Я в ступоре. Молодец, Астрофьев, гордись, ты смог поставить меня в неловкое положение, но что-то последнее время в данном положении оказываюсь только я. Это честно?

Ровное, сука, спокойное дыхание парня выбивает из колеи, кажется, я одна тут всё-близко-принимающая-к-сердцу персона, потому что оно совершает тысячу ударов в секунду, будто готовясь взлететь, убежать, проломить рёбра, да всё что угодно, лишь бы сбежать от такой непутёвой хозяйки. Страх того, что Кир может услышать громкие удары, которые в ушах звучат словно набатом, - громко, чётко, непоколебимо - наполняет всё тело, заставляя его сжаться. Хотя, блять, почему я ещё не в припадке?

— Мне, кажется, пора уже спать, — с запинками тяну я, не решаясь поднять взгляд на парня. Ком в горле предательски не хочет уходить, а голос никак не может выровняться.

Довольно резким движением отстраняясь от Кира, я встаю с нагретого стула, чуть ли не вылетая с балкона. Кажется, моя слабость остаётся на попечении неба и его подчинённых — звёзд.

После того случая я постаралась сократить наше общение до минимума, потому что… Да чёрт, потому что это было полностью ненормально для меня. Моральные барьеры наглухо сбило, словно пороховой пушкой, в тот момент мне казалось, что если бы не чудо, которое заставило меня отодвинуться от Кира, я бы его поцеловала или сделала ещё какую-нибудь глупость.

Вся оставшаяся неделя прошла в опции «самообслуживание», на что мама удивлялась, ведь «Кир - такой хороший мальчик, как ты могла отказаться от его помощи», и даже раз матушка залетела ко мне в комнату с наездом о том, что это я чем-то довела своего сводного брата. Влад отреагировал более адекватно — с наездом на Кирилла.

Там даже я не знала - злорадствовать мне или же молчать в тряпочку, ибо рыльце в пушку, в основном, у меня.

Но своеобразная оппозиция пошла даже на пользу. За болезнью я даже не заметила, как усердно стала заниматься, садясь каждый день за учебники. Непонятных тем становилось меньше, а вот дыра в отношениях с моим братцем становилась больше. Относительность, мать её.

В день моего выздоровления вместо обещанного кутежа на всю провинцию мне пришлось посетить больницу, чтобы показаться своему врачу и взять справку, подтверждающую то, что я в действительности была на больничном, а не в запое. Городская больница, по моему, была в родстве с Адом. Разум мимолётно шепнул о том, что в этой системе собирается работать и моя задница, денно и нощно ищущая приключений. Но всё же просидев полчаса в законной очереди, пропустив полнарода под слова «Я на минуточку», я чуть ли не зубами выгрызла справку.

Это дело мы с Лесей решили отпраздновать в ближайшем кафе, но с соком и пирожными. Под вечер я смогла вернуться домой, где застала новообращённую семью в полном составе. Маменька что-то делала на кухне, весело пританцовывая и подпевая песням восьмидесятых, Влад сидел в зале на диванчике, просматривая каналы на наличие лучшего фильма, а Кир, скрывшись в своей спальне, быстро передвигался по ней, что слышаллсь даже в зале.

— Ксюш, взяла? — поинтересовалась мама, на минуту выходя из кухни и осматривая меня, видимо, на наличие ушибов и кровоподтёков после больницы и её очереди.

— Слезами и кровью добыла, — по-рыцарски воскликнула я, громко кладя раскрытую ладонью с зажатой справкой на стол.

— Вот поэтому и нужно тебе учиться лучше: закончишь институт у нас, работать устроишься - лечить будешь, — гордо заявила матушка, уже скрывшись на кухне. Мой разочарованный вздох она не услышала, так же как и просьбы о переезде в другой город после института.

Кажется, единственным, кто понимал меня, был Влад, но и он никак не мог повлиять на решение моих родителей, поэтому просто сочувственно пожал плечами, грустно улыбнувшись.

— Мам, но ведь всё самое интересное будет именно вне города, — предприняла я попытку уломать её в очередной раз, но, к сожалению, ничего путного не вышло. Женщина появилась в кухонном проходе со смешным фартуком, повязанном на талии, и грозным лицом, буквально вещавшим о моём расстреле.

— Ксюш, вот что там может быть путного? Ты там будешь одна, никто помочь не сможет, никто не подбодрит, — делала она, как думала, убедительные выводы, загибая пальцы. — А хочешь чего-то нового, так сходи с Киром погуляй, он как раз собирался, — махнув в сторону закрытой двери спальни, матушка вновь скрылась в своей обители.

— Вот и что мне делать? — доверительно поинтересовалась я у Вольфа, который проходил по стеночке от меня, злобно шикая. Симпатией он ко мне так и не проникся.

Было обидно, что меня не поняли, что считали за ребёнка, но от этого было некуда деться. В глазах мамы с папой я навсегда останусь той малышкой в больших матушкиных туфлях и её же помадой на губах.

— Кого там мне взять надо? — удивился Кир, высунувшись из комнаты и пробегая глазами по залу. Наткнувшись на меня, обвёл внимательным взглядом, таким вот изучающим, чуть неприятным и вызывающим мурашки наперебой с холодом.

