Битва на проране

Битва с Доном на проране началась 21 сентября, когда вода заполнила весь котлован и поднялась в нем на один уровень с зеркалом старого русла реки. Настало время «разбирать» временную земляную перемычку, отделявшую вошедший в котлован Дон от вольного простора его вековой поймы.

Два больших земснаряда приблизились к перемычке со стороны русла и приступили к размыву дамбы. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы создать необходимые быстрые темпы «разбора» перемычки.

Дон тем временем не ждал. Он подступал теперь уже с обеих сторон, грозя залить волнами этот искусственный перешеек. Сейчас каждый час был дорог, каждый час решал успех всего гидротехнического замысла.

Во второй половине дня из оперативного штаба стройки последовал приказ: земснарядам отойти в сторону, а бульдозерам «протаранить» несколько прорезей в теле перемычки. Это было своевременное и смелое решение. Спустившись к самой воде, бульдозеры начали постепенно прорезать дамбу узкими сквозными проходами. Вслед за бульдозерами сюда начала входить вода, которая размывала грунт и расширяла прорези.

На месте перемычки образовалось нечто вроде речной дельты с десятками отдельных перекатов и рукавов. Рукава с каждым часом становились все шире и глубже, пока, наконец, не слились в один мощный, бурный и стремительный поток.

В это же время в другом конце стройки, там, где главная земляная плотина подходила вплотную к реке, готовилась другая, еще более ответственная и трудная операция — закрытие каменным банкетом старого русла Дона.

Просторная и обычно малолюдная площадка 4-го строительного района, примыкающая к самому берегу, неузнаваемо преобразилась.

Весь район был опоясан кольцевой двухкилометровой дорогой, пересекавшей Дон понтонным мостом и специальной эстакадой, соединявшей каменные откосы банкета.

На большом участке этой дороги по правому берегу цепочкой выстроились сто двадцать самосвалов, в тылах района высились крутые насыпи, целые горы камней, приготовленные для погрузки на машины.

Головные машины этого автотранспортного конвейера подъехали к центральной площадке и замерли около въезда на эстакаду, где толпились сейчас сотни строителей, гостей, делегатов от соседних колхозных станиц. Они разгуливали около деревянного белого домика с терраской — командного пункта 4-го стройрайона, вокруг небольших эстрадок для двух духовых оркестров, около буфетов и мощных репродукторов, транслирующих Москву.

Весь берег пламенел красивыми полотнищами и огромными цветными транспарантами с призывными, волнующими словами, обращенными к строителям:

«Товарищ, гордись участием в историческом перекрытии Дона!», «Направим Дон по пути, указанному советским народом!», «Перекроем русло Дона за тридцать пять часов!»

Тридцать пять часов! За это время непрерывно нарастающая каменная насыпь на дне реки должна была остановить стремительный водный поток. Подсчеты показали, что промедление на перекрытии Дона могло стать равносильным катастрофе: Дон постепенно разнесет каменный барьер и вырвется на свободу. Старые проектные сроки закрытия Дона за семьдесят шесть часов были сокращены более чем в два раза.

К тридцатипятичасовому штурму цимлянцы готовились долго и тщательно, учитывая всю ответственность и новаторский характер предстоящих работ.

Оперативный штаб стройки создал в 4-м строительном районе около пятнадцати специализированных служб: связи, наблюдения за рекой, определения роста подводной части насыпи и скоростей течения, транспортной, диспетчерской и т. д.

Вся трасса круговой дороги была оборудована телефонными пунктами, за каждым участком закреплены прорабы, отвечающие за порядок и четкость работ.

В полную боевую готовность было приведено все сложное, продуманное до мелочей, вооруженное самой передовой техникой строительное «хозяйство» правого берега.

Последние приготовления были закончены на исходе дня. То и дело налетал холодный, знобящий ветер. Выглядывало на минуту солнце и тут же скрывалось за густыми тучами, и тогда сразу резко темнела бурная донская вода, рабочие надели куртки и ватники.

Виктор Михайлов пришел на командный пункт района по магистральному пульповоду своего земснаряда и теперь в последний раз осматривал русло реки, куда его судно должно подавать пульпу. Недалеко от эстакады виднелось шесть длинных «усов» — шесть длинных трубопроводов, стальные черные жерла которых, точно дула пушек, нависли над крутым берегом.

Несколько земснарядов, готовясь к работе, уже «прокручивали» свои машины, и в реку выливались толстые черные потоки жидкой земли.

Михайлов присел отдохнуть на камни около самой воды.

Над степью уже плыли сумерки. Ветер усилился, срывая пену с бешено ревущей реки, и в воздухе повеяло холодом.

— А погода-то плачет по старому Дону! — сказал Михайлов. — Видите наши мортиры? Шестьдесят тысяч кубометров земли в сутки. Это мы обрушим в Дон чуть выше каменного банкета. И превратим воду в сушу.

