Ледоход
Волга тронулась после полудня 26 апреля. Сначала было несколько коротких подвижек. Ледовые поля с густым треском проползли немного вдоль берега, наткнулись на преграду верховой перемычки и здесь, точно обессилев в первом приступе, остановились. Часам к 12 солнце нагрело воздух, подул ветер, сдвинув с места приподнятый водой ледовый покров, и Волга тихо и плавно тронулась по всему простору своего огромного русла.
Этот долгожданный миг, по которому уже истосковались на стройке, в котловане так никто и не заметил. Все так же крутились стрелы экскаваторов, с упругостью мячика высоко подпрыгивали цилиндрические бойки копров, заколачивающих в перемычку вторую стенку шпунта, все так же вереницей шли тяжело нагруженные самосвалы и грохотал камень, сбрасываемый на дамбу, чтобы еще на несколько метров приподнять ее гребень. Но ледоход начался, и вместе с ним стройка входила в новый этап своего весеннего бытия.
Известие о ледоходе пришло в штаб района продолжительным, настораживающим телефонным звонком, в трубке чей-то захлебывающийся от волнения голос повторял только одно слово: «Пошла! Пошла! Пошла!»
— Телефонистка, вы слышите? — спросил Оглоблин, рассмеявшись.
Уже через час ледовые поля, точно взяв разбег, пошли сплошным массивом. Проплыли мимо части разрубленных дорог, по которым несколько дней назад ездили. Сейчас еще виднелись рубчатые следы автомобильных шин. Срезанные первым натиском, двигались мимо перемычек полузатонувшие стволы деревьев, бревна, покосившаяся будка и брошенные кем-то старые сани.
Но за этими знакомыми полями надвигались сверху огромные ледовые массивы. Оглоблин, закончив диспетчерское совещание, заторопился к реке, где на перемычке заранее был оборудован деревянный домик с телефонами и рацией — своего рода боевой наблюдательный пункт над Волгой.
Все, что решалось сейчас на переднем рубеже перемычек, все, что делалось в эти несколько тревожных, кипучих и необыкновенных дней, было подготовлено исподволь и заранее по плану, глубоко продуманному в штабе строительства. Теперь этот общий замысел, поражавший смелой новизной, пожалуй, высокой романтикой и энергией борьбы со стихией, начал приводиться в действие.
Чтобы ослабить натиск ледовых полей на защитные барьеры перемычек, еще за неделю до вскрытия реки на четырех аэродромах были забазированы специальные самолеты. Встречая лед еще на дальних подступах к району стройки, авиация по первому сигналу штаба готова была с воздуха дробить большие ледовые поля.
Затем на ближних рубежах Волга попадала в зону густого минометного огня от батарей, расположенных на берегах. И, наконец, с теми ледовыми полями, которым удалось бы прорваться к самым перемычкам, как говорится, в рукопашный бой должны были вступить отряды взрывников, днем и ночью дежурившие на каменистом выступе перемычки.
Но и это было не все. Еще в самом начале весны огромная ледовая площадь Волги, примыкающая к району стройки, была разбита на квадраты и секторы и предварительно заминирована. Это делалось для того, чтобы в начале подвижки разбить массив на ряд полей, ослабить его силу и монолитность сотнями глубоких рваных лунок. Именно здесь в результате массовых подрывов льда река должна была скорее всего очиститься, образовав свободный водоем, огромную «майну», как говорили строители.
Это большое озеро во льду служило как бы широкой водной дорогой для тех ледовых массивов, которые, минуя перемычки, будут устремляться вниз по течению. Еще в Жигулях все выглядело по-зимнему, а на белом просторе реки и в штабе стройки, в горах и на аэродромах можно было видеть строителей, как бы проводивших рекогносцировку местности; они словно перед боем готовились к ледовому натиску Волги.
С правого высокого берега были особенно хорошо видны белоснежная Волга и черные фигурки взрывников, копошащихся у небольших бугорков разрытого льда. Люди стояли на льду, выстроившись в длинные шеренги от берега до берега в интервале примерно ста метров — на таком расстоянии проходили линии разрывов ледяных полей. Взрывники далеко продвигались вверх и вниз по реке, и только в бинокль различались дальние кустики опознавательных знаков на месте заложенных мин.
Скоро начались взрывы. От воздушных волн в каютах земснарядов дрожали стекла иллюминаторов, и точно гром раскатывался по железной палубе судна. Звук немного опаздывал, и еще в тишине на белом поле точно расцветали желтые бутоны первого выплеска, затем темно-табачный столб дыма высоко вырывался в небо, тут же с оглушающим грохотом рассыпаясь фонтаном ледяных брызг.
Гул взрывов на Волге не умолкал все дни апреля. Но в тот памятный полдень, когда ледовые поля подошли к перемычке, все на реке дрожало от яростной, многоголосой дальней и ближней канонады. Гулкое эхо в горах множило этот шум боя с рекой, и бывшие фронтовики, просыпаясь по утрам, подолгу вслушивались в знакомые звуки артиллерийской дуэли.