— Походу, меня, — пожав плечами, фыркнула я, не придавая особой серьёзности словам — идти куда-то с ним у меня не было ни желания, ни выдержки.

Но, к удивлению, Кир не промолчал и даже не просто вернулся в комнату, а улыбнулся какой-то странной заговорщицкой улыбкой, чуть похожей на оскал.

— Ну, так идём, — прозвучало в ответ. И этот ответ мне ой как не понравился. Взглянув в сторону парня, я ожидала увидеть толику иронии в глазах, скрытого сарказма, любой фигни, доказывающей то, что мне не нужно куда-то идти с ним, но…

Всего этого не было.

— Только подожди, я найду перчатки свои и пойдём, — твою мать. В принципе, это всё происходило именно иа-за моей мамы, чему я была не рада, мягко говоря.

Пока Астрофьев-младший копался в своей комнате, я быстро рассуждала о том, как можно уйти от такого «заманчивого» предложения, но все мысли в панике ускользали, оставляя дебильные «спрыгнуть с балкона/уйти в монастырь». Как бы первый вариант был самым интересным: подумаешь, третий этаж — не так уж и высоко.

— Стоп, перчатки у тебя, — воскликнул парень, окончательно выходя в зал. Одет он был достаточно… клубно. Идеально белая майка, поверх которой была накинута клетчатая рубашка, прекрасно смотрелись на нём, показывая в меру подкаченное тело, чёрные джинсы с прорезями на коленях и зимние белые найки, в которых он посмел ходить по квартире и даже мама ему ничего не сказала.

— Ксюша, — протянул парень, пока я стояла в некой прострации, глядя на него. Чуть махнув головой, мне пришлось согласиться с ним, бегло вспоминая, куда я могла их засунуть после нашей первой встречи. Понимание о том, что он до сих пор помнит, что давал их мне, как-то приятно разлилось теплотой по грудной клетке.

— На столе моём посмотри, — посоветовала я нагло, даже не задумываясь над тем, чтобы пойти в спальню самой. Ему надо — он пусть и идёт.

Дождавшись, пока несчастье по жизни уйдёт, я прикрыла глаза, соображая, что теперь делать и просто приводя себя в порядок.

Вдох, раз.

Там будут люди, и я просто не смогу совершить глупость. Удивительно, но при посторонних я могла на автомате отвечать нагло, даже не задумываясь о правильности — мой автопилот меня никогда не подводил и часто выпутывал из странных ситуаций.

Вдох, два.

Я не могу сделать глупость со сводным братом. В тот вечер меня просто доканывали воспоминания, да и звёздное небо создавало нужную атмосферу, так что всё можно свалить на случай. «Случай был и на Ленкиной вечеринке», - подсказывает внутренний голос, заставляя зажмуриться чуть сильнее.

Вдох, три.

Я справлюсь, потому что не глупая и смогу вовремя себя остановить, даже в чрезвычайном случае.

Когда я раскрываю глаза, достаточно уже успокоившись, Кира всё ещё нет в зале, поэтому приходится пойти на его поиски. Вряд ли он нашёл в моём шкафу Нарнию и провалился в неё, или же отыскал спрятанный портал, отправившись на неведомые приключения.

Быстро достигнув спальни, я одним нажатием ладони на ручку открыла дверь, входя внутрь. Кирилла нашла, даже не зная, хорошо это или не очень. В его руках был квадратный лист бумаги, слегка помятый. Такие есть в моём альбоме, который я беру для зарисовок.

Стоп.

— Кто тебе разрешил брать мои вещи? — чуть громче, чем следовало, спросила я, подходя к нему и пытаясь вырвать портрет. Сколько раз говорила себе: выкинь его, порви, сожги, главное — избавься, но нет, мне было дорого.

Этот гавнюк, рискующий вскоре стать моим сводным братом, поднял руку, к которой держал листок, из-за чего я тщетно прыгала вокруг него, словно ребёнок перед ёлкой, в надежде достать до желанной вещи.

— А разве модель не имеет права обладать своим портретом? — нагло поинтересовался он, слегка улыбнувшись. Не теряя надежды, я продолжала прыгать, цепляясь руками за его шею, волосы и даже предплечья, но всё было тщетно.

— Какая ты модель? — рыкнула, топнув ногой в угрожающей, как планировалось, позе.

— Эта, — прищурился Кир, слегка наклоняясь ко мне и показывая свой портрет с моими инициалами в правом нижнем углу. — Мне чисто интересно, когда же ты это нарисовала? — мне кажется, или в его голосе появилась толика удивления и восхищения?

Заметив, что говорить ему я ничего не собираюсь, старший щёлкнул меня по носу, в который раз добивая разницей в росте, а ведь раньше даже не акцентировал внимания!

— Колись, тогда отдам, — выдвинул свой ультиматум он, поглядывая на меня из-под ресниц. Складывалось ощущение, что над всей этой ситуацией главный лишь он — Кирилл Астрофьев, а я лишь неудачно попавшая в ловушку девушка.

— В первую встречу, — слегка нахмурившись, пробурчала я, оставляя все потуги добыть листок.

Через минуту на мой стол аккуратно приземлился портрет, а Кир, чуть наклонившись, тихо прошептал, опаляя горячим дыханием кожу, от чего та в миг покрылась предательскими мурашками: