Ночной штурм

Когда Михайлов вышел на берег своего карьера, земснаряд уже работал, и световой его контур, создаваемый многочисленными огнями на палубе и мачтах, дрожал на темной глади воды. Судно гудело и тряслось, точно порываясь рвануться вперед, сорвав державший его якорь.

Михайлов подошел к самой воде и крикнул, сложив ладони рупором, чтобы ему подали лодку. Потом ему пришлось повторить свою просьбу, потому что его голос тонул в шуме работающих моторов. Наконец кто-то пробежал по палубе, светя себе под ноги карманным фонарем, и прыгнул в лодку. Гребец быстро замахал веслами, но скоро наткнулся на мель и, чертыхаясь во тьме, пытался, встав во весь рост, оттолкнуться веслом. Когда лодка вошла в полосу света, отбрасываемого прожектором земснаряда, Михайлов в полусогнутой длинной фигуре гребца узнал багера Кузнецова.

«А ведь сегодня не его смена, — подумал Михайлов. — Значит, не утерпел, пришел-таки на судно».

Лодка врезалась носом в песчаную отмель, и Михайлов, сев на весла, быстро погнал ее к земснаряду.

— Что у нас, Валерий Борисович? Начали? — спросил он.

— Да, да, уже звонили с карты, пульпа отличная, отличная! — с удовольствием растягивая букву «о», проговорил Кузнецов. — Подготовка сказывается.

Михайлов в темноте скорее почувствовал, чем увидел, какая довольная улыбка сияла на лице багера.

Поднявшись на судно, Михайлов вместе с Кузнецовым вошел в багерскую. За пультом управления стоял Супрун.

Михайлов взглянул на приборы. Фреза рыхлителя углубилась в грунт, земснаряд набирал густую и мощную струю пульпы, и черная стрелка вакуумметра дрожала около цифры три атмосферы. Лицо Супруна, обычно спокойное, выражало сейчас внутреннюю сосредоточенность и напряжение.

— Как она идет, Володя? — спросил Михайлов. — Как наш снаряд дышит?

— Хорошо он дышит, — сказал Супрун, — ровно и чисто.

В багерской появился старший механик. Михайлов вспомнил, что Акусок болен. На днях пришлось буквально прогнать его с судна в поликлинику. Акусок, правда, побывал у врача, но, получив бюллетень и порошки, вернулся на земснаряд. Полежав немного у себя в каюте, он шел к Михайлову с новым предложением относительно какой-нибудь «переборки» мотора или прочистки рабочего колеса насоса.

— Да я не пойду с судна! Ну, не гоните меня, Виктор Иванович, — бурчал он себе под нос в ответ на уговоры Михайлова. — Ведь работы так много! А что с гриппом, так я его сломаю сам. Полежу вот в каюте.

Акусок так и не пошел домой, и сейчас, глядя на его кудлатую черную голову, горящие живым любопытством глаза, Михайлов не мог приказать ему уйти из багерской.

— Виктор Иванович! — сказал Акусок, приглаживая взлохмаченные волосы. — А ведь мы гоним куда больше проектной мощности. Вот что значит выжимать технику до дна!

Сделав быстрые расчеты, Михайлов убедился, что механик прав. Земснаряд подавал в русло Дона намного более 300 кубометров пульпы в час, значительно превысив, таким образом, проектную мощность, зафиксированную в его техническом паспорте.

— Вот если так будем держать, Володя, — сказал он Супруну, — то дадим за ночь пять с половиной тысяч кубометров. Это прекрасная цифра.

— Это только за одну ночь, а вся суточная норма у нас четыре тысячи триста, — вставил Кузнецов. — Замечательно!

— Да, а что это доказывает, товарищи? Разве это не доказывает, — продолжал Михайлов, — что так можно работать каждый день. Вот хотя бы начиная с сегодняшней ночной вахты.

Супрун одобрительно кивнул головой. Он работал уже несколько часов, не чувствуя усталости, но когда Кузнецов попросил его позволить на несколько минут стать к пульту, он сказал, что передохнет, и уступил товарищу место. Потом Кузнецова сменил Михайлов, Михайлова — Акусок.

Время от времени Михайлов звонил по телефону диспетчеру главной конторы. Туда, в штаб гидромеханизации, сходились все нити управления большим флотом земснарядов.

— Вера Степановна, — взволнованно дыша в трубку, спрашивал Михайлов, — ну, как соседи?

— Успокойтесь, вы идете в числе первых, — сообщил диспетчер. — Темпы сегодня небывалые. Все земснаряды работают на полную мощность. Я вот сужу по тому, сколько они забирают электроэнергии, — просто уйму! По-моему, назревает рекордная выработка.

— Ну и отлично, Вера Степановна!

— Вот она говорит — в числе первых, а надо бы самыми первыми, товарищи, — передавая разговор с диспетчером, говорил Михайлов. — Значит, надо работать еще лучше.

Потом на земснаряд несколько раз звонил Горин. Главный инженер вместе с другими руководителями главка неотступно находился у командного пункта на проране.

— Каменная насыпь все выше поднимается из воды, — быстро говорил Горин, не ожидая вопросов начальника земснаряда. — Можете информировать весь экипаж. Дон уже не переливается через край, а только просачивается сквозь расщелины в камнях. Теперь нам легче замывать русло. Ваши пульповоды подают хороший грунт. Держать тот же темп!

— Есть держать тот же темп, Михаил Андреевич! — в тон приподнятому настроению инженера радостно отвечал Михайлов.

В напряженной работе незаметно пролетела ночь. Михайлов находился еще в багерской, когда на горизонте начала проявляться первая полоска рассвета. Вскоре светлые лучи, словно съедая густо-темную синь воздуха, озарили все огромное степное небо.

Предутренний холодок мелкими булавочками колол кожу, и в знобящем его дыхании уже чувствовались первые жесткие заморозки подступающей зимы.

Михайлов вышел на палубу. Земснаряд всю ночь работал без остановки, и впереди его носа на крутом берегу карьера зияла большая грушевидная выемка. Там уже плескалась вода и самопроизвольно, в поисках устойчивой конфигурации, продолжала крупными глыбами обрушиваться почва.

Михайлов несколько минут молча смотрел на эту маленькую лагунку, наглядное свидетельство мощи труда гидромеханизаторов, и потом широким жестом руки, в котором чувствовалось гордое удовлетворение, показал на эту лагунку Супруну.

Ушел спать окончательно обессилевший Акусок, отдыхал Кузнецов, уже на смену Супруну пришел в багерскую Кононенко, а Михайлов все еще стоял на борту судна и смотрел, как медленно и величаво всплывает над новым руслом Дона утро нового ясного дня и подымается в небо торжественное и ярко-багровое огромное степное солнце.