Борьбой со льдом у самого опасного места, на конце искусственного полуострова перемычки, руководил инженер Михаил Петрович Романов. Он был одним из опытных специалистов по взрывным работам. На неровном плато перемычки, где у самой реки штабелями были сложены ящики со взрывчаткой, виднелись резиновые надувные лодки, багры, лопаты и прямо на плоском камне около белого паруса полевой палатки стоял телефон, находился командный пункт инженера Романова.
Первым защитным барьером на пути надвигающихся полей лежал умно и предусмотрительно оставленный невзорванным большой ледовый треугольник, упирающийся своим основанием в тело перемычки. Это был своего рода естественный ледовый таран, дробивший поля.
На чистой сверкающей бирюзою воде у продольной перемычки дежурили лодки взрывников на тот случай, если большая льдина с рваными желтыми ранами от минометных разрывов создаст затор и остановит всю Волгу.
Это произошло вскоре после начала ледохода. Два взрывника, Николай Солдаткин и Николай Мышляев, оба коренастые, широкоплечие, без кепок, с развевающимися по ветру волосами, быстро вскочили в лодку и, с трудом выгребая против сильного течения, подползли к изломанному краю застывшего ледяного поля. Солдаткин сидел на веслах, а Мышляев, вставив в заряд короткую запальную трубку, поджег папироской и, приподнявшись в лодке, резким движением бросил его на лед. Через несколько секунд воздух потряс резкий взрыв, выплеснув в небо дымную струю, скрашенную огненными прожилками.
Солдаткин и Мышляев пригнулись, спрятав головы, но их окатило холодной водой и ледовой мелочью. Поле с еще одной зияющей раной у кромки воды по-прежнему стояло мертво. Лишь несколько небольших льдин, отколовшись, поплыли вниз, сильно ударив в борт лодки и потащив за собой.
— Ох, и поработает сегодня Солдаткин! — не то сочувственно, не то с восторженной завистью закричал кто-то на перемычке.
Потом смельчаки снова подплывали на лодке к ледовой кромке, бросая пакеты взрывчатки с такой частотой, что казалось, на ледовом поле рвутся густые минные поля. Грохочущая волна разрывов раскатывалась над перемычкой. Края поля уже были густо изрыты голубыми ямами воронок, но льдина все еще не двигалась.
Тогда по команде инженера взрывники и сам Романов с перемычки спустились на лед. Солдаткин шел впереди с лопатой, быстро ощупывая снег перед каждым шагом. Одно неосторожное движение, незамеченная предательская воронка — и люди полетели бы в ледяную воду. Мышляев едва успевал вставлять детонирующие капсюли.
— Берегите головы! Внимание! Осторожно! — кричал Романов, когда взрывники отбегали в сторону.
Наконец, частые толчки раскачали ледовое поле, и оно начало медленно двигаться. Это произошло как раз в то мгновение, когда инженер был близко у берега, Солдаткин лежал на льду, а Мышляев вставлял взрывную трубку в очередной заряд. Опасность быть унесенным на середину реки нарастала с каждой минутой.
— Товарищи, скорее к берегу, вас унесет! — кричали с перемычки.
Но взрывники, казалось, вовсе не торопились. Солдаткин успел сделать еще один взрыв, и огромные льдины, наползая друг на друга с густым, хрустящим шумом, двинулись на крутой берег перемычки.
Движущийся лед занял уже всю площадь реки, когда взрывникам удалось выскочить на берег. С каждой минутой Волга набирала все больший разгон, и страшную, сокрушающую силу ледовых полей уже ничто не могло остановить.
На перемычке дыбились крутые горы торосов. Они ползли в глубь полуострова, вздымаясь все выше и выше, пока точно девятый вал ледяной волны низвергался с грохотом на камни перемычки. Это было волнующее, грозное зрелище!
Река, встретив первую преграду, обрушилась на нее с особой яростью. Но бастион из стали, камня и земли, воздвигнутый в русле реки, стоял незыблемо. Ледовые поля, ударясь о перемычку, вынуждены были отжиматься к середине реки, где у продольного шпунта льдины подхватывались быстриной и кружились здесь в гигантском кипящем водяном котле.
Через несколько часов на выступе перемычки стало тесно. Строители всех специальностей, занятые в котловане, хоть на несколько минут приходили сюда, наблюдали за бесстрашной работой взрывников, фотографировались на фоне кипящей реки, взбирались на торосы с риском провалиться в воду.
Всюду слышались восторженные голоса:
— Это впервые здесь такое!
— Пошла, тронулась Волга-матушка! Какая силища!
— Смотрите, река-то, как бульдозер! Горы льда выворачивает!
— Настоящий ледоход! Во всю ширь! Красота!!
— А перемычка-то наша стоит, как крепость!
Оглоблин с группой инженеров появился как раз в тот момент, когда тронулись ледяные поля и взрывники с зарядами в руках стояли у самой воды, готовые в любую минуту броситься на помощь.