Изменить стиль страницы

— Очень даже делают! Именно побратимы. Итак, Ярослав?

— Что, итак? Мстишу отдай.

— Что значит отдай? Выкупи!

— И что ты хочешь?

— Вот это разговор! Так, для начала ты спляшешь!

— Я что, скоморох?

— Жену хочешь получить? Вижу, хочешь. Значит, повесели меня.

— Хорошо. Но я не понял, что значит — для начала? Пляски это ещё не всё?

— Это только начало.

— Тогда огласи весь список, пожалуйста!

— Какой список?

— Всё, что ты хочешь получить, что бы, наконец, моя жена оказалась рядом со мной.

— Сначала пляски!

Хорошо, пляски так пляски. Гусляры, дудочники и прочая весёлая братия была уже здесь. Я, конечно, танцор ещё тот, которому ничего не мешает, но вот как танцевать в присядку, да коленца выкидывать, видел много раз по телевизору, да и в живую, тоже, в разной там самодеятельности. Кафтан я уже давно скинул, ну его, жарко в нём. Поэтому пошел по кругу, подгибая то одну ногу, то другую и похлопывая по ним ладонями. Потом в присядочку, даже покрутился присев на одной ноге. Дудочники и гусляры поймали ритм и вовсю наяривали. Здесь ещё так не плясали. Но народу очень понравилось, многие стали прихлопывать в такт танцу. Не знаю, насколько хорошо получилось, но плясал как умел. Даже вспотел по конец. В самом конце заметил Мстишу, выглядывающую из-за спины Сигурта. Вот тебе и верная, любящая супруга! Развели как лоха!

Сигурт, как главный похититель остался доволен. Потом шёл торг. Пришлось отдариваться пряниками, сдобными булками, отдал связку куньих шкур, мне их Вторуша с виноватым видом передал. Я тебя, мелкий на полосе препятствий поучу, как из князя оленя делать!

Блин, это же грабеж, средь бела дня! Даже свой кафтан отдал, рубаху и сапоги. Стою босиком в одних штанах. Сигурт заинтересованно смотрит на них.

— Сигурт, тролль лесной, только не это! Ты издеваешься? Я что голый буду?

— Ладно, так уж и быть. Позорить тебя не буду. Ты же мне брат и к тому же конунг теперь!

— Спасибо, братец! Добрый ты у меня! Я в шоке! Это же надо так до исподнего обобрать, зато по родственному!

— Конечно, Ярослав. Оцени это и не говори, что я тебя не люблю как брата!

— Я в восторге, поверь. Ну так что? Отдай мне мою жену.

— Отдам. Осталось совсем немного.

— Не понял? Ты издеваешься надо мной?

— Вирши!

— Какие ещё вирши?

— Я удивлён, брат мой. Ты такой тёмный и дикий, не знаешь, что такое вирши? Я хочу услышать вирши, которые слагают скальды!

Понятно. Скальды это местные стихо и рифмоплёты! То есть, мне предлагают поработать за поэта! Вот засада. И ведь все молча на меня смотрят в ожидании. Так, что мы знаем их поэзии? Не так много. Но в свою бытность, когда ещё только ухаживал за своей бывшей женой, выучил один стих, рассказал ей стоя под окошком. Выслушав его, она выглянула в окно улыбаясь. «Всё верно сказано! Да, мы такие! Но ведь этим мы и притягательны для вас, мужчин. Как наркотик»! А Сигурт ведь отморозок северный, ему бойню подавай, море крови и гору костей! Или нет? Попробуем. Это стихотворение написал Эдуард Асадов, называется «Любовь, измена и колдун». Я оглянулся на всех, кто был на пристани. Особо посмотрел на женщин. Ухмыльнулся. Потом на мужчин. Да олени, интересна будет ваша реакция.

В горах, на скале, о беспутствах мечтая,

Сидела Измена худая и злая.

А рядом под вишней сидела Любовь,

Рассветное золото в косы вплетая.

С утра, собирая плоды и коренья,

Они отдыхали у горных озер.

И вечно вели нескончаемый спор —

С улыбкой одна, а другая с презреньем.

Одна говорила: — На свете нужны

Верность, порядочность и чистота.

Мы светлыми, добрыми быть должны:

В этом и — красота!

Другая кричала: — Пустые мечты!

Да кто тебе скажет за это спасибо?

Тут, право, от смеха порвут животы

Даже безмозглые рыбы!

Жить надо умело, хитро и с умом,

Где — быть беззащитной, где — лезть напролом,

А радость увидела — рви, не зевай!

Бери! Разберемся потом!

— А я не согласна бессовестно жить.

Попробуй быть честной и честно любить!

— Быть честной? Зеленая дичь! Чепуха!

Да есть ли что выше, чем радость греха?!

Однажды такой они подняли крик,

Что в гневе проснулся косматый старик,

Великий Колдун, раздражительный дед,

Проспавший в пещере три тысячи лет.

И рявкнул старик: — Это что за война?!

Я вам покажу, как будить Колдуна!

Так вот, чтобы кончить все ваши раздоры,

Я сплавлю вас вместе на все времена!

Схватил он Любовь колдовскою рукой,

Схватил он Измену рукою другой

И бросил в кувшин их, зеленый, как море,

А следом туда же — и радость, и горе,

И верность, и злость, доброту, и дурман,

И чистую правду, и подлый обман.

Едва он поставил кувшин на костер,

Дым взвился над лесом, как черный шатер, —

Все выше и выше, до горных вершин.

Старик с любопытством глядит на кувшин:

Когда переплавится все, перемучится,

Какая же там чертовщина получится?

Кувшин остывает. Опыт готов.

