Широкие горизонты

Начальник земснаряда вошел в кабинет Горина как раз в тот момент, когда главный инженер заканчивал докладную записку в министерство о результатах замыва русла Дона. Горин кивнул на стул и, извинившись, продолжал быстро писать. Потом вдруг, искоса взглянув на Михайлова, положил ладонь на бумагу.

— Вам небезынтересно, слушайте, Виктор Иванович. Мы уже, так сказать, подвели общую черту, — сказал Горин, показывая глазами, чтобы Михайлов подвинулся ближе.

Он прочитал вслух несколько фраз, в которых техническим, кратким, почти командным языком приказа излагались поистине блистательные итоги трудового подвига коллектива гидромеханизаторов.

Михайлов, вынув блокнот, записал поразившие его цифры.

…Старое русло Дона было закрыто значительно раньше намеченных сроков. Проран в каменном банкете вместо предполагавшихся тридцати пяти часов закрыт всего лишь за восемь, а замыв русловой части плотины строители закончили не к 26 сентября, а 23-го, когда земляная гряда вышла из воды по всей ширине насыпи. 150 тысяч кубометров песка, которые уложили здесь земснаряды, образовали сплошную широкую полосу суши в том месте, где еще два дня назад бурлили глубокие воды Дона.

— Теперь с чистой совестью обрадуем Москву, — сказал Горин.

— А все-таки удивительно как быстро. Почему? — спросил Михайлов.

— Да как сказать… — Горин задумался. — С перекрытием рек всегда у гидротехников случалось множество неприятностей, иногда срывы, так что на этот раз подготовились с огромным запасом строительных мощностей. Да и у нас не бывало раньше такой могучей техники, такого размаха и организации работ и такого чудодейственного, слитного с новой техникой энтузиазма людей. Я думаю, в этом и объяснение тому, что жизнь поправила осторожные расчеты.

— Хорошо это у нас получилось, — сказал Михайлов. — Просто душа поет, как подумаешь!

— Да уж получилось, так получилось замечательно, Виктор Иванович! — сказал Горин и, подняв со стола лист докладной записки, еще раз, не торопясь и с удовольствием, прочитал ее вслух.

Выйдя от Горина, Михайлов забежал на минутку в диспетчерскую поговорить с Верой Степановной. Она сидела в конце продолговатой комнаты у стола с телефонами и рацией, склонив гладко причесанную голову над большим листом миллиметровки, озаглавленным «Суточный рапорт работы всех земснарядов».

Это была своего рода оперативная карта стройки, где каждая клеточка, взвешенная во времени, равнялась пяти минутам, и каждые пять минут диспетчер мог оценить «боевую обстановку» на всех участках.

Сменные диспетчеры негласно соревновались между собой, кто больше запишет «кубиков», и поэтому Михайлов первым делом взглянул на нижний угол «рапорта», где отмечалась выработка за смену.

— Все смотришь, не обогнал ли кто? Комсомольцы — гордый народ. Ваше второе место пока незыблемо, — улыбаясь, сказала Вера Степановна, показывая Михайлову график выработки его земснаряда.

Потом Михайлов зашел к Нине Щербаковой, недавно избранному комсоргу главной конторы. Он пришел сюда посоветоваться по общественным делам.

— Не знаю, где подзанять время, — суток определенно не хватает, — признался он комсоргу, когда они заговорили о проведенном недавно на участке комсомольском рейде.

Рейд этот был организован комсоргом участка Хаустовым, старшим механиком Акуском и багером Кононенко, которые в ночную вахту побывали на соседних земснарядах, обнаружили там неполадки, о чем рассказали на общем собрании комсомольцев и выпустили боевой листок.

— Хороший почин, — сказала Щербакова. — Надо будет нам побольше привлечь к этим рейдам комсомольцев, а итоги освещать в газете стройки и корреспондировать в областную печать.

В комнату вошла девушка, секретарь конторы, и спросила Михайлова, видел ли он уже новый приказ заместителя министра, в котором говорится о комсомольском земснаряде.

— Нет, не видел. А где он? — живо заинтересовался Михайлов.

— Копии разослали по участкам, а вот он, оригинал, — сказала девушка. — Хотите посмотреть?

— Да, конечно, — кивнул головой Михайлов и быстро пробежал глазами текст приказа.

Это была приветственная телеграмма, в которой министерство поздравляло коллектив 1-го участка с успешным окончанием намыва карт в счет плана года.

— Что ж, постараемся оправдать доверие! — сказал Михайлов, улыбнувшись и отдавая телеграмму секретарю. — До зимних морозов намоем всю плотину.

Как-то ночью переходили мы вместе с Михайловым через старое русло Дона. Это был знакомый район «битвы на проране», но там уже не было эстакады, и мы перешли на левый берег, как и предсказывал Горин, «по суше», по твердой земле намытой насыпи.

Сокращая путь, Михайлов поднялся на железнодорожный мост, перекинутый над рекой. Он широко шагал, светя фонарем по деревянному настилу около перил, и все время посматривал вниз, на стройку. Земля под нами пылала густыми гроздьями огней. Темное небо, усеянное звездами, меркло по сравнению с землей, залитой светом, и казалось, что небо и земля поменялись местами.

Внизу по новому руслу сильно и вольно катил свои волны темно-серебряный Дон, а там, где был котлован, в оправе высоких фонарей на берегу, отражая в зеркальной глади зубчато-огненный силуэт плотины, лежало озеро гигантским сверкающим алмазом.

Казалось, стройке нет конца — световой пунктир ее границ тянулся далеко-далеко к горизонту. Оттуда, снизу, от степи и воды, тянуло радостным, подмывающим сердца ощущением необычайной шири и простора. Трудно передать всю величественность, поэзию и красоту ночной панорамы гидроузла… Как зачарованные, стояли мы на мосту, чувствуя легкое кружение в голове не то от высоты, не то от светлого и окрыляющего восторга.

— Помнится, говорил я экипажу: вот как закончим Волго-Дон, — тихо сказал Михайлов, — и поплывет армада наших земснарядов вверх по Цимлянскому морю, потом по судоходному каналу в Волгу, а затем в Волгоград или в Куйбышев. Это я говорил, когда мы только-только начинали здесь. Сколько же прошло времени? Меньше двух лет! А сейчас вижу: ведь это же не мечта, — это будет завтра.