла помои и натёрла пол в тронной зале. Я воин, а не полотёрка.

— Теперь и мне понятно. — Произнёс я и посмотрел на супругу. — Душа моя, Этна воин и это право она заслужила. Причём это её право никто из дружинников не оспаривает. И для неё подобные предложения являются оскорблением. — Мстислава молча перевела взгляд с меня опять на Этну. Твою бога душу, не хватало ещё сейчас с любимой собачится, ведь она явно будет заступаться за этих кумушек.

— Звенислава, — проговорил Боян, — а как рыжая вас оскорбила?

Обе боярыни пыхтели раскрасневшиеся, но молчали.

— Вторуша, как Этна их оскорбила? — Парень стушевался. Но я тоже хотел получить ответ. — Говори.

— Прости княже, но такие слова не должны слышать уши Светлой княгини. — Гуннульв при этом фыркнул, сдерживая смех.

— Ничего, Вторуша, говори. — Велела Мстислава.

— Этна послала боярынь на бранное слово и предложила им самим вылизать пол своими языками, а потом… — Вторуша замялся.

— Говори. — Голос Мстиславы был тих, но в нём чувствовалась злость так, что мой оруженосец поёжился.

— А потом эти языки засунуть друг дружке в зад.

Раздался хохот Гуннульва. Потом засмеялся Боян. Дражко ухмылялся себе в бороду и качал осуждающе головой. Я сам еле сдерживался, чтобы не засмеяться.

— Молодец, рыжая! — Проговорил смеясь Гуннульв.

Мстислава посмотрела на меня.

— Я почему-то даже не удивлена такой похабщине, муж мой.

— Извини, душа моя. Это я виноват. Дурной пример заразителен.

— Конечно. Вторуша тоже злословит так, что стены краснеть начинают. Да-да, я слышала. А теперь ещё и эта твоя… Ну ладно, мы потом об этом поговорим. А сейчас, — Мстислава посмотрела на своих боярынь, — приведите себя в порядок. Пошли отсюда.

Этна стояла не шевелясь. Была бледна. Чтобы её приободрить подмигнул ей. Увидел, что она облегчённо вздохнула. Этна единственная из женщин не носила платье или сарафан. На ней были мужские штаны, сапоги, короткая, до бёдер рубашка и куртка. На голове был берет, который сшили по моему эскизу. В берет было воткнуто перо. Получилось очень прикольно. Но Этна носила головной убор с гордостью и никому не позволяла его трогать. Чуть позже заметил, что такие береты стали появляться на других девушках. А Мстислава спустя некоторое время наблюдая за тем как головной убор набирает популярность, потребовала впредь согласовывать любую новую одежду, обувь и головные уборы с ней.

Бека казнили, просто отрубив ему голову. Мстислава не стала настаивать на мучительной смерти, например посадить его на кол. Она пресытилась местью. Даже согласилась не убивать кагана. Я объяснил ей, что каган ничего не решал и к убийству её отца отношения не имел. Его поселили на княжеском подворье, но в отдельном доме. За ним присматривали его дочери и те из сестёр, кто не успел достигнуть тридцатилетнего возраста и соответственно не были ещё удавлены священным шнурком.

Если с боярынями всё было ясно и они в рукопашную на Этну больше не лезли, то с молодыми норманками дело обстояло иначе. Особенно с Айсбёрг. Они довольно насторожённо отнеслись к Этне. Этна так же отреагировала на норвежек. Некоторое время конфликтов между ними не было. Они старались держаться на расстоянии. Как бы присматриваясь друг к дружке. Наконец присмотрелись. Первой в атаку пошла Айсбёрг. Я как раз был у литейщиков. Обсуждали создание корабельной пушки. Так как Этна вместе с Вторушей ходили за мной по пятам, то и они находились во дворе. Там же появились и все три сёстры Гуннульва. Кроме них ещё и одна из Мстиславинных боярынь. Айсбёрг что-то сказала Этне. Но рыжая норманку проигнорировала. Это зацепило жену Можжевельника. Айсбёрг обозвала Этну рыжей потаскухой. Её сестры и боярыня засмеялись. Этна ответила. Она предложила белобрысой шалаве отвалить, пока её не выпороли ремешком по тощей заднице. Смех моментально стих.

— Что ты сказала, раба? — Айсбёрг была взбешена.

— От рабы слышу. Да ты ещё и глухая! Зря Можжевельник себе такую жену взял. Гнать тебя нужно поганой метлой. Ты наверное и дитя родить-то не можешь? Жаль, Можжевельник славный мужчина.

Белокурая бестия такого стерпеть не могла. В её руках моментально появился меч. Этна смотрела на Айсбёрг презрительно.

— Меч в ножны! — Рявкнул один из дружинников. Некоторое время две девушки пристально смотрели друг на друга. Одна с ненавистью, вторая с презрением. — Мне тебе повторить, женщина? — зашелестели выдвигаясь из ножен мечи охраны. Наконец Айсбёрг вернула свой меч в ножны, после чего ткнула в сторону Этны палец.