Он недолго просидел на месте, вскочил и побежал осматривать деревянную эстакаду над прораном, проезжее полотно которой через каждые два-три метра зияло квадратными отверстиями для сброса камней.

Михайлова интересовало все. Он спустился к наблюдательному мостику, проложенному около самой воды, где девушки-гидрологи измеряли скорость течения и глубину реки. Хотя значительная часть Дона шла уже новым руслом через плотину и котлован, здесь, в этом втором рукаве реки, воды еще было много и глубина Дона была около трех метров. Еще могучий и не укрощенный, он бурлил около высоких деревянных клетей из толстых бревен, так называемых «ряжей», служивших опорами для моста эстакады.

На установке этих ряжей в свое время отличились молодые водолазы конторы гидромеханизации Сергей Веселовский, Александр Назаренко, Михаил Лесин, работавшие под водой, когда сжатый с двух сторон Дон несся со скоростью четырех метров в секунду. В условиях необычайно сложных, в холодной осенней воде, при сверхбыстром течении, герои-водолазы засыпали ямы, разравнивали площадки, укладывали каменные постели для опор эстакады.

Руководители оперативного штаба были заняты сейчас последними подсчетами расхода воды и скоростей течения в районе банкета. Перемычка у отводящего канала не была до конца размыта, и поэтому уровень Дона у банкета был еще высок. Надо было точно определить час начала работ.

То напряженное и творческое волнение в ожидании окончательного решения, которое царило в маленьком домике оперативного штаба, точно по каким-то незримым нитям передавалось всем строителям. Люди, ожидавшие на берегу, то и дело подбегали к реке, вглядывались в ее кипящие волны, спорили, что-то подсчитывали в блокнотах, нервно поглядывали на часы.

Среди гостей заметно выделялась группа стариков казаков. Седобородые деды и среди них самый старший — стодесятилетний Герасим Васильевич Сиохин в сопровождении нескольких станичников подошли к Дону.

Уже совсем стемнело, по обеим берегам реки вспыхнуло зарево огней. На площадке засверкали сотни электролампочек. Десятки прожекторов, выхватив из темноты эстакаду, осветили на ней каждую балочку. В сияющем мощном потоке света Дон казался серебряным.

Сиохина подвели к самым перилам терраски. У ног его еще шумела река, на берегах которой старый казак прожил более чем вековую жизнь.

— Видишь Дон, Герасим Васильевич? — взволнованно и нежно спросил кто-то.

Старик помолчал, подняв руку к глазам.

— Вижу, вижу, блестит. Дела-то какие великие творите, ребята, славные дела! — сказал он, смахнув невольную слезу.

Потом он долго еще, бережно поддерживаемый под руки другими стариками и погруженный в свои думы, молча стоял у перил терраски и смотрел на Дон, на стройку, на людей, казалось, перевернувших все кверху дном на привычных степных просторах.

…Наконец около семи вечера из радиорупоров раздалась долгожданная команда начальника строительного района Резчикова: «Товарищи, займите свои рабочие места! Через пять минут начинается перекрытие Дона!»

Потекли последние минуты ожидания. Казалось, напряжение достигло крайнего предела. Шоферы ста двадцати машин завели моторы, и воздух наполнился густым гулом. Где-то вспыхнули дополнительные прожекторы. В потоке света эстакада казалась белой, точно выточенной из кости. Вокруг стало светло, как днем.

— Внимание! Внимание! — командовали по радио, — Начинается перекрытие Дона. Первые четыре машины — марш!

Грянула музыка. Рывком тронулась первая машина и под гром аплодисментов въехала на мост. Она остановилась у последнего люка в настиле эстакады; к ней пристроились еще три самосвала. Раздалась команда, одновременно поднялись вверх кузовы, и грохочущий поток камней полетел в воду.

Камни падали с таким шумом, точно на дне Дона рвались мины. Не успел последний самосвал первой четверки съехать с эстакады, как на нее въехали новые машины. И снова затяжной грохот, и снова высокие всплески воды. А тем временем машины, выехавшие на залитую светом трассу, уже летели по кольцевой дороге, чтобы в тылах стройрайона быстро загрузиться десятками тонн камней.

Могучий автоконвейер пришел в движение. Он работал с отличной слаженностью. Когда же на мосту случилась первая маленькая авария — заглох мотор у одного «МАЗа», рабочие в несколько минут вытолкнули машину с эстакады, с дороги ее тут же оттащил в сторону трактор, и поток машин продолжал движение, не теряя своего высокого темпа.

На Дон обрушился почти непрерывный каменный дождь. Но река сдавалась не сразу. Было слышно, как Дон яростно тащил за собой тяжелые глыбы камней, как он, рыча и захлебываясь пеной, старался разбить преграду.