По дну пробежала трещина,

Затем он распался на сотню кусков,

И… появилась ЖЕНЩИНА…

Я замолчал. На пристани стояла тишина. Я даже услышал стук собственного сердца: «Тук-тук, тук-тук…». Сигурт и вся его банда смотрели на меня, вытаращив глаза. Мне хотелось рассмеяться, но сумел сдержаться. Да, всё же велика сила поэзии и часто бывает, что она сильнее булатной стали. Сигурт медленно повернулся назад и удивленно стал смотреть на Мстиславу. Как и все его остальные хирдманы. Кое-кто даже непроизвольно стали хватать обереги. Блин! Не перегнул ли я палку? Оглянулся на остальных. Мужчины недоумённо смотрели на стоящих рядом женщин и девушек.

— Ярослав! — Сигурт говорил не переставая смотреть на мою жену. — Это что получается? Они и любовь и ненависть и радость и горе?

— Да, Сигурт! Они и любовь и ненависть, радость и горе, верность и измена, наслаждение и боль. — Вспомнил слова бывшей жены. — Они такие, но этим они и притягательны для нас. Это как то, без чего мы не можем жить. Как сладкий дурман, который хочется вдыхать и вкушать снова и снова! Гореть, корчится от боли, умирать. Но вновь и вновь стараясь обладать ими.

— Мизгирь, муж мой! Что ты так на меня смотришь? — Раздался голос Крапивы.

— Так вот ты откуда такая взялась, на мою голову! Из кувшина колдуна! Светлые боги, спасите и обороните!

— Поздно, муж мой!

Я захохотал. Мой смех подхватил, сначала Гуннульв, потом Сигурт, потом остальные. Женщины тоже засмеялись. Отсмеявшись спросил:

— Ну что Сигурт, отдашь мне мою радость и горе, моё наслаждение и мою боль?

— Забирай! Слава Одину, я не женат!

Хирдманы перекинули сходни и по ним ко мне на пристань перешла Мстислава. Глядя ей в глаза, спросил:

— Вот видишь, егоза моя. Из-за тебя меня раздели до исподнего! Теперь я голодранец! Всё ещё хочешь быть женой голодранца?

— Хочу!

— Тогда пошли, на столах ещё не все съедено и не все меда и вина выпиты!

Подхватил её на руки и понес в терем.

Сапоги, рубаху и кафтан мне вернули, точно так же как и золотую цепь, и наручные часы. Наконец, Боян, на правах старшего, заявил, что молодым пора на покой, а гости дорогие могут дальше продолжать славить новобрачных за пиршественным столом, тем самым способствуя тому, чтобы чрево молодой жены побыстрее обзавелось будущим потомством. Нас проводили до нашей светлицы. По пути нам давали советы, один откровеннее другого. Мда, если бы Мстислава ещё не знала мужчину, то наверное сгорела бы от стыда. Но она только улыбалась и кивала, соглашаясь с советчиками.

И вот мы одни. Я запер дверь. Ну их, ещё полезут проверять, как мы там потомством обзаводимся. С них станется, особенно после кражи моей супруги. Не хочется совсем уж конченным кретином выглядеть. Смотрю на Мстиславу. Ещё совсем недавно, она очень меня стеснялась. Даже когда мы переспали с ней, всё равно краснела, инстинктивно пытаясь закрыть обнажённую грудь или своё сокровенное место. А сейчас?! Для начала взобралась на наше ложе. Вся светлица была убрана полевыми цветами и травами. Запах обалденный. Устроила свою задницу, ножки свесила. Подол задрала выше колен и смотрит на меня в ожидании. Я сначала не понял? Хочет, что бы я прямо сейчас подол ей выше задрал или что? Она вздохнула, потом поболтала ножками в сапожках и опять смотрит ожидающе. Вот я тормоз реальный. Улыбаясь подошёл к ней. Мне снять с неё сапоги не в лом. Встал на одно колено. Сначала взял в руки правую ножку, снял аккуратно сапожок и поцеловал ей пальчики ног. Тоже самое сделал с левой ножкой. Сидит, довольная, улыбается и подол приподняла. Никакого стеснения! Даже не краснеет. Залез руками ей под платье. Глажу ей бёдра.

— Мстиша, может от тряпок избавимся, а потом…

— Избавляй.

Её от тряпок избавил, теперь сам избавлялся. В какой-то момент поймал её голодный взгляд. Стоит на брачном ложе в полный рост и поедает меня глазами. Ничего себе?!

— Мстиша, ты чего так на меня смотришь, солнышко?

— Жду, когда ты избавишься от своих тряпок. Ярослав, ладо мой, а побыстрее нельзя?

Что это с ней? Вглядываюсь ей в глаза, шальные они какие-то. Если бы точно не знал, что тут они наркотой не балуются, подумал бы, что «колёс» объелась и теперь её таращит. Хотя кто их знает, что тут местные бабульки намешать могут, травок там разных, подозрительных…

— Мстиша, ты что пила?

— Ничего! — Сама уже возбужденно дышит и губы себе облизывает. Я наконец разделся полностью. Залез на постель и она вцепилась в меня. Без всякой подготовки завалила меня на себя. Ей уже никакая подготовка была не нужна. Она была готова. Марафон начался…

…Начало было бурным и быстрым. Что это со мной? Мне не восемнадцать лет и я не скорострел! Тоже что-то хлебнуть дали? Чёрт! Лежит подомной, обняв за шею руками и за бёдра ногами, не отпускается. Глазищи большие. Целует и даже облизывает. Сама только что кричала. Хотя раньше только стонала. Целует меня, пока не совсем умело, но настырно, даже облизывает мне губы. Задом задвигала.

— Любый мой, ладо моё ненаглядное. Ещё!

— Что ещё? — Не узнал свой голос. Как будто хриплый рык волка.