— Я вызываю тебя на бой.

— А я плевала на тебя.

— Боишься, тварь.

— Тебя что ли? Уже умираю от смеха. Я служу князю. Его слово для меня закон. Разрешит, я изобью тебя простой палкой, так как марать об тебя благородную сталь слишком большая честь.

— Сука!

В ответ Этна плюнула. Плевок попал белокурой женщине на накидку из волчьей шкуры. Айсбёрг бросилась на Этну. Рыжая встретила блондинку ударом ноги в живот. Но норманка выдержала это и они сцепились. Упали на землю. Катались и молча дрались, шипя от ярости.

— Разнять! — Рявкнул уже я. Кмети бросились к двум разъярённым фуриям. Дружинники, пока растаскивали девушек, огребли до кучи ещё и сами. Девицы махали кулаками, кусались и пинались.

— Жесть! — Выдохнул Вторуша.

— Я убью тебя, сука рыжая! — Кричала Айсбёрг.

— Пошла на хрен курица безмозглая! — Неслись в ответ крики Этны.

Твою бога душу! Вот это была засада из засад. Девицы наговорили на четыре пожизненных срока и на три расстрела. В это время за слова принято отвечать и отвечать очень жёстко, зачастую собственной головой. Обозвать свободную женщину рабой, считалось тяжким преступлением. Плюнуть в неё при всех, тоже самое. Я уже не говорю про всё остальное. Совещание с литейщиками пришлось в срочном порядке прекращать. Боян обозлился и готов был поубивать обеих девиц. Ибо пушки для него — это любовь всей его жизни.

Сёстры Гуннульва смотрели волчицами на Этну. Боярыня Мстиславы куда-то исчезла. Воины отпустили обеих девиц. Они яростно дышали и метали друг в друга громы и молнии.

— Весело, девушки! Я впечатлён вашим словарным запасом. Вы обе такие милые, что прямо жуть берёт. Какого хрена вы сцепились?

Обе молчали.

— Вторуша?

— Княже, Айсбёрг первая задела Этну. Этна ответила и ну и понеслась пи… по кочкам.

— Вторуша, слова фильтруй! Что бы я не слышал больше от тебя похабщину.

— Прости княже.

К литейке стал стягиваться народ. Появились нурманы. Ну вот начинается. Появился Гуннульв с Сигуртом.

— Что случилось, брат? — Спросил Гуннульв.

— А что случилось… сцепились две девицы.

— Сильно?

— Чуть не поубивали друг дружку. Хорошо растащили их.

— И всё что ли?

— Не совсем. Они же за языком не следят. — Я решил не скрывать ничего, так как до обоих донесли бы как дамы поносили друг друга. А в случае с Айсбёрг тень оскорблений сказанных Этной, ложилось и на самого Гуннульва и самое главное на Можжевельника, мужа яростной блондинки. Всё рассказал. Ухмылка на лице Гуннульва исчезла. Он внимательно посмотрел на Этну. Потом на свою младшую сестру.

— Брат, это оскорбление. Задета честь семьи. — Сказал Сигурт.

— Я понимаю.

— Гуннульв, твоя сестра обнажила меч в присутствии князя. — Сказал один из старших кметей. Викинг ругнулся. Обнажать оружие в присутствии князя и тем более княгини было запрещено. Это было требование безопасности. Я долго вдалбливал это в голову Избора, как начальника личной охраны княжеской четы. А он уже вдалбливал это в головы своих подчинённых. Все знали о таком требовании. Первоначально это касалось только княгини Мстиславы. Но постепенно, по умолчанию, эти же требования Избор перенёс и на меня. Причём с подачи Бояна и Дражко. Охрана могла без предупреждения убить обнажившего меч или кинжал. Рубануть мечом, приколоть копьём или всадить арбалетный болт, тем более арбалетчики там во дворе и литейке были. И их арбалеты были взведены и болты наложены.

— Дай сюда меч! — Гуннульв протянул руку к сестре. Айсбёрг отдала ему своё оружие. — Я скажу Можжевельнику, пусть разберётся с тобой. — Потом он посмотрел на меня. — Ярослав, я всё понимаю, но вопрос с оскорблением нужно решать. Задета честь семьи.

— Я понял. Будем решать. — Глянул на Этну. Она стояла опустив голову. — Пошли со мной.

Мы вернулись в Детинец.

— Этна. Ты понимаешь что произошло?

— Да мой господин. Я готова ответить.

— Готова она ответить. У вас язык как помело. Сядь здесь. Жди меня.

Пошел в нашу с Мстиславой светлицу. Княгиня была у себя в мастерской. Когда я зашёл, там стояла тишина. Мстиша сидела отвернувшись к окну. Тихо как мыши сидели её боярыни.