— Алло, Каргин! — кричал Никаноров, зажимая ладонью трубку и крепче упираясь ногами о качающуюся палубу. — Мы зажгли лампы. Как идет килька?

Водолаз с глубины шестнадцати метров отвечал глуховатым голосом:

— Идет, Иван Васильевич, густо, хорошо, прямо потоком!

— Зажгли одну красную лампу, как сейчас? — продолжал Никаноров.

— Рыба от красной переходит к белой лампе.

Эти наблюдения помогли создать килечным косякам световую дорожку из глубин моря на палубу сейнера.

Было любопытно, что килька совершенно не пугалась громоздкого скафандра, не боялась водолаза, взмахивавшего руками и кричавшего в телефон. Человек оказывался в самой гуще плотного серебристого скопления рыб, казалось, тысячами глаз смотревших на него.

Привлеченная не столько светом, сколько самой килькой, к насосу подходила и крупная каспийская селедка, в качестве «прилова» тоже оказываясь на палубе. Не случайно, один из сотрудников ВНИРО, Борис Игнатьевич Приходько, изучает на этом судне «отношение» к световым раздражениям селедки и некоторых других рыб.

Вскоре водолаз Каргин сообщил по телефону, что к нему подплыл большой тюлень, затем другой, третий. Целое стадо морских животных начало кружить вокруг горящих ламп.

Тюлени, если их не трогать, не нападут на человека, но водолаза, висевшего на канате, подводными течениями все время носило из стороны в сторону, и он мог нечаянно ударить морского зверя ногой или рукой.

— Ты не боишься, Каргин? — спросил Никаноров с палубы сейнера.

— Не боюсь, но стараюсь не зацепить, а то ведь когда озлится, как собака, кусается, — крикнул водолаз.

— Ты осторожней, еще порвут тебе костюм, — предупредил Никаноров, который тревожился за Каргина и вместе с тем не мог без улыбки представить себе, как водолаз крутится сейчас под дном судна в центре живого столба рыбы и тюленей.

Но все обошлось благополучно. Когда Каргин поднялся на палубу, она была буквально завалена килькой.

Никаноров сделал подсчет: за пять минут рыбонасос выбрасывал до ста двадцати килограммов рыбы. Это был уже промышленный улов, но ученые, не удовлетворяясь этим, решили продолжить опыты.

— Мы считаем, что традиционно привычные орудия лова, разного рода сети со временем отомрут, — сказал Иван Васильевич. — Их должна заменить комплексная механизация, основанная на высшем технологическом принципе — конвейере.

Рыбонасос — одно из таких орудий. И, конечно, подобная механизация рассчитана на иную организацию труда, на крупные механизированные рыболовные суда и такой же мощный приемно-транспортный флот.

— Вот к чему мы стремимся, — заключил Никаноров. — А дело это исключительно увлекательное и перспективное. Ради него стоит работать.

…В этот день с утра выдалась ясная тихая погода, в море почти не было зяби. У бортов базы толпилось особенно много судов, а на палубах необычно много рыбаков, которые то и дело заходили в каюту Вишневецкого.

Приподнятое, веселое настроение чувствовалось во всем. Гремела музыка из репродукторов, молодежь танцевала на верхней палубе.

В полдень Вишневецкий получил последнюю сводку и тут же подписал радиограмму в Астрахань — рапорт о выполнении плана. Корабельный радист, вызванный к начальнику экспедиции, принял этот листок бумаги с торжественным, сияющим лицом, словно это был дорогой подарок ему самому, и поспешил к передатчику.

— В последнюю неделю ловили по двенадцать тысяч центнеров в сутки, — сказал Вишневецкий. — А в будущем сезоне добудем намного больше. Берем разбег на крутой подъем.

На флагманском судне подняли флаг. База оповещала флот экспедиции: «Государственный план выполнен!» И тотчас на мачтах сейнеров, буксировщиков, рыбниц, рефрижераторов, над палубами плавучих заводов и холодильников взвились разноцветные гирлянды флагов и вымпелов.

Весь день бухта сияла необычным убранством, и легкий ветер трепал шелковые полотнища на мачтах, пока сумерки не легли на море, и оно вновь озарилось огнями уходящего на лов флота.