Изменить стиль страницы

— Шарайс. — Тихо говорю я.

Она вздрагивает, смотрит на меня затравленно, ничего не отвечает. Да что же это такое. Сажусь на колено рядом с ней, беру за подбородок аккуратно, она вздрагивает, говорю, смотря ей в глаза:

— Меня не надо боятся, всё хорошо, мы скоро покинем это место, отправимся в путешествие.

Нет ответа, зато девочка берет мою руку, гладит, очень бережно. Что же это с ней, хотя, кажется, догадываюсь, спрашиваю:

— Ты боишься прикосновений, тебя били?

Кивок, качание головой. И как это понимать?

— Ты не можешь говорить? — Спрашиваю.

Она оглядывается, подходит к двери, открывает, смотрит по сторонам, потом закрывает. Вернувшись, говорит шёпотом, больше похожим на тихий шелест листьев:

— Могу…Но нельзя…

Кладу ей руку на плечо, поглаживаю, она опять вздрагивает, тогда спрашиваю:

— Почему ты так боишься прикосновений?

— Меня нельзя трогать, запрещено… — Шелестит голос девочки.

Притягиваю её резко, обнимаю, прижимаю к себе. Что же они тут за уроды, мать их, совсем что ли с катушек съехали. Ребёнка — и нельзя обнимать?! Ох, мне бы сейчас силу тех несчастных, как в подземелье, разнёс бы всё с удовольствием тут. Дерьмо, какое же дерьмо.

«Тебя ещё совсем недавно как-то всё это не волновало, слёзы детские, слёзы взрослые…» — Говорит мне грустно мой внутренний ехидный друг.

В этот раз ничего ему не отвечаю, просто стою и глажу девочку по голове. Я изменился? Изменился. Почему? Не знаю, может быть тело тому виной, или беременность, а может быть пережитое. Хотя, думаю, всё это вместе. Жалею ли я? Наверное, нет. Я теперь живу, по-настоящему, а не как тогда. И мне не безразлично всё это.

«Зачем тогда продолжаешь идти к цели?» — Спрашиваю сам себя, и отвечаю: — «Потому что должен быть выбор, и я должен его сделать сам, а не быть привезённым связанный как баран в лабораторию, и прострелян непонятной пушкой»

— Ванная комната готова, госпожа. — Говорит дворецкий, демонстративно смотря куда-то в сторону, а не на нас с девочкой.

Шарайс, услышав чужой голос, резко отдёргивается от меня. Я встаю, и спрашиваю её:

— Ты принимала ванну сегодня?

Она кивает.

— Тогда жди здесь, я скоро приду. — Говорю ей, и выхожу вслед за слугой.

Заходим в помещение совсем рядом, слуга уходит, а я закрываю дверь на защёлку и осматриваюсь. Большое помещение, всё в чёрном мраморе, а главное — круглый бассейн. В нём трогаю воду — тёплая. А рядом — душ с двумя вентилями. Подхожу, кручу их, и правда — смеситель. Раздеваюсь, складываю одежду на лавке у входа, включаю воду и подстраиваю температуру. Забираюсь под горячие струи, и так стою.

— Как же хорошо… — Говорю себе тихо, расслабляясь.

Осматриваю своё тело — столько шрамов. На левом и правом плече. От меча и пули. На спине от плети. На груди от руны. Ожоги в разных местах. Я столько ранений и повреждений тела не получал за всю прошлую жизнь, сколько тут за месяц.

«Интересно, как там ребята?» — Думаю я, откидывая голову: — «Ждут меня, надеюсь всё это скоро закончится.»

Вздрагиваю, когда кто-то хватает меня за руки и прижимает к стенке. Потом поцелуй в губы, очень знакомые губы, и тихий голос:

— Я же не могла с тобой не попрощаться, милая…

А потом становится хорошо.

***

Мы стоим перед загоном для ящеров. Провожать вышла сама Фиррая. Я посадил уже в седло Шарайс, а женщина меня хорошенько осматривает, пытаясь найти — что я мог забыть.

— Подумай, можете всё-таки согласишься, у меня хорошо. — Говорит она.

— Ты меня до смерти укатаешь за неделю. — Качаю я головой.

— О, ты меня недооцениваешь, милая. — Улыбается женщина, подходит, и обняв, горячо целует. Потом чуть отстраняется, кладёт руку на мой живот, и говорит:

— Сохрани ребёнка, не дай богиня я узнаю, что ты с ним что-то сделала, я лично за тобой приду, всё поняла, дорогая?

И всё это с тёплой улыбкой на лице. Ага, сама то своего ребёнка ни в грош не ставит, даже ненавидит, а ещё советы раздаёт, тоже мне — мамаша выискалась. Молчу уже, что для дроу, принести в жертву на алтаре представителя другой расы — как нечего делать. Видимо что-то прочитав у меня по глазам, она говорит:

— Пока он не родился — это дар, пойми это и смирись.

— А после? — Спрашиваю я, чувствуя даже через кольчугу, как она гладит мой живот.

— А после как получится, но до этого момента — самое дорогое что есть на свете. — Она целует меня в щёку, продолжает: — Так что, когда всё случится, и появится свободное время, заезжай ко мне, погостишь пару дней, обещаю не убивать.

— Я подумаю. — Серьёзно отвечаю ей.

Меня час потренировали езде, ничего сложного тут не было, так что я разворачиваюсь, и иду к загону. Он больше напоминает пещеру в скале. Взбираюсь на здоровую чёрную зверюгу, выгоняю её на улицу. Чуть отъезжаю от дома. А это оказался именно дом — огромный, сложенный из камня, но дом. Не оборачиваюсь, смотрю на небо и вижу звёзды. Самые настоящие звёзды. Да, я знаю, что это лишь какие-то камни, кристаллы, и мох на своде огромнейшей пещеры. Но отсюда, издалека, они как россыпь звёзд на ночном небе.

— Тебе удобно? — Спрашиваю впереди сидящую Шарайс.

— Да… — Неуверенно говорит девочка.

Я разгоняю ящера, и начинаю удаляться от дома, хозяйка которого меня спасла, и многому научила. А главное — какой бы она не была, я смог рассказать ей свою тайну, и она не оттолкнула меня. Да, возможно она сумасшедшая, немного сдвинутая, но это всё второстепенно. Мне в любом случае стало легче.

Мы уезжали все дальше, а в сумке у меня лежала грибница и инструкция по приготовлению лекарства от чумы.